Бардфест.
После довольно насыщенных дней в Киеве, оказавшись в поезде Херсон - Барановичи, я был приятно удивлен. Во-первых, у меня была нижняя полка, во-вторых, проводница была очень симпатичной и вежливой, в-третьих, мне попалась милая и обаятельная соседка, ну, а в-четвертых, население купе состояло только из нас двоих. Постельное белье было чистым и свежим, поэтому постелившись, я грохнулся спать. И сладко продрых до самой границы.
В отличие от дороги на Украину, в этот раз украинские погранцы были на границе, как положено. Прошлись, проверили. Потом по вагонам пошли белорусские погранцы. Хорошо, что не мотали нервы – поставили штампы и все.
После границы я уже спать не мог, соседка по купе наоборот сразу же после погранконтроля ушла к Морфею гонять чаи. Первым крупным городом, который мы проехали, был Гомель. Стоянка была минут 15, и я даже успел немножко пошлындаться по вокзалу.
Когда вернулся, соседка моя уже не спала, и мы с ней наконец-то познакомились. Девушку звали Валерией, жила она в Харькове, работала программистом-игростроителем. Сразу нашлась куча тем для интересных бесед, и мы с Валерией мило болтали почти всю дорогу.
Да, чуть не забыл. Знаете самое главное достоинство белорусских и украинских поездов, когда они идут по территории Беларуси? Там можно курить! Это кайф… Зашел в тамбур, закурил, и глядишь философским взглядом на лесные просторы, проносящиеся за окном.
Когда проезжали знаменитый Бобруйск, я, честно говоря, испытал нечто вроде разочарования. Сам не знаю, что я хотел увидеть, но городок на вид – деревня-деревней.
Ехали-ехали-ехали. Пока, наконец, не подъехали к Барановичам (в просторечии – Баранкам). Помог я Валерии выгрузить из вагона все ее вещи и направился в ближайший магазин за «вдохновительным топливом». Взяв некоторое количество данного топлива, купил я билет на «дизель» Барановичи- Ганцевичи, и оказалось, что я очень удачно попал: ждать дизеля мне пришлось менее 10 минут .
Час дороги – и, гип-гип, я в Ганцевичах. С вокзала звоню Александрине, дабы уточнить, куда мне, собственно, дальше идти. Созвонились. Я попросил, чтобы меня кто-нибудь от бардов встретил. Александрина переадресовала меня главе этого бардслета – Николаю. Созвонившись с Николаем, я озвучил свою просьбу, на что мне было сказано, чтобы я ждал на вокзале, за мной заедут.
Прождал я минут 40. Вдруг за моей спиной женский голос:
-Молодой человек, Вы в Горки? На праздник?
-Да.
-Ну тогда мы за Вами.
Доехали мы до места проведения фестиваля, урочища Горки, и женщина меня спросила:
-Вы готовы пройти музыкальную таможню?
- Э-э-э.. Это как?
-Очень просто. Вам плеснут самогоночки (или еще чего-то, не помню – прим. Авт), а Вы расскажете стих или споете.
-Ааа… Это можно.
Вышел я из машины со своими сумками и пошел к «таможенному посту». Там стояли две румяные, улыбающиеся женщины в белорусских национальных костюмах. Плеснули они мне чего-то вкусного и ядреного, после чего мне стало несколько веселее. После того, как я закусил, мне объявили, что «настал черед веселой песни».. Так как настроение после дорожных моталок у меня было не ах, я вежливо поинтересовался:
- Обязательно читать что-то цензурное?
- Нееее… У нас тут записи не ведется, читай, што хошь, хлопчик!
Прочитал я стих из репертуара незабвенного Романа Трахтенберга «Хорошо в лесу весной». Любопытные, ищите сей стих сами, у меня тут цивильная заметка. Прочитал я стих, и меня с миром пустили в лагерь бардов. Вот тут начались неожиданности.
Захожу я в лагерь бардов, меня встречает глава слета –Николай. Грозно на меня смотрит и спрашивает:
-Бухой?
-Нет. Уставший.
-Чо пил?
-То, что дали на вашей таможне.
- И всё?
- И всё..
- Странно, тут уже пол-лагеря говорит, что сюда идет бухой в умат бородач…
- ?!
