Однажды под Новый год мы ехали с Галей на поезде в Белгород, к родителям. Попутчик у нас оказался что надо - мужик возвращался домой с вахты откуда-то с севера. И было сразу понято, что все эти несколько месяцев до следующей вахты он был намерен провести за своим единственным любимым занятием - буханием. А о том, что начать он собирается прямо в поезде, свидетельствовала внушительная батарея бутылок, торчащих из его сумки.
Под стать вахтовику оказался и другой наш попутчик. Это был ехавший на побывку в какую-то деревню солдат. Воин был совсем юн, но бравости его хватило бы на роту. И, очевидно, он очень хотел, чтобы его семья гордилась им, поэтому решил погибнуть смертью храбрых под огнём той самой водочной батареи прямо там в поезде.
Итак, у нас в распоряжении был пролетарий, рабоче-крестьянский солдат, но кого-то не хватало для полного комплекта... И тут, конечно же, нарисовался ещё и отпускной матрос. Он тоже был молод, неопытен и легко поддавался влиянию матерого вахтовика, который травил им байки из настоящей мужицкой жизни: как они медведя завалили, как они тягачи из грязи вытаскивали и, конечно, как много существует способов пить.
Местом своей ставки товарищи выбрали, разумеется, наше купе. Надо сказать, что вели они себя довольно миролюбиво и всячески старались не сильно беспокоить наш интеллигентский покой. Ну, насколько это возможно.
Мы с Галей, дабы убежать от реальности, достали книги и стали читать, хотя это было сложно. Через какое-то время чуваки отвлеклись от своего занятия и обратили внимание на нас. Началась литературная дискуссия. Очень извиняясь, они уточнили, что мы читаем. У Гали был Диккенс ("Рождественская история", Новый год же), а у меня Кундера. Немного повтыкав в эти сложные слова, любители словесности все же решили уточнить, кто или что это. А когда узнали, что это чех и англичанин, вахтовик, справедливо возмутившись, спросил: а че русских не читаете? Он явно хотел в красках описать, как богата и глубока русская литература, какой бесценный вклад в мировую культуру внесли великие русские писатели, такие как Достоевский, Толстой, Набоков, Бродский. Я по глазам, по выражению его лица видел, как он жаждет поспорить о Довлатове и поделиться своими впечатлениями о последнем (ой, простите, конечно же, не последнем, а крайнем) романе Сорокина. Он очень это хотел, но, к сожалению, ничего этого не знал. Поэтому он ещё раз спросил: русских-то чего не читаете? - но уже без особого возмущения, а лишь с грустью и горечью оттого, что не может поспорить о Довлатове и поделиться мнением о Сорокине.
А потом они пошли курить. Когда все остальные вышли, солдат подошёл ко мне и тихо, доверительно спросил: а знаешь, какая книга самая лучшая, где все-все рассказано о нашей жизни? Заинтересовавшись таких заходом, я стал перебирать в голове: "Карамазовы", Шекспир, что-то из Толстого? Библия в конце концов?
“Какая? Какая? Что это за книга?" - воскликнул я. Солдатик хитро улыбнулся, цокнул языком, всунул в зубы сигарету и прошелестел: "Устав".
Поклон. Занавес.
