Народы Севера до 1917 г. официально называли «инородцами», а в 1920-30-ее – «туземцами». Этот термин почему-то считался менее обидным. «Туземные языки» и «туземные обычаи» - такими словосочетания пестрела советская пресса. «Избирай в Туземный совет трудящихся, не пускай шамана и кулака!», - призывала советская пропаганда.
Хорошо относиться к советской власти у «туземцев» не было никаких причин. Если старая, царская власть была для них привычной и, по крайней мере отчасти, выгодной (она не покушалась на традиционные устои жизни народов Севера, одновременно, хоть и медленно, знакомя их с достижениями современной цивилизации), но власть советов с самого начала была чужой, непонятной и враждебной. В первое десятилетие советская власть воспринималась в первую очередь как грабительская – налоги с «туземцев» не просто всё время росли, но и взимались произвольно, и сопровождались открытым насилием. Понятно, что большевистские лозунги насчёт «эксплуататоров» и «трудящихся» коренным народам были не интересны и непонятны. Зато на начальственные должности, вместо уважаемых старейшин и рачительных хозяев, стали назначаться бездельники и горлопаны, пьянствовавшие с большевистскими эмиссарами.
В Гражданской войне народы Севера не участвовали, считая её конфликтом между какими-то группами русских – исключая частично грамотных и социально продвинутых якутов, а также тесно связанных с ними тунгусов (эвенков), непрерывно восстававших против советов в 1921-28 гг. Надо отметить, что не живущие на Севере и более многочисленные коренные народы Сибири – буряты, хакасы и алтайцы – тоже поначалу уклонялись от участия в Гражданской войне, но, столкнувшись с советским произволом и насилиями, организовали несколько восстаний и долго оказывали ожесточённое сопротивление коммунистам (движение Кайгородова на Алтае в 1919-22 гг., движение Соловьёва в Хакасии в 1920-24 гг., балагатское движение в Бурятии в 1920-27 гг.).
В 1930-е гг. положение народов Севера резко ухудшилось: у советской власти наконец-то «дошли руки» до охотников, оленеводов и скотоводов, живших на краю света. Их начали загонять с колхозы, что сопровождалось ещё большими зверствами, чем в «цивилизованных» частях страны, поскольку советское начальство в арктических пустынях ни перед кем не отчитывалось, ничего не боялось и вело себя, как в самой дикой, покорённой колонии. Но, пожалуй, самым страшным бедствием был насильственный отбор детей «туземцев» в интернаты – официально для их обучения и приобщения к цивилизации. Подобная практика существовала и в Канаде, и в Австралии, и там её результаты были противоречивыми: «туземные» дети сталкивались с произволом, выделявшиеся на их образование и содержание средства часто расхищались, и они выходили из интернатов плохо образованными и с моральными травмами от плохого отношения. В СССР были совершенно те же проблемы, только увеличенные в геометрической прогрессии. Дети в интернатах умирали от голода, подвергались побоям и издевательствам (иногда и сексуальному насилию). Образование они получали очень плохое, зато немалая их часть училась воровать, драться, пить водку, ругаться матом и заниматься проституцией. Насильственный отъём детей в интернаты на долгие годы стал невыносимым ужасом для народов Севера.
Однако сил на сопротивление у «туземцев» не было. Для эффективной борьбы с современным государством нужно оружие и боеприпасы, обученные военному делу лидеры, возможность создавать запасы питания и сокрытия семей от правительственного террора. Запуганные, вечно голодные, нищие коренные жители Севера ради выживания были вынуждены мириться с тем кошмаром, в который их погрузила «власть рабочих и крестьян». Но иногда зверства властей становились настолько невыносимыми, что забитые северяне восставали. В 1932 г. восстали ненцы и долганы Таймыра; 1934 г. произошла «Первая Мандалада (по-ненецки – сбор вооружённых людей)» - восстание ненцев и хантов Приобья. Плохо организованные восстания – по сути, вооружённые вспышки отчаянья – были быстро подавлены властями. Якуты, после зверского подавления восстаний 1920-х гг., в следующее десятилетие не имели сил для сопротивления.