- Кстати, Сашка с ее мальчиком, сказали, завтра будут, а ты иди пока поешь. Вон там столик. Зовут-то тебя как?
- Дима.
- А я Коля, ты уже в курсе.
Видимо, не доверяя мне, Николай лично подвел меня к столику, за которым сидели две женщины: Ирина и Нелли. Николай быстренько раздал ценные указания.
-Так, женщины, накормите хлопца, а то он проклясть все на свете готов. А ты, Дим, ставь свои сумки в мою палатку, переночуешь со мной.
И женщины принялись за меня… Узнав, как меня зовут, понеслось «Дима, съешь это», «Дима, съешь вот это», «Дима, будь как дома, не стесняйся».. Таким образом я наелся, и мне стало значительно лучше.
Только я расслабился, звонок от Александрины.
- Дима! Какого черта ты перед лагерем бутылку водки выжрал?!
- Шаша, я вообще-то пил только на вашей таможне шутовской.
- А чего тогда люди говорят?!
- Шаша, мне уже наплевать, кто что говорит, честно. Оставьте меня в покое.
Чуть было приподнявшееся настроение опять упало на ноль и я твердо решил, что утром следующего дня смотаю отсюда манатки. Аккурат в этот момент меня позвал Николай:
-Дим, что стоишь, как бедный родственник? Иди сюда, коньячку нальем.
Налили мне, в общем, коньячку. Потом еще налили, потом еще. После четвертой рюмки, я уже не чувствовал себя злым и разбитым. А по лагерю уже начинали раздаваться песни.
Александрина этот эпизод описывает так.
Еду я, значится, с заболевающим товарищем подмыхой, еду, уже предвкушаю хлеба и зрелища для резвящегося тролля и тут раздается звонок. Коля на проводе. Лениво подымаю. Из трубы в ухо несется нарастающая паника с негодованием: "Там этот твой кореш выхлестал перед зданием вокзала бутылку водки, запил ее поллитрой и теперь буянит! Ты кого сюды привезла!". В голове мгновенно проносится — 5 дней в дороге, устал, гнобили на границе, сорвался... Что из себя представляет интернетский друже в глубоко есенинском состоянии не представляю (не довелось, не довелось), поэтому тоном "усе нормально, мама" рекомендую: " Если сильно шебуршать будет, вы его там угомоните и в теньке сложите, шоб не напекло. А я приеду, разберусь". Конец связи. Мысли по-прежнему не помещаются в голове, поэтому глазики наперегонки выпучиваются. Надо ли говорить, что вводя в некий коллектив нового человека, ты несешь за него ответственность? В том числе и перед самим коллективом. А тут такие заявочки... Пальцы нашаривают номер, на том конце пространства дребезжит жизнерадостное "але" и пружина праведного возмущения разгибается, больно пришибая ни в чем не повинного Димку... Чем я, кстати, не горжусь совершенно, но не хватило выдержки, извините... Зато вся эта история породила два вопроса: зачем надо было так подкалывать нас с Димкой и была ли это шутка?..
Эх, действительно, хорошо на природе! Свежий воздух, песни под гитару, немалое количество «вдохновительного топлива»! Единственное, что портит впечатление – это злое и беспощадное лесное комарье! Но, скажу вам честно, внимание на него обращаешь где-то до пятой-шестой стопки. Потом становится как-то фиолетово: есть эти комары или нет…
За столиком, где все кушали (а скорее, закусывали)? уже обсуждался самый широкий спектр тем, растущий с каждой следующей рюмкой. Там было все: мировая политика, цены в «Короне», красоты Гродно, половые возможности отдельных личностей и многое-многое другое.
Уже часов в 9 вечера приехали Александрина с Леонидом. Александрина мне хотела что-то сказать, но, посмотрев в глаза, почему-то передумала. Они с Леонидом пошли ставить свою палатку, а я, прогулявшись по лагерю, уселся на скамейку послушать песни под гитару. Там как раз играли «А я хочу в Бразилию, к далеким берегам». Причем играли красиво, я заслушался. Потом играли еще что-то, не помню уже. Но шли песни с удовольствием.
