«В СССР был порядок», - такова основная боевая мантра красных реваншистов. Те, кто либо не помнит, либо не желает знать правду о советских временах, уверены в том, что в СССР порядка было больше, а преступность была ниже, чем в постсоветской России.
Однако в СССР никакого порядка, стабильности и безопасности граждан не было и в помине. В 1920-е годы - время разгула послевоенного бандитизма и хулиганства. В начале 1930-х, на фоне ужасов коллективизации и индустриализации, страшного голода и хаоса резко возросла преступность - казалось, возвращаются пугачёвские времена. Особенно бурно она выросла в крупных городах, куда бежали крестьяне от голода, а также на «ударных стройках» и вокруг них. Ситуация на строительстве Уралмаша, например, выглядела так: «Расцветали пышным цветом обычные уголовка и бандитизм. Почуяв поживу, потянулась к Уралмашинострою блатная братва. Выйти по нужде без топора было весьма неосмотрительным. В лесах вокруг временного поселка окопались разбойники и, отслеживая обозы с продовольствием, частенько отбивали их.
Поножовщина, пьяные драки были обычным явлением в посёлке. «Без топора ночью на улицу не выходили», - рассказывал автору один из строителей завода, приехавший на завод из мордовской деревни.
А вот как описывал эту неприглядную сторону жизни в разгар строительства районный прокурор: «Великовозрастные парни каждую ночь ходили по поселку, пели песни, материли и мордовали встречных, били стекла в бараках, не давали людям спать…» (С.Агеев, Ю.Бриль «Неизвестный Уралмаш»).
И так было по всей стране. «Повсюду, где заключённые совершали побеги, где людей объявляли прокажёнными и отказывали им в праве вернуться в общество, из которого они когда-то происходили, возникали разбойничьи банды. В Сибири такие банды нападали на колхозы, железнодорожные составы и отделения милиции, они грабили и разоряли. В Омске открытое насилие, грабежи, убийства и жестокие избиения стати частью повседневной жизни местных жителей. Государственные органы защиты порядка были в не состоянии справиться с насилием такого масштаба» (Й.Баберовски «Красный террор», стр. 141, М., РОССПЭН, 2007).
О том, что творилось в СССР в годы войны, и о диком послевоенном разгуле бандитизма, более или менее известно. Но и в якобы благополучные послевоенные годы криминальная ситуация в стране была несравненно тяжелее, нежели в пресловутые «лихие 90-е». После «бериевской амнистии» 1953 г. массы освобождённых зэков хлынули в города. Большинство освобождённых (всего из ГУЛАГа вышло 1201738 человек) составляли вовсе не «политические», у которых шансов выжить в тюрьмах и лагерях были весьма невелики, а преступники, бандиты, предатели и коллаборационисты. Да и массы тех, кто отсидел за незначительные, в том числе экономические, преступления в лагерях сильно «заразились» духом бандитизма и вседозволенности, отбросили традиционные нравственные нормы и стали, как говорили в то время, «полублатными», попав в физическую и психологическую зависимость от закоренелых преступников.
СССР захлестнула небывалая – возможно, за всю историю России – волна уличной преступности. Вот что пишет об этом страшном времени В.Козлов: «Массовый «выброс» в общество людей с лагерным опытом максимально усилил процесс люмпенизации определенных групп населения СССР. Маргинальные элементы (в узком смысле этого слова) - безработные, тунеядцы, мелкие базарные торговцы, хулиганы станут непременными участниками практически всех известных нам крупных беспорядков хрущевского времени. Их криминально организованная часть - «блатные», неразличимые в толпе, растворявшиеся в общей сутолоке погрома, всегда играли в беспорядках свою отдельную «тему» и стремились к реализации целей, часто далеких от целей остальной толпы. В абсолютном большинстве случаев «блатные» не были главной движущей силой крупных волнений, хотя иногда и придавали им очевидный уголовный оттенок, делали жестокими и агрессивными, провоцировали участников на прямое столкновение с властями (нападения на отделения милиции и т. п.). Зато во множестве мелких групповых конфликтов и столкновений с властями именно эти «самоорганизованные полууголовники» были зачинщиками и лидерами» (В.Козлов «Неизвестный СССР», стр. 100, М., ОЛМА-ПРЕСС, 2006).
