18 ноября
По побережью было идти легче, так как здесь было меньше снега, но погода следует за нами. Побережье обледенело. Помимо грязи и грубого гравия, местность здесь намного легче вдоль пляжей, чем возле деревьев. Прошло пять ночей с тех пор, как мы слышали свистки. Может быть, им не нравится холод, или, может быть, мы наконец-то покинули их естественный ареал. Даже малейшая надежда-это агония.
Вчера нам повезло с рыбалкой, огромная форель застряла в низком пруду после отлива. Наверное, заболел. Наверное, скоро умрет. Весь день мы жадно набрасывались на нее.
В рюкзаке я нашла золотые часы Айры. Я подарила их ему на нашу вторую годовщину. У него была привычка снимать их всякий раз, когда он работал руками, и, должно быть, спрятал часы в моей сумке, чтобы не разбить или не потерять. Я спросила Билла, хочет ли он их надеть, но он отказался. Думаю, нет смысла смотреть на время. Я похоронила их у костра, построила над ним пирамиду, произнесла несколько слов, как на похоронах. Билл ничего не ответил. Мне нужно было что-то сделать, чтобы двигаться дальше. Я не уверена, что Айра мертв, но не могу понять, что это значит, если он где-то там, а мы его оставили. Самая ужасная мысль в том, что именно из-за него исчезли свистуны. Может быть он уводит их от нас, а может быть, они охотились, и они поймали его, и их голод пока утолен.
- Не думай так, - говорит Билл, но я знаю, что Айра тоже в его мыслях. Билл-фольклорист, как и я, но не это привлекло его сюда. Он хотел увидеть свистунов собственными глазами, как Лилиан. Он хотел задокументировать их, их привычки. Описать их, как вид, для науки.
- Все, что произошло до сих пор, соответствует историям, - сказала я.
- Не надо, Рут.
Но я не останавливаюсь, потому что он знает истории даже лучше меня. Он знает, что мы теперь такие же, как все остальные персонажи.
- Они собирают группы по отдельности. Они разделяют людей. Они берут свою добычу по одной.
- Ты не веришь в эти истории. Ты никогда им не верила.
Я открыла рот, но слова задержались. Думаю, мы больше никогда не увидим Айру.
Мы спим немного порознь, несмотря на сильный холод. Он всегда встает до того, как я просыпаюсь.
Билл говорит, что знает эту береговую линию, а на востоке есть вершина, которую он называет Фанфон-Пойнт.
- Я бы сказал, что мы в восьми днях пути к северу от Ред-Хилла, если держаться побережья.
- Я не надеюсь.
28 ноября
Десять дней прошло с тех пор, как я написала. Все это сливается воедино. Эта часть береговой линии выглядит точно так же, как и та, что мы видели несколько дней назад, вода такая же плоская и серая. Если бы не Билл и компас, я бы предположила, что мы идем вдоль большого озера, а не вдоль впадины Тихого океана. Я бы подумала, что мы ходим кругами. Нам нужно ориентироваться по точке Фанфона и по звездам. Погода прояснилась. Зима снова колеблется. Я боюсь, что никогда больше не увижу листьев на деревьях или цветов, распускающихся в травяном поле. Я все время работала. Мы с Айрой не брали отпуск прошлым летом. Я так много растратила.
Иногда мы с Биллом не говорим друг другу ни слова. Мы останавливаемся на отдых. Он собирает убежище, я разжигаю костер. Он распаковывает еду, я развешиваю мокрую одежду. Мы едим. Мы спим. А утром мы снова отправляемся.
