22
МАЛО ОГНЯ
И вот я здесь, в доме, который построил дед, наедине со своими мыслями и сорняками, пытаюсь восстановить душевное равновесие, найти у себя точку G и завести мотор моей тонущей подводной лодки. Я здесь не одна, рядом мои родители и Сонька. Я не знаю, что будет дальше, не хочу об этом беспокоиться, всё как-нибудь образуется. Пока я учусь радоваться каждому дню, перетряхиваю жизнь в поисках незамеченных ранее чудес. У меня никогда не было такого длительного отпуска. Все, что я тайком писала на желтых стикерах на работе – свершилось. Дочка просто счастлива, у нее куча чумазых веселых друзей. Настоящих живых дружбанов, все на велосипедах. С ними она ссорится и мирится каждый день, и ее радостные вопли слышны на всю улицу. До свидания, бледные одинокие обитатели московских песочниц, одноразовые воспитанные дети, до новых встреч. Но больше всех счастлива Матильда – у нее любовь с тощим деревенским котом. И даже не одним. Один сидит на крыше, второй караулит на заборе, третий зовет в кусты, четвертый орет на яблоне. Черт, я ей даже завидую. Даже в лучшие свои годы я не была так популярна. Или была? Не помню.
Я почти счастлива, что случился этот кризис, что меня уволили, и можно расслабиться, почувствовать лето, смотреть на закаты и подставлять лицо теплым солнечным лучам. О возвращении в Москву я думаю с ужасом. Здесь я справила день рождения, и мне уже 36. Я прекрасно понимаю, что это моя последняя попытка начать жить заново, так, чтобы можно было хоть немного себя уважать. Я как бывший заключенный, готовый отстреливаться до последнего патрона и твердящий при этом: «Я не вернусь в тюрьму». И я понимаю, почему Тот Парень придумал для человечества работу и телевизор, надо же хоть как-то структурировать народные массы, чтобы не слонялись без дела, но это не значит, что именно мне необходимо сдаться в пожизненное рабство. Я не могу больше видеть эти испуганные глаза, пасьянсы на всех мониторах (ни дня без «косынки»), слышать заискивания и постукивания. Страх, что завтра уволят, сочится из замасленных пор. Раньше павлики морозовы в кустах бузины прятались с обрезом и пачкой беломора, сейчас за мониторчиками поблескивают их бледные бдящие лица. На сталинских партсъездах все часами аплодировали, сбивая до мозолей ладони, потому что первого остановившего бурную овацию в ту же ночь забирали. Вот и сейчас та же фигня. Это страх у нас в генах и его не вытравишь. Все сидят до упора в своих креслицах на колесиках, оплывают жирком с бизнес-ланчей и пряников, надежно спрятанных в выдвижных ящиках персональных тумбочек, шуршат пакетиками и ждут первого проскользнувшего к выходу. Облегченно вздохнут, засобираются суетливо гуськом, но непременно застучат ушедшего раньше времени, это у нас в крови. Половину народа в московских офисах надо разогнать. Мы столько не стоим, сколько нам платят. Мы ничего не производим. Не принимаем решений. Никто не хочет нести ответственность за маленький шаг вперед. Мое «да» - еще не окончательное «да». И я далеко не честь и не совесть офисной эпохи. Легко продавливаема, немножко продажна. Разве что не лизала выбеленные анусы начальству, но никто и не предлагал. А то можно было бы обсудить условия, я же мастер по их обсуждению.
Я наслаждаюсь деревенской идиллией. Живу день за днем. Я разваливалась на куски, но мне удалось собрать себя по частям и крепко перевязать бельевой веревкой. Не перестаю благодарить небо за чудесную возможность обрести спокойствие. Сон до полудня, жара, малина, малосольные огурцы под водочку, блины с медом, пельмени с мясом, купание в озере, созерцание камышей, стрекоз и одуванчиков, баня с березовым веником, комары и летняя гроза. Соньку местные пацаны научили прелестному слову «жопа». Копаю, сажаю, пропалываю. Прочесывая картофельное поле, разговариваю с колорадскими жуками. Отрабатываю навыки ведения переговоров. Они, правда, молчаливые товарищи, мои нежные полосатые друзья. Зато с аппетитом всё в порядке. И еще одна немаловажная деталь: их всех можно убить. Оптом. От менеджера среднего звена до серийного убийцы один шаг. Грущу по отсутствию хорошего салона красоты, в наличии есть сельская парикмахерская. Прощай мой педикюр. О, где ты, массажист с крепкими волосатыми руками? Я изредка езжу в город за интернетом и журналами. GQ в наличии нет, Esquire нет, «Собаки» нет, Плейбоя с его отличными интервью тоже нет, да чего там: нет даже «Каравана историй». Зато малаховский «Star» продается везде, грамотная у них дистрибуция. Перехожу на желтую прессу. Майкл Джексон успел умереть, бедный измученный человек. В мире происходит масса интересного, а у меня обрезаны все каналы информации, кроме телика, двух главных кнопок, остальные не ловятся, нет привычного мерцания сайтов, и от этого у меня самая настоящая ломка.
продолжение следует...