В июле 1953 г. министр внутренних дел СССР С.Н.Круглов и Генеральный прокурор СССР Р.А.Руденко докладывали председателю Совета Министров СССР Г.М.Маленкову: «Некоторая часть амнистированных из числа рецидивистов-преступников после освобождения из мест заключения вновь стада на путь преступлений, вовлекая в преступную деятельность неустойчивую часть молодёжи». Каждый четвёртый преступник, привлеченный к уголовной ответственности в апреле-июле 1953 г., только что вышел на свободу по амнистии. Круглов и Руденко писали, что «уголовный элемент из числа амнистированных активизировал свою преступную деятельность», хотя на борьбу с преступностью был не только мобилизован весь личный состав милиции, но и выделена «значительная часть сотрудников органов МВД, войск внутренней охраны и другие силы». Несмотря на эти усилия, отмечали авторы документа, «положение с уголовной преступностью в стране продолжает оставаться напряжённым». Советский союз охватил настоящий уголовный беспредел.
«Молотовский синдром»
27 февраля 1954 г. МВД и Генпрокуратура СССР составили специальный доклад для высшего советского руководства о беспрецедентном разгуле бандитизма в Молотовской (Пермской) области. Приток амнистированных бандитов спровоцировал резкий рост убийств, изнасилований, немотивированных избиений, грабежей, хулиганства и уличной преступности – до такой степени, что власть потеряла контроль над огромным регионом. Преступления, не повлекшие за собой смерть потерпевших, просто перестали расследоваться – у милиции не было на это сил. В свою очередь, граждане перестали обращаться в «органы» по поводу таких «мелочей», как уличное ограбление или избиение: они чувствовали себя абсолютно беззащитными. Даже по поводу тяжких преступлений, таких, как изнасилование, часто не обращались в милицию, опасаясь мести преступников. При этом большая часть преступлений совершалась не амнистированными, а молодежью, не имевшей криминального прошлого, но вовлеченной преступными авторитетами в свою деятельность.
Жители города, охваченные ужасом, требовали от Москвы принятия чрезвычайных мер, в т.ч. восстановления смертной казни за убийство и другие особо опасные преступления. Рабочие местных заводов писали В.Молотову, в честь которого был переименован старинный русский город, о «небывалом по сравнению со всем предыдущим временем росте уголовного элемента среди жителей г. Молотова (обл.). Со времени опубликования Указа об амнистии весной 1953 г. во всем городе, и особенно в районе рабочего поселка завода им. Молотова начались и продолжаются до сих пор, все увеличиваясь, грабежи, насилия, убийства. Все это начинается с 7-8 часов вечера, а воровство и притом просто отбирание у жителей часов, денег и одежды совершается зачастую и днём… Это … только сотая доля процента от всего числа творящихся беззаконий, которые мы, советские люди, вынуждены терпеть».
«Молотовский синдром» стал символом криминального террора, охватившего страну. Весной 1955 г. по указанию Н.Хрущева было введено патрулирование улиц Москвы в вечерние и ночные часы силами войск МВД. По всей стране организовывались отряды БРИГАДМИЛа – бригад содействия милиции, однако бригадмильцы сами часто попадались на пьяных драках, мелких грабежах, вымогательстве и домогательствах к женщинам.
Летом 1955 г. МВД СССР был вынужден принимать особые меры по наведению порядка в Череповце, Энгельсе, Баку, Воронеже, Ногинске, Ровенках (Донбасс) и зерносовхозе «Пятигорский» (Казахстан). В этих городах жизнь была практически парализована массовым хулиганством, убийствами, грабежами и изнасилованиями. Там тоже пришлось вводить режим патрулирования улиц частями МВД.
В сентябре 1956 г. Секретариат ЦК КПСС был вынужден принять специальное постановление о наведении порядка в городе Горьком. Жизнь горьковчан в районах, примыкающих к автозаводу, сделалась невыносимой из-за разгула бандитизма и хулиганства – и это в дополнение к массовым хищениям всего, чего, только можно, на самом автозаводе и практически открытой торговле краденными деталями. В Горький были посланы бригады следователей их Москвы и других городов; результатом их расследований стали несколько громких открытых процессов.
Уголовная статистика тех лет остается под спудом, но кое-что в «лихие 90-е» было рассекречено и попало в открытый доступ. Так, если в 1946 г., в апогее послевоенной преступности, за хулиганство было осуждено около 70 тыс. чел., то в «спокойном» 1956 г. - почти 200 тыс. осуждённых. А в 1957 г. только за мелкое хулиганство – тогда к ним относились небольшие кражи и избиения без тяжких последствий – было осуждено полтора миллиона человек. Причем резко возросло число рецидивов - если в 1953 г. доля повторно осуждённых за хулиганство составляла 5%, то в 1957 г. она увеличилась до 9,6%. Но росло не только хулиганство: постоянно увеличивалось и число убийств - преимущественно «на почве хулиганства» (т.е. немотивированных нападений с последующими избиениями, заканчивавшимися смертью жертв), из-за ревности, на почве ссор и других бытовых причин.
