- Эмоциональный Непотизм
Одна из вещей, которая делает семьи такими важными и значимыми, - это то, что они являются центрами беззастенчивого кумовства. Мы привыкли очень негативно относиться к непотизму. Нас учат, что хорошее общество – это такое, в котором люди поднимаются и падают в соответствии со своими собственными достоинствами или недостатками-и не получают никакого рода несправедливого благосклонности от своих семей. Но, по крайней мере, в решающем эмоциональном смысле, большинство из нас на самом деле не верит в это. Мы все, в большей или меньшей степени, эмоциональные непотисты.
Исторически идея кумовства в Европе была особенно связана с Католической Церковью в эпоху Возрождения. Слово непотизм родилось, когда ряд пап взял на себя назначение своих племянников ( nipote по-итальянски), наряду с другими членами семьи, на высшие должности независимо от их талантов.
В 1534 году уже пожилой Алессандро Фарнезе был избран Папой и принял имя Павла III. Одна из первых вещей, которую он сделал, чтобы поднять своего молодого внука (также называемого Алессандро) на влиятельную и прибыльную должность кардинала. Он сделал еще одного внука герцогом одного из небольших итальянских государств, которое в то время находилось непосредственно под контролем папы. Все это было ужасно несправедливо. В этой связи непотизм представляет собой глубокое оскорбление современных просвещенных идеалов открытой конкуренции, особенно вокруг работы и карьеры.
Но мы должны признать, что идея предвзятости по отношению к родственникам обладает – в эмоциональном, а не в профессиональном смысле – также глубоко обнадеживающей и привлекательной стороной. Более того, мы все неизбежно становимся бенефициариями самого яркого, самого грубого кумовства уже сейчас. Без него мы бы сюда не добрались. Это потому, что когда мы родились, несмотря на миллионы других детей в мире, независимо от наших достоинств (на самом деле у нас их не было), наши родители и более широкая семья приняли решение заботиться о нас: посвящать огромное количество времени, любви и денег нашему благополучию: не потому, что мы сделали что – то, чтобы заслужить это – в то время мы едва были способны держать ложку, не говоря уже о том, чтобы сказать Привет-но просто потому, что мы были связаны с ними.
Непотизм – это то, что гарантирует, что серия истерик будет прощена; что неприятные черты характера будут пропущены; что мы будем поддерживаться, когда мы разглагольствуем и бесимся в предрассветные часы; что родители простят детей, которые не были особенно хорошими-и что дети с несколько разочаровывающими родителями все равно, несмотря ни на что, придут на праздники.
Из-за существования семьи у всех нас есть опыт принадлежности, основанный не на наших убеждениях, достижениях или усилиях (которые могут измениться или потерпеть неудачу), а на чем-то гораздо более чистом и более необратимом: факте нашего рождения. В мире, где наша работа, как правило, висит на волоске, где нас быстро и окончательно судят почти все, по крайней мере в наших семьях, мы знаем, что нас нельзя уволить, даже если мы не ведем особых разговоров за обедом и не потерпели сокрушительных неудач в своей карьере. Учитывая, как хрупко наше положение в глазах других людей в целом, это является источником огромного непрерывного эмоционального облегчения.
В семьях часто приветствуется пренебрежение не только к недостаткам, но и к достоинствам. Внутри семьи может не иметь большого значения, насколько хорошо или плохо вы работаете в мире денег и вне его. Дочь, которая станет судьей Высокого суда, вероятно, не будет любима больше, чем сын, у которого есть маленький киоск на рынке, продающий оригами-драконов; стальной переговорщик и требовательный босс, отвечающий за жизнеобеспечение тысяч, будет бесконечно дразниться своими родственниками за их плохой вкус в джемперах и склонность рыгать в неподходящие моменты.
Хотя непотизм действительно неуместен на работе, некоторая версия непотизма чрезвычайно важна в нашей эмоциональной жизни в целом, потому что, какими бы компетентными и впечатляющими мы ни были в определенных областях, неизбежно будет много моментов, по которым мы явно слабы – и вокруг которых нам срочно нужно, по крайней мере, несколько человек, чтобы быть надежно терпеливыми с нашими неудачами и глупостями, дать нам второй шанс, третий и четвертый и остаться на нашей стороне, даже если (со строгой точки зрения) мы действительно этого не заслуживаем. Хорошие семьи не слепы к нашим недостаткам; они просто предпочитают не использовать эти недостатки слишком резко против нас.
Как только мы определяем семью подобным образом, может произойти странная вещь: мы понимаем, что нам не нужно ограничивать понятие семьи его основными биологическими пределами. На самом деле любой, кто проявляет глубокую поддержку по отношению к нам, автоматически, в расширенном смысле, становится частью нашей "семьи" – и мы, в свою очередь, становимся членами семьи для любого, с кем мы обращаемся таким надежно щедрым образом. Вот почему высшая этическая цель остается поразительно простой по структуре, даже если она чрезвычайно требовательна на практике: стремиться относиться ко всему человечеству так, как если бы оно было тем, чем на самом деле уже является: членами одной огромной семьи.
– Знание
Члены нашей семьи, вероятно, единственные люди в мире, которые когда-либо глубоко понимали ключевые кусочки нас. Возможно, мы не всегда ладим с ними лучше, чем с другими людьми. Они могут не знать подробностей нашей нынешней дружбы или точного состояния наших финансов. Но они обладают знаниями о глубинной атмосфере нашей жизни, которых всегда не хватает другим.
