Неумолимо и быстро на Калиновку опускались августовские сумерки. Добрались до своего жилища уже затемно. На всех троих накатила тоска по дому, по прежней жизни. Но что оставалось делать? Утро вечера мудренее – нужно было переночевать, а вдруг с первым утренним лучом солнца волшебным образом получится переместиться обратно, в свою привычную жизнь?
Подходя к дому, увидели свет в окошке – Татьяна суетилась, накрывая на стол.
- Мужики, я больше не буду парное молоко пить – живот весь день урчит, - пожаловался Игорь.
При свете керосинки на столе, покрытом свежей скатертью, весело блестели начищенные ложки, стоял чугун с ухой, «четверть» самогона, бутыль темного стекла (судя по всему – с настойкой), горкой возвышалась отварная свежая картошка в мундире, лук, огурцы, краюха хлеба, неизменный кувшин с молоком.
- Самое время сделать еще одну дырку на ремне, – сказал Саша. - На местных харчах, ребята, мы, как в санатории, быстро разжиреем.
- Ну что, соколики, устали, небось? – заботливо спросила Татьяна, глядя на Олега.
- Не без этого, - ответил тот.
- Ну, давайте-ка за стол. Ефимыч забегал, еще раз наказал вас голодными не оставлять, вот я и расстаралась!
Наваристая ароматная уха хорошо пошла под горячительное. Казалось, что наелись до отвала, когда Татьяна поставила на стол убойный аргумент – мясной пирог и шаньги.
Э-э-э…- крякнул Игорь.
«Твою налево, здравствуйте, голодные тридцатые», - про себя матюгнулся Саша, но руки сами потянулись за ароматной выпечкой.
Хозяйка с удовольствием присоединилась к трапезе – немного захмелевшая, с порозовевшими щеками, она рассказывала о своей жизни, о том, как не хватает в хозяйстве мужских рук, как тяжело одной присматривать за хозяйством, о злобных односельчанках, ревнующих ее к своим мужьям.
«Ох, не зря бабы ревнуют!» – думал про себя Саша.
Крепкая, подтянутая Татьяна с озорными чертенятами в карих глазах, с ниспадающими на плечи густыми локонами волос выглядела не разжиревшей и не сгорбленной от непосильной работы и каждодневных забот, а ухоженной, следящей за собой, красивой, еще молодой женщиной. Некоторые из ее односельчанок, не знавших в своей жизни дезодорантов, туалетной воды и прочих косметических причиндалов успели в течение дня «одарить» приятелей крепким духом застоялого пота, сальных волос, давно не стиранной одежды. От Татьяны если пахло потом, то совсем чуть-чуть - ненавязчивый запах молодой женщины, смешанный с ароматом накрахмаленной свежей одежды.
Ужин, наконец, закончился. Татьяна начала собираться, сгребать грязную посуду. Олег стал помогать ей.
- Справлюсь, небось, - запротестовала Татьяна.
- Помогу тебе, – буркнул Олег, стараясь не поднимать взгляд на друзей.
Скрипнула и хлопнула дверь – парочка удалилась.
- Забористый табачок мужички подарили, – крякнул Игорь, набивая самокрутку.
С каждым разом у него это получалось все лучше. Да и Саша стал за собой замечать, как проникается «местным духом» - повадками, манерой речи местных жителей.
- Казанова-то наш – к утру, поди, припрется только. Нашел себе жалмерку! – ворчал Саша, устраиваясь среди перин на большой кровати. - Хотя ведь был уговор!
- Ладно, хрен с ними, – засыпая, пробурчал Игорь с соседней койки и задул керосинку.
От впечатлений дня, которые мозг до сих пор отказывался осознавать, тяжелой работы, новых переживаний, крепкой самогонки, свежего, какого-то особенного воздуха, еще свободного от выхлопных газов, оба провалились в обволакивающий сон, не сулящий сновидений.
Казалось – еще не успели заснуть, а солнечные лучи едва забрезжившего рассвета уже смешались со звуками нового дня Калиновки – пением петухов, лаем собак, громкой речью и отрывистыми возгласами жителей.