«Бей ментов!»
В 1953-65 гг. СССР охватили т.н. «антимилицейские» бунты – всего их произошло несколько десятков. Каждый из них формально был направлен против «милицейского произвола», однако в подавляющем большинстве случаев возглавлявшиеся преступниками толпы полукриминальных элементов при помощи насилия препятствовали задержаниям бандитов и хулиганов.
«В августе 1953 г. херсонский милиционер попытался задержать на рынке 13-летнего подростка, торговавшего кукурузой. Несмотря на то что подросток представил доказательства того, что кукуруза была неворованная, сотрудник его избил. Увидевшие это люди отбили мальчика у милиционера и отправили его в больницу.
Собралась толпа в 500 человек (преимущественно школьники), которая устроила стихийный митинг. Распространился слух, что мальчик от побоев скончался в больнице - толпа начала требовать выдать им милиционера для расправы. Когда же по распоряжению начальника городской милиции гражданам предъявили мать вместе с избитым мальчиком, толпа зароптала: «Это подделка милиции, мальчик не тот», а в адрес женщины полетели выкрики, что она «продалась милиции». Митинг продолжался до 10 вечера, пока милиционер не был арестован. За это время было выбито несколько окон в херсонских отделениях МВД.
В 1956 г. совместные выступления хулиганов и обывателей стали распространяться тревожными темпами. Теперь такие беспорядки распространились в еще недавно благополучных областях. Так, в январе в Новороссийске милиционеры пытались задержать нескольких хулиганов, завязалась драка. В этот момент в ближайшем кинотеатре закончился сеанс, и некоторые вышедшие зрители присоединились к драке на стороне хулиганов. Через некоторое время стали громить ближайшее отделение милиции. Часть милиционеров спряталась в здании Госбанка, куда за ними ворвалась толпа. Один из молодых людей был убит, а пожилой сотрудник милиции скончался от сердечного приступа. Чуть позже собралась толпа в тысячу человек, которая последовательно начала громить отделения милиции и некоторые другие госучреждения. Только после ввода воинских частей удалось подавить беспорядки, а задержали всего 15 хулиганов.
После январских событий в Новороссийске подобные события стали происходить по всему Советскому Союзу: Прибалтика, Урал, Сибирь. Наиболее массовые столкновения случились в Сталинской (Донецкой) области: в Енакиево и Славянске. Сценарий всегда был близок к новороссийскому: попытка задержать хулиганов, оказание с их стороны сопротивления, выступление на стороне хулиганов граждан, нападение на отделение милиции, подавление беспорядков войсками.
Подобное единодушие хулиганов и обычных граждан вынудило высшее партийное руководство усилить борьбу с уличной преступностью. Было дано указание увеличить в несколько раз случаи «изъятия» (задержание на улице и в общественных местах) хулиганов и пьяных. В первом полугодии 1957-го было задержано в два раза больше пьяных, чем в предыдущем году. Карательные меры напрямую затронули и сотрудников МВД. В результате в 1957 г. массовых беспорядков с совместным участием хулиганов и граждан не наблюдалось.
В 1958-1959 гг. подобные явления вспыхнули с новой силой. В этот период все чаще причиной столкновений была попытка отстаивать право выпивать на улице (самые известные случаи - в Риге в сентябре 1958-го и Горьком в мае 1959-го)» (https://www.remrai.ru/forum/threads/antimilicejskie-bunty-v-sssr.2120/).
В ряде случаев бунтовщики выкрикивали антирежимные лозунги – большей частью проамериканские («Да здравствует США», «Да здравствует Трумэн!»), реже – пронацистские и прогитлеровские, ещё реже – лозунги, возвеличивавшие Ленина, а после «развенчания культа личности» - Сталина. Кричали и «Да здравствует Троцкий!», и «Хотим доброго царя!», и «Бей жидов – спасай Россию!». Но эта псевдополитическая риторика нисколько не меняет общеуголовной направленности антмилицейских акций.