Начало Великой Отечественной войны для «туземцев» означало ещё большее ухудшение жизни: нормы оплаты за трудодень в якутских колхозах составили 15 г мяса, 5 г масла и 10 г зерна – это уровень балансирования на грани голодной смерти. Разумеется, в годы войны всем было очень плохо, но разница в том, что коренные народы Севера не испытывали патриотического подъёма – исключая европеизированную часть якутов, героически сражавшуюся на фронтах. Но для большинства охотников и оленеводов военные тяготы представлялись как очередное издевательство советской власти. И у них были все основания для такого взгляда.
Якуты-скотоводы во время войны сдавали государству всё мясо и всё молоко, массами умирая от голода. У оленеводов забирали почти всех оленей. При этом снабжение привозными товарами и продуктами, в первую очередь хлебом, и до войны крайне скудное, почти прекратилось. Дети в интернатах стали умирать массами. По официальным данным, в Якутии в 1941-45 гг. от голода и болезней умерло 108 тысяч человек (русских, якутов и эвенков), или 38% населения (Ю.Д.Петров Политический аспект демографической катастрофы в Якутии в годы Великой Отечественной войны).
Но если такие страдания были характерны для всего Советского Союза и частично могут быть признаны результатами военных невзгод, то многие якуты умерли в результате прямых издевательств советской власти. В аппарате Берии «умные» головы» решили снабжать фронт свежей рыбой Ледовитого океана, которую должны были вылавливать якуты (притом не рыболовы, а оленеводы!). Осенью 1942 г. 5 тысяч якутов из Чурапчинского района было переселено на берег океана, где они должны были ловить рыбу. Люди перевозились в открытых телегах и на открытых баржах, на морозе. 1266 человек умерло в пути. Ни лодок, ни инвентаря для ловли рыбы, ни продовольствия, ни жилищ переселенцам предоставлено не было. Собственный скот у части переселяемых был конфискован.
При этом «умники» из НКВД даже не подумали о том, что рыбу из Северо-Восточной Якутии на фронт всё равно доставлять было не на чем! Мучения и смерть якутских колхозников ничем не помогла фронту…
Неудивительно, что в таких условиях отчаяние среди части якутского населения достигло таких пределов, что даже инстинкт самосохранения (после восстаний 1920-х гг. северяне прекрасно понимали невозможность воевать с карательной машиной СССР) не мог удержать людей от сопротивления.
Уже в конце 1941 г. начали распадаться «туземные» колхозы: семьи якутов, эвенков, ненцев, хантов - оленеводов и охотников - уходили в тайгу и тундру, порывая все связи с властями. Искать и ловить их в ту пору было некому. Те, кто оставался в колхозах, массово забивали оленей, чтобы не отдавать их государству.
По-видимому, ещё в 1941 г. в Аллах-Юньском районе Якутии появилось Общество спасения России от коммунизма во главе с неким Орловым. Его члены – в основном якуты и эвенки - нападали на представителей власти, пока не были уничтожены. Ничего достоверного об аллах-юньских антикоммунистах пока в открытых материалах не опубликовано, но сам факт существования организации и её повстанческие действия сомнений не вызывают.
В сентябре 1942 г. (в то самое время, как на берег океана тянулись скорбные обозы с несчастными чурапчинцами) в Томмотском районе был создан антисоветский партизанский отряд, который возглавил Егор Павлов – эвенк, председатель колхоза и член ВКП(б).
Отряд Павлова нападал на магазины и прииски, убивал представителей власти, милиционеров и случайных людей. Судя по данным следствия (которым, разумеется, верить трудно), Павлов намеревался связаться с представителями Германии и Японии и даже создал политический кружок – «Общество борьбы с советской конституцией». Возможно, это правда, так как отряд Павлова, вступая в перестрелки с частями НКВД, двигался на северо-восток – в сторону лагерей Дальстроя, очевидно, намереваясь поднять на восстание заключённых. Однако силы были неравны, и 6 февраля 1943 г. остатки отряда Павлова были окружены, сам он погиб с бою, а уцелевшие повстанцы сдались.
Одновременно с отрядом Павлова на Колыме действовала группа Шумилова (русского, бывшего машиниста паровоза, осуждённого в 1937 г. и бежавшего из заключения), также нападавшая на золотые прииски. Этой группе удалось захватить прииски «Огонёк», «Евканджа» и «Светлый». «Шумиловцы» намеревались пробраться к Охотскому морю, захватить корабль и уйти в Японию.
