Когда привозили обед, я честно скажу, я есть не мог. Стояла жара в 30 градусов, и солдаты, душа которых исчезла в глубине веков, начинали сильно пахнуть примерно через два часа. Горох с мясом просто не лез в глотку. В общем, во время небольших пауз между атаками гитлеровцев, я пил только воду, за неимением ничего лучшего. Ведь спирт нам хоть и был положен, его обычно выпивал комиссар со своими приближенными. А нам говорили, что не подвезли. Только тогда не понятно, почему все наши командиры были постоянно под мухой.
Как я узнал позже, это было нужно для работы с военными картами, иначе глаз очень быстро замыливался от красных и черных стрелок, направленных навстречу друг другу. От постоянного недопития я дошёл до того, что поставил свои "сорокопятки" на холм, и приказал сбивать немецкие самолеты. Ни одного "мессера" мои ребята так и не сбили, но устроили такой шум, что даже гитлеровские "рамы" больше не рисковали спускаться ниже, чем на несколько километров. Однако, за своевременное рациональное предложение я не получил никакой награды, так как командиры продолжали работать с картами. И они очень не любили, когда им за рюмашкой кто-то мешал.
Закончилось тем, что один из командиров отругал меня прямо перед подчиненными за то, что я расходую слишком много бронебойных снарядов по вражеским самолетам. Однако, мои просчеты быстро забылись, когда пехоту и танковую роту бросили на захват деревни Юшевичи, что в Белоруссии.
Моя батарея должна была поддержать атаку, и стволы "сорокопяток" пришлось срочно перенаправлять с прицеливания в небо к грешной земле.
Хутор начали штурмовать во второй половине дня, после бодрящего артобстрела. Мои орудия были прицеплены к грузовиках, и тащились в пятидесяти метрах за последними танками. Немцы открыли огонь с четырехсот метров по первым рядам нашей пехоты, и сразу обнаружили свои огневые точки. Несколько советских танков сразу загорелись, а пехотинцы сначала прижались к земле, а потом вдруг побежали к своим окопам, сверкая пятками. Наши пушки уже были отцеплены от "виллисов", и вели непрерывный огонь по неприятелю. Внезапно, когда пехота со скоростью зайца убежала назад, наши орудия остались совсем одни на ячменном поле.
Уцелевшие "тридцатьчетверки" шли дальше вперед, но сильно левее фронта атаки, видимо, рассчитывая ударить во фланг врагу. От разрывов немецких снарядов поспевший ячмень загорелся, и своим дымом частично закрыл наши орудия от обстрела. Один немецкий танк в этих клубах дыма подошел совсем близко к тому месту, откуда я командовал пушками и, получив попадание, остановился, начав коптить небо. Я про себя подумал, что хорошо бы, чтобы в нем рванул боекомплект. И это произошло достаточно быстро, заставив башню бронированного фрица сделать кульбит в воздухе, и рухнуть вниз, чуть не поломав ближайшее наше орудие. Еще несколько гитлеровских панцеров были скоро подбиты, и немецкая пехота осталась с голыми седалищами, открытыми белорусским ветрам.
Чтобы усилить воспитание истинных арийцев, я приказал попотчевать фрицев картечью, которая, как я знал, способна хорошо внушать правила поведения в гостях любой тупой ораве. Автоматные очереди красноармейцев дополнили дело, и вот, уже немцы побежали к своему логову обратно, выкрикивая на бегу проклятия на немецком языке, в адрес этой страны и ее народа. В конечном итоге, гитлеровские клошары были полностью изгнаны из Юшевичей, при этом по самую шляпку в белорусское ячменное поле были забиты примерно две трети из них.
Командир артиллерийского взвода Шумов Владислав. «Воспитание хороших манер у немцев в Белоруссии».