Каждую ночь перед рассветом, в тот самый час, что зовут «Часом волка» в башне из слоновой кости не спит человек. Он стоит у окна и смотрит на город. Лицо его бесстрастно, глаза равнодушны. Через какое-то время он отворачивается, чтобы уйти. Иногда зацепляется взглядом за что-то внизу и плюет. Скучно так плюет, бесчувственно.
— Великий человек! — восхищенно шепчет кто-то.
Всегда есть кто-то.
***
Алкоголик Пыжиков пропал осенним слякотным утром, до одури напугав соседей, людей не робких, привыкших за годы жизни рядом с ним к разного рода безобразиям и легкой поножовщине.
Дело в том, что алкоголик исчез не один, а вместе с квартирой, на месте которой образовался черный бездонный провал. Ущерба остальному дому он не причинил, если не считать сильного запаха перегара, доносимого из недр вместе с влажным, оставляющим мутные капли на стенах, дыханием.
Преодолев испуг, соседи алкоголика Пыжикова сгрудились вокруг провала и принялись таращиться в его глубины.
— Если долго глядеть в бездну, она начнет вглядываться в тебя, — суеверным шепотом пискнул кто-то.
— Было б на что смотреть, — незамедлительно откликнулась бездна голосом Пыжикова. — Идите нахер!
Оскорбленные соседи хотели вызвать участкового, но потом передумали, решив натравить на бездну общественного активиста Василия Петровича.
— Что ему участковый! — сказал кто-то. — Штраф выпишет и всех делов…, а Василий Петрович задолбает. Он у нас такой! Активист, в общем.
Василий Петрович, выслушав соседей Пыжикова, воспылал энтузиазмом. Он выдернул из тревожного сна участкового, поднял на хилые ноги управдома и сбегал в дворницкую, откуда вернулся, таща за жидкую бороду дворника Назима. Тот упирался, ругался и пытался укусить Василия Петровича за активистскую руку.
— От инвентаризации еще не отошел, — посочувствовал кто-то.
Услыхав знакомое слово, дворник издал душераздирающий вопль, вырвал из рук Василия Петровича бороду и прыгнул в провал. Где и сгинул. Возможно, навечно.
Участковый с управдомом хотели последовать его примеру, но Василий Петрович не разрешил.
— Успеется, — сказал он. — Сначала требуется составить акт, иначе непорядок. Засвидетельствовать нарушение, так сказать… Официальными лицами.
И протянул стопку бумажных листов в крупную клетку.
Официальные лица вздохнули, но возражать не осмелились. По собственному печальному опыту знали, спорить с активистом — занятие бесполезное. Участковый с управдомом старательно заскрипели перьями, общественность заскучала и удалилась, взяв с Василия Петровича обещание позвать, если случится что-нибудь интересное.
— А вот хер вам, — подумал он им вслед и крикнул. — Выходи, Пыжиков. Оформлять тебя будем. И дворника тоже. За хулиганство злостное.
— Сначала загляни, активист! — предложила бездна голосом Пыжикова. — Если не ссышь, конечно.
***
Давным — давно, когда Василий Петрович был маленьким, он мечтал стать космосом. Не космонавтом, как ласково поправляли его взрослые, задавая избитый вопрос про кем ты хочешь быть, когда вырастешь, а именно космосом. Великим, с мириадами галактик и черными дырами, безвоздушным пространством и ледяными астероидами, большим взрывом и кладбищем цивилизаций. А потом Василий Петрович вырос и осознал глупость и тщету своей мечты. Посудите сами, разве под силу человеку стать космосом? Однако, величия желалось. И он подался в общественные активисты.
Теперь же, стоя на краю бездны, не в силах перестать вглядываться в темные ее недра, Василий Петрович завидовал. Мучительной, черной, застилающей глаза едкими злыми слезами, завистью. Бездна ведь тот же космос. Только вниз.
— Как же так? — шептал он. — Он бесполезный паразит! Никто и ничто! Почему?!
— Сам ты бесполезный, а он глубокий и тонко чувствующий, — подал из бездны голос дворник. — И это я еще до дна не добрался. Тут, кстати, красиво.
Василий Петрович обиделся. Никакой красоты в черном провале он в упор не видел, и бесполезным признавать себя наотрез отказывался.
— Да если бы не я… — возмущенно начал активист.
— Вот именно, — перебил дворник, — о чем и речь. Стоит тебе сделать какое-нибудь полезное в общественном смысле дело, сразу начинаешь выпендриваться. А космос, он скромный.
— Много ты понимаешь, — фыркнул Василий Петрович.
— Достаточно, — парировал дворник.
— Хватит уже пререкаться, — сказала бездна голосом Пыжикова. — Никто ни хрена не понимает. Лично я всего лишь пытаюсь постичь самоё себя, а вы?
— Я парю в бесконечности, — ответил Назим. — Ты, Пыжиков, удивительной глубины человек. Во всех отношениях. О! Будем здоровы!
Послышался звук выпиваемой рюмки и недвусмысленный хруст маринованного патиссона.
— Вы там что, бухаете? — подозрительно прищурился активист.
— Формулировка примитивная, но можно сказать и так.
Бездна выдохнула в лицо Василию Петровичу алкогольные пары.
— Какая гадость, — скривился активист. — Стыдно, Пыжиков! Что скажут о тебе другие бездны? Ты же должен нести в массы какую-нибудь великую идею!
— Чем богаты! — язвительно ответствовала бездна голосом Пыжикова. — И вообще, шел бы ты заниматься… чем ты обычно занимаешься?
— Что ж… — недобро усмехнулся Василий Петрович.
Он забрал у официальных лиц бумажные листы в крупную клетку, внимательно прочитал, добавил кое-что от себя и отослал Куда Надо. Вскоре дом объявили аварийным жильем, соседей расселили, хоть кто-то и пытался слабо возражать, бездну обнесли милым белым заборчиком, а Василия Петровича оставили на страже. Официально — чтобы предотвратить неосторожное попадание беспечных граждан в недра, а неофициально…
***
Каждую ночь, перед рассветом, в тот самый час, что зовут «Часом волка», к бездне приходит человек. Василий Петрович при виде него вытягивается во фрунт, влажнеет глазами и ощущает в горле подобострастный счастливый комок. Человек перелезает через заборчик, останавливается на самом краю бездны и глядит в нее. Бесстрастное лицо его оживает, озаряется отвращением. Потом он разворачивается и уходит. Иногда, зацепив взглядом неподвижную фигуру активиста, человек останавливается и плюет Василию Петровичу под ноги. С чувством плюет, с удовольствием.
— А мог и в лицо! — суеверным шепотом пищит кто-то.
Всегда есть кто-то.
— Видишь, Пыжиков, кого ты расстраиваешь? — бормочет в бездну активист. — Он тоже, наверное, космосом стать мечтал, оттого и отвращение к тебе испытывает, будто бы посмеялся космос, пошутил зло. Чтоб не таким как он или я… хотя… я себя, конечно… в один ряд… нет… Великий человек, великий…
Бездна не удостаивает его ответом. Дворник Назим тоже. Бездне неинтересно, а дворнику там, где он находится, не слышно ни черта.
— К себе, — шепчет кто-то, — отвращение-то. К себе.