1 декабря
Сначала я увидела Красный Холм. Наша береговая полоса становилась каменистой, поэтому мы поднялись в кедровую рощу и нашли крутой медвежий след. Мы не слышали Свистунов уже несколько недель, поэтому били по кастрюлям и кричали каждые несколько шагов, и что-то в нас заставляло кружиться и танцевать. Билл начал петь лагерную песню, которую я никогда не слышала. Что-то из того времени, когда он был ребенком. Он смеялся, пока пел, смеялся, пока слезы не покатились по его лицу. Ему пришлось остановиться, чтобы отдышаться, а я пошла вперед, потому что ему, как мне показалось, нужно было побыть одному. Казалось, он наконец понял то, что поняла я тогда, мы покинули наш лагерь, и мы бросили Айру на произвол судьбы. Что он мог умереть страшной смертью, потому что мы были слишком напуганы и разбиты, чтобы искать его. Я подошла к просвету между деревьями, Билл задыхался за моей спиной, и увидела вдали прямую линию и поляну, где светло-зеленая трава вибрировала среди темных вечнозеленых растений. Мы стояли на небольшом гребне холма и смотрели вниз, на отдаленную упорядоченность маленького городка, просто кусок заросшего сорняками кустарника и гранита, поднимающийся из болотистых низин. В этот момент я заплакала. Там была водонапорная башня, длинная железная ограда. Вдалеке, на фоне завесы деревьев, виднелись низкие здания и линии электропередач.
Я позвала Билла, он резко подбежал, остановился и уставился на меня. Он обнял меня с облегчением, крепко прижимая к груди. Я поцеловала его, не подумав даже, и он отдернул голову, выдохнув в мои волосы, но не отпустил меня из своих объятий.
- Извини, - сказала я.
- Я не знаю, как... - начал он, но не закончил. Я высвободилась из его объятий и жестом велела ему следовать за мной вниз по холму. Пошел снег.
Темнота сгустилась, когда мы были еще в миле от Красного Холма. Местность была труднопроходимой, тернистой и грязной. Я боролась со своим тусклым фонариком, сосредоточившись на ногах и земле впереди, но Билл схватил меня за руку, когда взошла луна. Он остановил меня.
- Смотри, - сказал он.
Я посмотрела вперед, на Красный Холм. Я отчетливо видела водонапорную башню, бронированный купол высоко над всем. Он вырисовывался на фоне неба.
- Что? Здесь нет света.
Я закрыла глаза, открыла, но, конечно, он был прав. С наступлением ночи в Ред-Хилле ничего не ожило. Ни фонарей на крыльце, ни светящихся окон, ни мигающего красного маяка на водонапорной башне. Место выглядело заброшенным, тихим и темным, как смерть.
- Мы не можем останавливаться здесь, под открытым небом, - сказала я.
- Ты сможешь продолжить без света?
Мой фонарик почти погас, и луна все равно поднималась. Я выключила его, и мы продолжили идти, уже не так отчаянно, как раньше. Я слышала, как мои сапоги стучат по сырой земле. Голос Билла понизился до шепота и стал хриплым от осторожности.
- Постучим в первую попавшуюся дверь, - сказал он. - Мы начнем с того, что наш вертолет упал.
- Что, по-твоему, не так? Чего ты боишься?- Я была в ужасе, но не знала почему.
- Не знаю, - ответил он.
Когда мы добрались до забора, видневшегося с гребня, луна уже висела прямо над головой. Осторожность и усталость сделали этот последний отрезок нашего путешествия бесконечным. В лесу неподалеку раздавались звуки, не свистуны, может быть, волки, но меня больше беспокоили люди. Лилиан предупреждала нас об обитателях в этих уединенных уголках леса. Однажды смотритель маяка приставил ей ко лбу винтовку, когда она застала его врасплох.
Мы миновали разделенную ограду и пошли по ровной полосе грязи, облепленной шестами–шестами для привязного мяча. Это был школьный двор. Не было видно ни детей, ни людей, ни признаков жизни. Я снова включила свет, и Билл сделал то же самое. У него была фара, ярче и белее моего маленького фонарика, и он шел впереди меня через двор, к цепочке качелей и нескольким низким зданиям, похожим на дома. Улица между ними была покрыта твердой грязью, усыпанной грубым кварцевым гравием, который блестел на свету.
Он поднялся на низкое крыльцо первого дома, с которым мы сравнялись, и резко постучал в парадную дверь.
- Кто-нибудь дома?- он крикнул. - Наш вертолет упал. Нам нужна помощь!