Когда мы заводим новые знакомства во взрослой жизни, мы обязательно встречаемся относительно поздно в наших соответствующих событиях. Мы могли бы узнать общие очертания их детства, но мы не будем знать, каков был на самом деле курортный караван или пляжный домик, мы не поймем деталей шуток, запахов, текстур ковров, любимых продуктов питания, тончайших аспектов эмоций в обращении.
С членами семьи знание имеет тенденцию быть наоборот. Они могли не знать слишком много о нашем настоящем, и они не всегда были идеально мудрыми или умными свидетелями, но они были там - что дает им определенное преимущество в понимании того, кем мы можем быть. Отношения во взрослой жизни так часто осложняются отсутствием знаний о нашем соответствующем прошлом. Если бы мы были братом или сестрой громкой, властной фигуры за обедом, мы, конечно, поняли бы, что они все еще – в корне – пытаются быть услышанными своей невнимательной матерью. И в результате мы бы знали идеальный ответ ("я слушаю сейчас").) это мгновенно их успокоит. Или если бы мы разделили ванну с жестким требовательным главным финансовым директором, когда нам было три года, мы бы знали, что их очень строгий, инквизиторский подход (который может показаться таким отталкивающим) на самом деле был не более чем попыткой предотвратить хаос, который окружал его дома после беспорядочного развода. Полные факты сделали бы нас гораздо более готовыми простить.
В то же время именно превосходящие знания членов семьи могут заставить нас хотеть убежать от них. Прошлое, которое они должны передать, находится под угрозой сокрушения наших нынешних возможностей и препятствует нашим попыткам развиваться по-новому. И все же, получив достаточную свободу и удовлетворительное Количество чистых стартов, мы можем прийти к решительной, отличительной благодарности к нашим семьям; к тем несравненным, несовершенным, но превосходным архивариусам нашего прошлого; к тем, кто всегда был рядом.
- Безопасная Странность
Одним из надежных ужасов, но также и глубоких преимуществ семей является то, что они заставляют нас проводить время с людьми, о которых мы в противном случае никогда бы не узнали, не захотели бы встретиться или думали, что мы могли бы поладить.
Наши дружеские отношения и профессиональные связи чрезвычайно, но вредно эффективны в том, чтобы держать нас тесно связанными с определенным возрастом, доходом и идеологической группой. Мы тонко, но твердо изгоняем всех тех, кто не льстит нашему мировоззрению. В семейной жизни все наоборот. Именно из-за уникальной структуры семьи 82-летняя женщина и 4-летний мальчик могут стать друзьями или что 56-летний стоматолог и 11-летняя школьница могут иметь глубокий разговор о песне или плескаться друг с другом во время купания на пляже.
Семья создает среду, в которой есть достаточно безопасности, чтобы позволить себе встречи с радикальной странностью. А шурин введет нас в контакт с жизнью на российском алмазном рынке; в семьях, университетский исследователь, который только что опубликовал статью о цикле углерода в лесах Такаяма в Японии, получает возможность сесть за длинный обед с бухгалтером, специализирующимся на делах о несостоятельности. Семьи создают настройки, в которых точки соединения можно найти среди очевидных различий. Мы вынуждены мыть посуду с кем-то, чьи политические взгляды в значительной степени противоположны нашим собственным, но обнаруживаем, что мы глубоко согласны с тем, как правильно мыть стаканы. Мы спасаем пикник от неожиданного ливня – с тем, кто зарабатывает в 83 раза больше, чем мы, служа нашим верным помощником. Побуждаемые нашими племянниками и племянницами, мы вступаем в бой взрослых против детей с водяным пистолетом, поддерживаемый двоюродным братом, которого наши друзья отвергли бы как длинноволосого неудачника и расточителя, но который, как мы понимаем, действительно довольно красив и великолепен в обнаружении возможности для засады.
Семьи, в лучшем случае, выступают против сегрегации поколений: мы слышим политические взгляды двоюродной бабушки и сталкиваемся с убеждениями, которые были широко распространены в 1973 году. Мы получаем обновленную информацию о драмах юниорской хоккейной лиги; младший кузен мучается над школьными экзаменами и ориентировочно изучает, что они могли бы сделать после достижения 21 года; дядя недавно вышел на пенсию и пытается смириться с жизнью без работы; на похоронах бабушки с дедушкой ползает полуторагодовалая племянница – и мы временно связаны с миром смены подгузников и беспорядочного кормления ложкой.
Так часто инаковость – другие стадии жизни, другие установки, другие взгляды – предстает перед нами в хитрых обличьях, которые затрудняют нам уверенно взаимодействовать с ними. Нет ничего удивительного или внутренне постыдного в том, что мы часто неловко чувствуем себя рядом с людьми, которые совсем не похожи на нас, но наше представление о них (а следовательно, и о нас самих), к сожалению, обедняется и становится неточным. Когда семейная жизнь идет хорошо, мы постоянно сталкиваемся – на первых порах и в теплой форме – с диапазонами человеческого опыта, которые в противном случае могли бы быть представлены нам только в карикатурном и пугающем виде в течение нашей собственной жизни. В своих идеальных версиях более широкая семья делает две решающие вещи: она заставляет нас увидеть, насколько интересными могут быть внешне отталкивающие люди, если у кого-то есть шанс спуститься с ними на поверхность; и она соединяет всю длинную историю жизни, которую в противном случае нам так трудно держать в уме в закрытом настоящем.