Скрипнула дверь, и вот он, на пороге, – немного смущенный, всклокоченный и невыспавшийся Олег. Прошел и сел за стол, глядя перед собой мутным, непонимающим взглядом. Саша и Игорь, привстав на кроватях, смотрели на него спросонья, но с легкой язвительной усмешкой.
- Ну что, укатали Сивку крутые горки? – зевнув, спросил Игорь.
- Я те, щас как врежу, – устало и беззлобно огрызнулся Олег и запустил в Игоря старым валенком.
- Добро пожаловать в эру волосатых женских ног! – поддел приятеля Саша.
Второй валенок отправился в сторону Сашиной кровати.
Деликатно кашлянув и постучав в дверь, вошел председатель.
- Тю-ю, хлопцы, шестой час уже, встаем, дел полно! – затараторил он в своей обычной манере, нетерпеливо потирая ладони.
- Не шуми, председатель, все по разнарядке и плану работ делаем. Устали немного вчера, – ответствовал Саша.
- А, ну хорошо, это добре! На сегодня план работ вам известен, что понадобится – незамедлительно меня зовите. Дуйте на склад, все получите – и продолжаем!
Мгновение – и председателя след простыл.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» - задумчиво пропел Саша. Олег побрякал умывальником, пофыркал, а потом громко высморкался в вышитый рушник. Игорь вышел на улицу покурить – оттуда раздался громкий надсадный кашель: привыкание к «самосаду» пока давалось с трудом.
- У кого какие мысли – как отсюда выбраться? – Саша, в который раз, сформулировал витавший в воздухе вопрос.
«Совещание» закончилось, так и не начавшись: на пороге возникла Татьяна, бережно обхватив полотенцем чугунок с дымящейся ароматной кашей. Вслед за кашей на столе-самобранке вновь появились свежеиспеченный хлеб, молоко, простокваша. В отличие от Олега, Татьяна выглядела вполне свежо – аккуратно причесана, умыта, ясный задорный взгляд лишь чуть оттенял едва смущенный румянец.
И вновь все пошло по кругу, как в заколдованном сне – ели как в последний раз. С кашей хорошо пошли парное молоко и простокваша, хотя у всех с непривычки вчера от них крутило живот. К концу завтрака все крынки практически опустели.
- Мой рубль! Вот мой рубль! Пойду, корову куплю! – вдруг раздался за окном крик, даже не крик, а какой-то сумасшедше-торжествующий вопль. Тщедушный мужичок неопределенного возраста и весьма расхристанного вида приближался к их дому.
- А это дурачок местный, Павлушка, - сказала Татьяна. - Ходит, побирается по домам. С ума сошел, когда они с отцом за коровой поехали в город. Отца убили на его глазах, деньги отобрали, остался только у него один рубль, старый еще, дореволюционный. Вот лет двадцать уже и бегает с ним, орет. А так – беззлобный он.
Саша почти не слышал ее объяснений – внезапно он вспомнил: точно такой же голос доносился из его памяти, из его сна в палатке позапрошлой ночью.
Павлушка меж тем, кривляясь, подошел к их окну, стал корчить рожи и хвастливо кричать:
- Вот мой рубль, пойду корову куплю!
Теперь уже все трое увидели такой же рубль, который выкопали «позавчера» - четыре буквы «П», а на обороте: «Не намъ, не намъ, а имяни твоему»…
- Павлуша, подари монетку, а? – попросил Саша. - А я тебе…
«Что же тебе дать взамен? - думал Саша. - Мобильник? Нет, конечно. Фонарик!»
- Вот Павлуша, хочешь фонарик? Смотри – лампочка горит. А вот – не горит.
Павлуша зачарованно смотрел на фонарь. Внезапно, не говоря ни слова, он бросил монету в густую траву у дома, выхватил фонарь и пустился наутек.
Игорь досадливо ругнулся, а потом вспомнил, что монету они обязательно «найдут». Надо только умудриться попасть обратно…