Все молчали. Я огляделась, а он уставился на дверь, надеясь, что шум привлечет какое-нибудь движение в другом месте Красного Холма. Не повезло. Мы ходили от дома к дому, стучали и звонили в восемь домов на этой пустынной улице. Мы закончили у домика, что-то вроде многоцелевого здания, в котором были комнаты для аренды, почтовое отделение и конференц-зал. Он был пуст, как и все остальные. Пока мы стояли на крыльце, мой фонарик мерцал и гас. Билл проверил ручку и обнаружил, что домик не заперт.
- Не понимаю, как кто-то может возражать, - сказал он, наклоняя луч фонаря вниз и глядя мне в лицо. Мы оба дрожали.
- Пилот сказал, что люди живут здесь круглый год.
- Должно быть, он ошибся.
Внутри Билл нащупал выключатель, но света не было. Я нашла полную керосиновую лампу на книжной полке и спичечный коробок в пепельнице на столе в столовой. Я зажгла лампу и вздохнула с облегчением. Билл ходил по комнатам с фонарем, пытаясь сориентироваться, но я сидела за столом с лампой, держась за голову и пытаясь почувствовать себя в безопасности в убежище.
Он вернулся, вытирая руки о штаны. - Воров тут не было. В подсобке есть генератор, похоже, осталось немного топлива, но я подожду до утра, чтобы попробовать.
Когда я не ответила, Он сел напротив меня за стол.
- Брошенный или нет, нам придется зимовать здесь.
Я кивнула.
- Мы возьмем в руки радио, столько еды и топлива, сколько сможем найти. Мы укроемся и подождем. Кто - нибудь придет за нами.
Я снова кивнула, но не могла смотреть на него.
- Все, что тебе нужно, это отдых, - сказал он мягче.
Он повел меня в спальню и открыл скрипучую дверь. В комнате стояла двуспальная кровать с красивым кремовым одеялом, шкаф с гармошкой и широкое окно, выходившее в темноту.
- Есть ли комната без окна?
Он посмотрел на мое отражение в темном стекле, потом на настоящую меня. Я несла керосиновую лампу, и моя дрожащая рука отбрасывала жуткие тени.
- Конечно, - сказал он.
Он провел меня в комнату через холл. Она примыкала к дверному проему, который вел в гостиную, полную оленьих трофеев и огромных телевизионных экранов. В нем были световые люки, и сквозь них проглядывала Луна. Спальня была почти такой же, как и первая, только покрывало было голубым, а окно заменено гобеленом из душистых горошин.
Я кивнула, поставила рюкзак и поставила лампу на комод, чтобы она освещала каждую из четырех стен. Я расстегнула куртку, но Билл остался в дверях.
- Я могу занять другую комнату.
- Не говори глупостей.
Он серьезно посмотрел на меня, но положил свой рюкзак рядом с моим и пошел ко мне в постель.
- Допустим, слишком холодно, чтобы спать порознь, - сказал он, снимая сапоги и жестко устраиваясь под одеялом.
- Чем это отличается от совместного использования палатки?
- Просто так.
Я думала, что провалюсь в самый глубокий сон в моей жизни, но поднялся ветер, домик заскрипел и задрожал вокруг нас, и я подумала, что все остальные звуки были шагами или человеческим хныканьем. В какой-то момент я разбудила Билла, совершенно уверенная, что слышала плач ребенка.
Он погладил меня по волосам и целую минуту прислушивался, потом прижал меня к кровати за плечо и снова лег. - Снова спать, - пробормотал он.
Но я не спала. Вместо этого я отнесла керосиновую лампу к стулу в углу и записала этот странный день. Билл неподвижен во сне, одна рука лежит рядом с ним в том месте, откуда я ушла. Это другое дело, только мы вдвоем здесь. Что будет с нами в течение нескольких месяцев изоляции? Как мы будем выглядеть для тех, кто нас найдет?
Теперь я слышу его снова: вой, который, конечно, не ветер. Двери заперты, но это не утешение. Если свистуны настоящие, то кто еще может жить в этом месте? Банши? Вендиго? Или что-то еще более странное?
Билл спит сквозь звук. Утром он мне не поверит.