13
Лена его не слышала:
- Меня выворачивает от твоего брюзжанья, от того, как ты относишься к людям, как разговариваешь с телевизором. Ты злой!
- Я не злой. Я строгий!
- Кстати, по поводу телевизора, давно хотела спросить, ты заметил, что подсел на кулинарные передачи?
- Нет.
- Ты можешь часами наблюдать, как фаршируют поросенка, жарят бараньи котлетки или посыпают салат пармезаном. Ты же не собираешься готовить, что тогда?
- Не знаю, - пожал он плечами. - Наверное, это меня успокаивает.
- Ладно, проехали. Давай, собирай чемоданчик и в путь.
- Отлично! И куда же я пойду? В ночь глухую?
- Не моя проблема.
- Ну, ты и стерва.
На этом Ленка споткнулась, посмотрела на него и бросила дымящуюся сигарету в кастрюлю с соусом.
- Ты его не знаешь, - сказала она, скрестив руки на груди. – Простой парень. Мы собирали вещи для детдома, он принес упаковку памперсов.
- Сердобольная ты моя!
- Уже не твоя.
Это было неожиданно. Это всегда неожиданно. Вот ты пуп земли, тебя холят и лелеют, удобряют свежим душистым навозом, а вот тебя уже выдергивают с корнем и оставляют на обочине.
- Как давно?
- Где-то месяц.
- Ясно.
Ленка забарабанила пальцами по столу, затем вытащила из пачки еще одну сигарету и щелкнула зажигалкой. Затянулась, выдохнула в потолок. Как будто можно спрятаться за дымовой завесой, ухмыльнулся он про себя.
- Зачем? – вырвалось у него. – О нет, только не улыбайся так!
- Как?
- Улыбкой умудренной б..л..ди. Все женщины разные, а улыбаетесь вы в такие моменты всегда одинаково. Не думал, что когда-нибудь и ты мне так улыбнешься.
- Переходи сразу к следующему вопросу. Ты, наверное, хотел спросить: «И как он?». Мы, умудренные б...л...ди, обожаем на него отвечать.
- И как он?
- Он теплый, Володя. Он теплый, а ты холодный. Вроде бы и рядом стоишь, а на самом деле, как будто совсем в другом мире находишься. Ты всегда такой! И меня ты не любишь. А мне так хочется почувствовать себя любимой!
- Ну и как, почувствовала?
Лена промолчала. Церемония награждения прервалась на рекламную паузу. Она смотрела на него холодно, с вызовом, так, словно бы давно списала со счетов, подвела баланс. И молчала. Молчание было хуже всего. Лучше бы она заплакала. У него вдруг задергалось правое веко. Ощущение было не из приятных. Нервный тик выбивал азбукой морзе: я-убью-тебя-лживая-с...ка-точка-сейчас-точка. Владимир допил вино, встал, и, не спеша, удалился в спальню, в дурацкой надежде, что Ленку отпустит, и она приползет с извинениями. Он сболтнул лишнее. Она пошутила. Шутка не удалась. Они помирятся и займутся сексом. Проснутся утром и поедут на работу. Или он размажет ее лукавое личико по мраморной столешнице, а потом задушит, расчленит тело в ванной, обсушит мясо бумажными салфетками и вынесет куски в пакетах для мусора. Владимир пытался понять, что он чувствует: ревнует, любит или хочет ее убить. Он всегда был нетерпим в подобного рода вопросах, и никогда не делил своих женщин с другими самцами. Хлопнула входная дверь. Все-таки, она пошла. Идиотка! Кот мяукнул за дверью, как всегда неотложное дело, следить за проигравшим. Владимир встал и запустил животное. Пульс отбивал учащенный ритм, но ревности точно не было. Нет, это не может быть правдой! Целый месяц! Она не задерживалась на работе, выходные проводили вместе, ничего подозрительного, никаких чужих запахов. Она бы сказала, просто не смогла бы, это не в ее характере, он ее изучил вдоль и поперек. Ленка не была стервой. Она была доброй и даже бесхребетной. Излишне эмоциональной, но искренней и честной. Сколько себя помнил, вечно кому-то помогала, пыталась спасти мир. Занималась благотворительностью, собирала деньги для больных детей, развозила памперсы по детским домам, ездила на Курский вокзал перевязывать бомжей. Владимира от подобных акций коробило, ему мерещился сладковатый запах мочи и гноя, что неблаготворно влияло на эрекцию. Постоянные телефонные звонки, даже ночью. Она переписывалась с двумя девочками из каких-то далеких школ-интернатов, оказывается, люди еще отправляют письма в бумажных конвертах. И даже пишут их вручную шариковой ручкой. Выглядело это весьма архаично. Но Лена считала, что это трогательно. Раз в месяц она пропадала на почте, отправляя посылки своим подшефным: огромные синие коробки, набитые всякой всячиной, от колготок до шоколадных пряников. Он не видел в этом ровно никакой пользы, кроме того, что она балует этих бесполезных девиц, дарит им подарки только за то, что у них нет мамы с папой. Вечерами Лена часами просматривала сайты по усыновлению, подзывая его к экрану компьютера, когда видела симпатичную мордашку. Давай кого-нибудь усыновим, просила она. Владимир, пыхтя, отмалчивался. Он знал, что никогда не сможет полюбить чужих детей, не сможет вдыхать неродной запах от белобрысого затылка, и в каждом нелогичном поступке ему будет мерещиться легкая стадия дебильности. Или тяжелая, смотря, как повезет. В пустовавшей комнате, которую Ленка заранее определила под будущую детскую, теперь разместился склад секонд-хэнда, ожидающий отправки в очередной детский дом. Незнакомые люди несли поношенные рваные вещи, в дом торжественно вносились бывшие радиоуправляемые машины, одноглазые куклы, полинявшие медведи и прочая игрушечная нечисть. Владимир бесился, Ленка тратила кучу денег в бездонную сиротскую яму. Владимир не понимал, почему нельзя было потратить деньги на более приятные вещи, например, ужин в хорошем ресторане с бутылкой-другой красного вина? Бурная деятельность захлестывала Лену с головой, по вечерам она рассказывала ужасы про всех этих несчастных без ног, без рук и, кажется, без почек. Он кивал, внимательно слушал, а яйца съеживались до размера горошин и покрывались наждачной шкуркой. Вдоволь наплакавшись, она требовала секса, а он никак не мог себя раззадорить, он не был виртуозом в этом плане, мог либо жалеть, либо ебать, третьего не дано. Секс имел место по утрам, в прихожей, на посошок. Леночка работала в банке, носила строгие деловые костюмы, очки в золотой оправе, затейливо укладывала волосы, и представляла собой типичный образ учительницы начальных классов, выпускницы пединститута, объект его первых эротических грез. Довольная, она скрывалась в ванной, затем быстро накладывала блеск на зацелованные покусанные губы, и вылетала из квартиры, чтобы застрять в пробке метров через триста. Владимир брился, созерцая свою мрачноватую физиономию из-под тяжелых век, принимал душ, не спеша плотно завтракал, пинал кота, одевался и шел на остановку маршрутного такси. В самом начале их романа Лена довозила его до метро, сама она работала на другом конце Москвы, им было не по пути, но ему было не комильфо. К наличию машины, он, разумный горожанин, не державший в руках дрели, относился свысока и прекрасно чувствовал себя на месте пассажира.