Вооружённое сопротивление охватило не только Якутию. Весной 1943 г. на Ямале прекратился отпуск хлеба коренным жителям, которые исправно платили огромные налоги рыбой, дичью и оленями. Возмущённые ненцы начали покидать колхозы, уводя в тундру оленьи стада. Ненцы Топка, Неле и Сэротетта призвали жителей тундры к новой Мандаладе, и в Приполярном Урале появилось повстанческое стойбище. Повстанцы нападали на обозы с продовольствием, громили уцелевшие колхозы, угоняя оленей.
21 июня 1943 г. стойбище было окружено частями НКВД, и после боя повстанцы были вынуждены сдаться. 23 человека были отданы под суд, никто из них не был расстрелян, но все умерли в заключении.
«Вторая Мандалада», как ненцы именуют восстание 1943 г., была спровоцирована прекращением хлебных поставок. До сих пор не выяснено, с какой стати они, собственно, прекратились: к тому времени снабжение СССР продовольствием, пусть и очень скудное, было налажено. Можно только предположить, что перебои, приведшие к восстанию, стали следствием советского хозяйствования, в котором полная безответственность соседствует и с масштабными хищениями. Если вспомнить «соляной кризис» осени 1942-го, трагедию Архангельска, где четверть населения умерло от голода, массовую гибель от голода призывников в Селикенских лагерях, голодные забастовки на предприятиях Горького – ведь все они были вызваны именно этими причинами: халатностью и воровством.
А вот восстание ненцев и хантов в октябре 1943 г. стало следствием прямой чекистской провокации – ради чинов и наград. Начальник Ямальского отдела НКГБ Медведев приказал обстрелять мирное ненецкое стойбище Вэнга, отправив телеграммы начальству о «новой Мандаладе». Выдуманное чекистом-изувером восстание привело к жестоким (и совершенно необоснованным) репрессиям: десятки оленеводов были брошены в лагеря, откуда почти никто не вышел живым, а их семьи были лишены продовольственных паков и обречены на страдания и смерть. «Советская власть конфисковала имущество - тёплую меховую одежду и оленей, заперла за решетку кормильцев. Беспомощные дети и беззащитные жены остались в тундре на верную гибель. Сородичи-ненцы перевезли осиротевших людей ближе к поселкам, но далеко не всех это спасло от смерти, вызванной голодом или морозами.
Отец ненки Секо Ламдо был арестован за участие в мандаладе 1943 года. Её мать председатель поселка изгнал как жену врага народа. Женщина попросилась рыбачить с другими ненцами в устье Малой Оби, но начальство разрешило только кормить ездовых собак. Животные напали на неё и сильно искусали. Малышка Секо и ее мать месяцами голодали, скитаясь в безуспешных поисках работы. Женщина скончалась от голода и в конце 1946 года, девочку отправили в интернат» («Священная война»: как ненцы боролись против советской власти. https://news.rambler.ru/other/37648494/?utm_content=rnews&utm_medium=read_more&utm_source=copylink).
Всё это происходило в то время, как тысячи представителей коренных народов Севера храбро сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Они даже не знали, в каком ужасном положении оказались их родные и близкие…
Можно ли считать якутских, ненецких и хантыйских повстанцев 1942-43 гг. изменниками? На этот вопрос каждый должен ответить сам. Да, они поднимали восстания в тяжелейший период войны, наносили урон находившейся в состоянии тяжелейшего напряжения советской экономике. Наверняка воины Красной Армии – якуты, ненцы и ханты – были бы в ужасе, узнав, что в их родных кочевьях идут восстания. О лидерах восстаний «туземцев» известно крайне мало – лучше всего известна фигура эвенка Павлова, который на роль защитника интересов народа подходит мало. Деятельность якутских повстанцев была скорее бандитской с политическим уклоном, и тоже не вызывает симпатий – среди их жертв были ни в чём не повинные люди.
Нисколько не героизируя повстанцев Севера 1942-43 гг., следует указать, что восстания стали результатом совершенно бесчеловечного отношения советской власти к мирным оленеводам, рыболовам и охотникам, которые оказались в столь отчаянном положении, что не видели иного выхода, чем смерть в бою.