В 1978 г. в Казани произошёл беспрецедентный уголовный бунт: участники молодёжной банды «Тяп-ляп», вооружённые огнестрельным оружием (немецкими автоматами МР-40) и металлическими прутьями, в масках двинулись от речного вокзала по улицам Новотатарской слободы, выкрикивая: «Сделаем Казань городом без девственниц!». Они избивали и обстреливали граждан и милицию, были убитые и множество пострадавших.
В том же году произошло самое страшное из всех и самое кровавое побоище в Смоленском ИТУ, где уголовники устроили погромы и пожары и захватили в заложники весь персонал ИТУ. В результате резни погибло свыше 100 человек.
«Тихие будни» столичного района
А вот воспоминания автора предлагаемой статьи, детство и юность которого прошли в относительно благополучном московском районе «Сокол». Все в районе знали, где находятся малины и хавиры: родители показывали детям – мол, к этим подъездам не подходите (массовые облавы там прошли в 1970 г.). В начале 1970- х в квартале между Песчаной площадью, 2-1 и 3-й Песчаными улицами боялся банды Мишки «Красного»: за ним числились самые разные преступления, в т.ч. и убийства. Между улицей Зорге и Окружной железной дорогой орудовала банда какой-то «Графини»: там нормальные люди ходили только при свете дня, да и то оглядывались. Бандиты играли на номера билетов в кинотеатр «Ленинград»: проигравший должен был после сеанса убить человека, купившего «проигранный» билет. Несколько раз «проигранных» убивали в общественном туалете, что до сих пор функционирует рядом с давно закрытым кинотеатром. «Проигранная» восьмиклассница как-то получила нож в спину, но дошла до дома, поднялась на свой этаж, позвонила в дверь и упала мертвой в объятия матери…
В сквере у самого красивого московского фонтана по улице Георгиу-Дежа (ныне 2-я Песчаная) собирались проститутки: одна, самая колоритная, имела выведенные чем-то синим ценники на одежде и туфлях – 5 рублей. Потом ее нашли повешенной в Березовой роще.
В середине 1970-х настоящим бедствием столицы стали массовые драки подростковых группировок: так, «сокольские» дрались с «аэропортовскими», «хорошевскими», «щукинскими» и «тушинскими» - последние были самыми опасными, собирая в случае необходимости несколько сотен «бойцов» с ножами, палками и цепями. Массово дрались школьники с интернатовцами и пэтэушниками, дрались студенты МАИ со студентами Пищевого института. В массовых драках было много раненых, иногда бывали и убитые. Страшным местом были окрестности техникума МАДИ: в хилом скверике перед его серым массивным зданием постоянно случались избиения и изнасилования: говорили, что жертвой учащихся как-то стала молодая преподавательница английского языка. Трудно сказать, какую пользу приносили выпускники техникума Родине, но, по свидетельствам милиции, МВД они преподносили до 90 уголовных дел ежегодно.
И это – в столице, в не самом криминальном ее районе. А что уж говорить о маленьких городах! В Муроме в конце 1970-х банда молодых отморозков завлекалась тем, что садилась в электрички на Москву и по дороге выбрасывала пассажиров из поездов. Ребята вовсю хвастались своими «подвигами», но их несколько месяцев не арестовывали. А когда все-таки задержали, то почему-то не отдали под суд, а… отправили служить в армию! «Бугор» банды, отслужив, стал освобожденным комсомольским работником, а потом якобы пригрелся на дипломатической службе. Стал лицом советской внешней политики где-то на Ближнем Востоке…
Спокойствие в СССР так никогда и не наступило: за десятилетие с 1973 по 1983 год общее число ежегодно совершаемых преступлений увеличилось почти вдвое, в том числе тяжких насильственных преступлений против личности - на 58%, разбоев и грабежей - в два раза, квартирных краж и взяточничества - в три раза.
Так что «лихие 90-е» стали следствием ничуть не менее лихих 80-х, а те – 70-х. И так далее – вплоть до 1917 г., когда к власти пришла партия, опиравшаяся на уголовников в качестве основной социальной базы.
Советская власть не обеспечивала самого главного – безопасности граждан. Не потому, что милиционеры были «плохими» и не хотели работать: среди них были и очень хорошие, честные и бесстрашные люди. И многие из них погибли, сражаясь с преступностью. Вот только могли они мало: средств на обеспечение безопасности граждан государство выделяло крайне недостаточно. Как и на образование, и на медицину. Ведь у него было множество более важных дел: обеспечивать безбедное существование огромной по численности номенклатуре, финансировать зарубежные компартии и «борьбу за мир во всем мире», помогать людоедским режимам типа Бокассы в Центральноафриканской Республике и Иди Амина в Уганде.