Наслушавшись песен, я вернулся к столику, за которым сидели Ирина с Николаем. Мне налили и я присоединился к ним. Опрокинув еще пару рюмашек, Ирина на правах старшей и умудренной жизнью женщины начала давать мне полезные советы. Первым из них было требование говорить голосом ниже. Выглядело это так:
- Скажи что-нибудь.
- Например?
- Не так! Ниже! Чего ты пищишь, как трехлетняя девочка?!
- Так?
- Ммм.. Уже лучше, а еще ниже?
- Так?
- Вот на таком уровне и держись. Аж слушать приятно!
Дальше она прочитала кратенькую лекцию по женской психологии и подробно рассказала о некоторых способах охмурения женского пола. Слушать такое из уст женщины, скажу я вам, очень интересно и познавательно. Так что, Ирина, спасибо тебе за такое количество информации, заставившей меня на некоторые вещи посмотреть совершенно по-другому. Отдельно хочу отметить еще пружанского барда Александра Казея, во многом благодаря которому и появились эти заметки о моих сумбурных болтанках по миру. Своей фразой «Да тебе писать обо всем надо!» он в немалой степени подтолкнул меня к описанию моих приключений.
Дело уже было ночью, засиживаться долго после дороги было невмоготу, поэтому я, не мудрствуя лукаво, залез в Колину палатку и почти моментально уснул.
На следующий день проснулся я в полшестого утра от того, что у меня жутко ныла нога. Вылеши из палатки и закрыв ее, дабы дрыхнущего Николая не закусали комары, я, надеясь «расходить» ногу, пошел шататься по лагерю. Все спали, кроме трех мальчишек, которые увлеченно подбрасывали дровишки в костер. Посидев с ними полчасика, я сходил к выходу с турбазы, посмотрел на стелу в память о Великой Отечественной войне.
Вернувшись в лагерь, я увидел, что Александрина с Леонидом уже проснулись. Ребята угостили меня завтраком, и мы втроем расположились за «закусочным столиком», попивая кофеёк.
Только разговорились, как из палатки Николая раздался отборный мат. Николая не устраивало то, что невесть откуда взявшиеся комары в большом количеств, разбудили его так рано. Проехавшись по ним и их родне до седьмого колена, Коля в той же вольной словесной форме занялся самокритикой в стиле «зачем я вчера столько пил?», однако, узнав, что у меня остался литр пива, значительно подобрел.
Похмелившись, Николай построил Александрину, Леонида и меня на зарядку. Надо сказать, после нее нога моя разнылась еще сильнее. Попробовал я еще ее «расходить» и, прихватив ребят за компанию, пошел вокруг лагеря. Вернувшись, мы застали идиллическую картину: Николай будил обитателей и из палаток вылезали сонные, похмельные и растрепанные творческие личности.
После завтрака барды начали готовиться к официальному открытию фестиваля. К этому времени боль в ноге стала настолько сильной, что я уже, шипя, матерился про себя. Спасибо Леониду, он где-то достал бинт, которым я перевязал колено. Как только мы закончили данную медицинскую процедуру, возле нас появилась журналистка местной газеты (Юлия Матусевич, как я выяснил чуть позже). Улыбнувшись, она спросила, с Минска ли мы. На что Александрина, не дав мне и слова сказать, завила, что «мы из Минска, а этот красивый мальчик с бородой – из Калининграда». Мне в тот момент больше всего захотелось провалиться сквозь землю, предварительно, придушив подругу. Журналистка, благосклонно кивнув, пошла фоткать уже поставленную сцену и прочую подготовку к официальной церемонии.
Ребята помогли мне доковылять до лавочек перед сценой, где я посмотрел церемонию открытия фестиваля.
После церемонии я тихо предупредил Александрину, что уезжаю в Минск, так как терпеть ноющую и не гнущуюся ногу становилось проблематично. Созвонился с Татьяной, обрисовал ей ситуацию, попросив, приютить на ночь-две, на что та с радостью согласилась.
Тем временем, обитатели бардовского лагеря собирались ехать купаться. Посмотрев расписание поездов от Ганцевич до Барановичей, Александрина сказала, что ближайший поезд не скоро, а, значит, мне лучше поехать с ними. Там я хотя бы под присмотром буду.
