По первым проталинам на лошадях семья приехала из Карелиной в Киренск, только Тамара осталась в деревне, чтобы довести до конца учебного года своих учеников. Сняли жильё у бывших деревенских по ул. Пролетарская (ныне Косыгина). Пётр Иосифович тяжело заболел, его положили в больницу. Екатерина Афанасьевна навещала его каждый день. Его здоровье не шло на поправку.
К папе в больницу
(рассказала Аля)
Мы с младшей сестрёнкой Людой ходили в детский сад, который находился в здании напротив горсовета ( сейчас краеведческий музей) . Из садика часто бегали к папе в больницу (ныне здание хирургии). Папа лежал в самой угловой палате. Он был очень слаб и почти не вставал. Чтобы его увидеть, надо было забраться на завалинку и вытянувшись, заглянуть в окно. Завалинка была высокая. Забраться на неё было совсем непросто, но у меня это получалось. Я заглядывала в окно, смотрела в ту сторону, где стоит папина кровать. Он видел, что мы пришли, и делал мне какой-нибудь знак, что он меня видит. Люда была младше, меньше ростом и не могла подняться на завалинку.
Однажды, возвращаясь с Людой от папы, идя по улице в сторону дома (под Епишкой мы снимали своё первое в Киренске жильё), мы увидели, что нас нагоняет волна: начиналось наводнение 1947 года. Волна быстро бежала за нами высокой «коброй», а мы, маленькие девочки шести и четырёх лет, в страхе убегали от неё. На Люде была обувь с чужой ноги, которая была ей велика… Люда потеряла свой башмачок, мы бросились его поднимать, а волна уже совсем близко, и мы снова побежали изо всех сил! Едва успели забежать на деревянный тротуар, как вокруг нас в тот же миг разлилась вода.
( рассказала Мая)
Приехали в Киренск, остановились у деревенских знакомых. Началась очень сложная жизнь. Холодная, голодная, горькая. Папа сильно заболел. В больнице мы его навещали, но в палату проходила только мама. Иногда она приносила из больницы что-то поесть. Видимо, папа отдавал, потому что чувствовал, что не поднимется. В последнее посещение мы трое: я, Нэля и Люда, - стояли у дверей коридора, а дверь в папину палату тоже была открыта. Мама стояла в белом халате в папином изголовье. Лицо папы я хорошо видела. Не поднимая головы, он очень внимательно смотрел на нас. Грустно, печально, горько. Как возвращались домой, одни или с мамой, - не помню.
***
Мама решила привести из деревни корову, чтобы поддержать папу и нас свежим молоком. Корова оставалась в Карелиной до лета, т.к. не было уверенности, получится ли устроиться в городе с коровой, и как её прокормить. За коровой в Карелину пошла пешком, а туда и обратно с коровой, даже за 2 дня не обернёшься.
Неравноценный обмен
(рассказала Рая)
Когда мама пошла в деревню за коровой, мне наказала, чтобы я навестила папу в больнице. Я пришла, попросила санитарку позвать папу. Он вышел, едва держась на ногах. В его лице, исхудавшем и морщинистом, едва теплилась жизнь. Увидев папу таким, я заплакала. Папа сказал:
- Продай виктролу (патефон) и пластинки. Купите хлеба.
Я спросила в магазине, сколько стоит булка хлеба. Потом взяла виктролу с пластинками и пошла на базар. Снова прибежала к папе в больницу и сказала:
- Папа, я продала патефон с пластинками и купила булку чёрного хлеба. Папа сказал:
- Молодец... ты всё правильно сделала.
***
Эту коллекцию пластинок классической музыки Пётр Иосифович бережно собирал, покупая понемногу каждый раз, когда ездил в город. Она была не только духовной ценностью сама по себе, но частью жизни семьи, памятью о счастливых семейных вечерах. Продать виктролу и пластинки, - это был крайний шаг, на который решился Пётр Иосифович ради того, чтобы девочки продержались до прихода из деревни Екатерины Афанасьевны.