Приехали мы на озеро. Барды пошли купаться, а мы с Леонидом сидели в теньке дерева, курили и болтали на разные темы. Где-то спустя часа полтора я подошел к загорающему Николаю и обрисовал ему ситуацию с ногой. Он сопли жевать не стал, спросил кого-то из местных, как вызвать такси. Когда оно приехало, распрощался я с ребятами и поехал сначала в лагерь, чтобы забрать вещи, а потом на вокзал.
На обратном пути в Минск было мне уже совсем не до подсчета впечатлений и их анализа. Нога ныла невыносимо, да ещё и голова пухла от пьяных разборок бабки и внука, которые всю дорогу от Барановичей до столицы выясняли, кто и что у кого украл. Да, кого только не встретишь в пути... Люди неподражаемы.
Наконец, добравшись до города, я, было, решил доехать до Татьяны на метро, но дорожные злоключения пора было заканчивать, поэтому я снова взял такси. И лишь в гостях у Татьяны я сумел прийти в себя: меня накормили, я хорошенько пропарил ногу и хлопнулся спать. Этот длиннющий день наконец-то закончился.
В следующие дни Минск преподнесет мне еще сюрпризов, но это будет чуть позже…
История города.
Лишь спустя два года после этих приключений на бардфесте, пересматривая давние фотографии, и, задержав взгляд на тамошней стеле, посвященной Великой Отечественной войне, я решил поинтересоваться историей этого места. Сказать, что я был удивлен – не сказать ничего.
Оказалось, что места эти имеют страшную историю, как впрочем, и многие места в Беларуси. Дело в том, что во время Великой Отечественной войны в Ганцевичах располагалось еврейское гетто.
До начала войны евреи составляли более 70 % населения городка, который был захвачен гитлеровцами уже в конце июня 1941 года. Сразу после захвата фашисты приступили к «окончательному решению еврейского вопроса» на местном уровне. 30 июня было убито 16 евреев. В августе в Ганцевичи прибыла кавалерийская часть СС, до этого зверствовавшая в поселке Телеханы той же Брестской области, где было убито более 2000 евреев, и убийства местных иудеев приняли более широкий размах. Так, 16 августа, было убито 350 ганцевичских евреев. А в ноябре 1941 года в городке было сформировано гетто, представлявшее собой рабочий лагерь. Туда начали свозить евреев из некоторых других гетто: в частности, из поселка Ленин Гомельской области и деревни Погост-Загородский Брестской области.
Население спецзоны составляло 500 человек на постоянной основе. Узники занимались, в основном, прокладкой дорог через болота. Условия содержания были страшные: 200 грамм «вроде как хлеба» (мякины пополам с соломой) и 20 грамм крупы. Вместо умерших или убитых постоянно привозились новые евреи. Система контроля за заключенными была очень жесткой: помимо утренней и вечерней поверок, было еще несколько дневных, внезапных. Если гитлеровцы обнаруживали недостачу состава гетто, то особо не церемонились: за побег одного пленника расстреливались 40 других, включая всех его родственников. Такая вот «коллективная ответственность». Драконовские меры давали результаты: известно всего лишь об одном массовом (более 300 человек) побеге заключенных гетто 14 августа 1942 года. К сожалению, закончился он печально: все бежавшие узники были выловлены и убиты. Гетто было уничтожено. Сколько было убито человек за 10 месяцев его существования - неизвестно до сих пор.
8 июля 1944 года Ганцевичи были освобождены от оккупантов. Тогда в городе и окрестностях было насчитано больше 30 расстрельных ям, в каждой из которых было захоронено от 300 до 500 евреев, военнопленных, партизан.
Будучи в Ганцевичах, я, к сожалению, не добрался до памятника погибшим в еврейском гетто. А вообще в наш веселый век история Ганцевич – это лишнее напоминание, что ни в коем случае нельзя забывать, что Великая Отечественная война – это не война коммунизма и фашизма, как ее усиленно пытаются представить потомки тех, кто куролесил на территории СССР, а война за жизнь всего советского народа. И в этой войне советский народ победил.
Сейчас идет другая война – война за память. И нам нельзя ее проигрывать. Никак нельзя....