Пока суд продолжает выносить приговоры фигурантам дела о «массовых беспорядках», мы поговорили с теми, кого отпустили на свободу. Бывшие обвиняемые по так называемому «Московскому делу» рассказали об условиях в столичных СИЗО, известных сокамерниках и об адаптации в неволе.
Студентов Валерия Костенка и Даниила Конона обвинили по ч. 2 ст. 212 – участие в массовых беспорядках. Днем 3-го сентября, когда суд вынес приговоры сразу нескольким фигурантам, появилась неожиданная новость: СК снимает обвинения с 4-х человек. Костенок и Конон оказались среди них. Они провели в московских СИЗО около месяца и были отпущены на свободу за отсутствием в их действиях состава преступления.
Молодые люди рассказали White News о жизни в столичных СИЗО и о том, как встретили новость о своем внезапном освобождении.
— Когда пришло осознание, что вы в тюрьме и надолго?
— Первый человек, которого я увидел в ИВС, при беглом разговоре сказал: «Не переживай, Даниил, все возможно. Я, например, в лагерях женился». В самом начале я был сторонником того, что да, ошиблись, возможно, сейчас и правда разберутся, не может быть и все такое прочее. Тогда все происходящее воспринималось как чуждое, ненужное мне. А приходит момент, когда осознаешь, что не нужно думать о том, что снаружи, а надо думать о том, как прожить сегодняшний день, завтрашний день, что-то сделать для камеры. Акклиматизируешься, понимаешь, что это надолго.
Иногда накатывало, скрывать не стану. Было тяжело осознать, больше жаль людей, которые снаружи. Когда окончательно смирился, что я здесь года на 2, то изменилось отношение и к тем, кто внутри. Если поначалу еще в ИВС остаются какие-то мысли, что это разбойники, еще кто-то, спустя неделю я четко понимал, что со мной сидит огромное количество невиновных, образованных людей.
— Как принимали другие арестанты?
— Как сказал конвойный, выгружая меня из автозака, – добро пожаловать домой. В ИВС в общем все понимают, что это временно – никто не заинтересован завязывать знакомства, общаться. В СИЗО в этом смысле иначе. А так отличие еще в том, что в ИВС почему-то всегда водят в наручниках, а в СИЗО такого нет.
Сокамерники восприняли хорошо, все относились с пониманием по большей части. Да, кто-то с некоторым смешком, мол, зачем ты это делал [участвовал в митингах], лучше бы воровал – меньше бы дали и больше было бы толку. Вообще, тюрьма, пожалуй, самое честное место в Москве. Потому что всегда есть страх – все слышали о том, что заключенных избивают. Именно это заставляет арестантов поддерживать друг друга и быть честными. Каждый раз, когда меня переводили в другую камеру, я получал с собой набор продуктов, у меня тысячу раз спрашивали, есть ли зубная щетка, теплые носки. Люди понимают, что ты уходишь в неизвестность, тебя могут кинуть куда угодно.
Сотрудники первым делом спрашивали, сколько мне заплатили. Они очень искренне считали, что митинги – это моя работа, я получаю за это деньги: «Даниил, мы прекрасно понимаем, что у вас есть и подготовка, и навыки, мы хотим быть уверены, что вы не будете организовывать массовые беспорядки здесь». От этого я был очень сильно удивлен: не может все-таки студент вывести 20,000 человек на улицу, всех скоординировать. Но они там считали, что я чуть ли не агент ЦРУ.
КАК КОРМЯТ В МОСКОВСКИХ СИЗО
— Какие-то претензии были к тому, как кормят в СИЗО?
— Я думал, что кормят – лишь бы не умер, но это можно есть. Ячка (ячневая каша – прим. WN), иногда гречка, пюре, рыба, рыбные котлеты, борщ, суп картофельный, гороховый – простые блюда. Пресноватые, могут иногда накладывать мало, но это всегда вопрос подхода. При желании можно и попросить «баландера» (арестант, который стоит на раздаче еды – прим. WN), можно и заставить его наложить больше для камеры в целом. За пачку сигарет, условно, можно целую неделю получать увеличенную пайку.
Я разговаривал со многими, кто провел в СИЗО достаточно времени. Да, сбрасывают вес. Мужчина, который сидел со мной в «Матросской Тишине», говорил, что начинаются проблемы с зубами из-за недостатка кальция. Я сначала сбросил вес, но потом в СИЗО Медведково в последней камере набрал. Там сидели люди состоятельные, которые постоянно заказывали через ресторан и зачастую не ели то, что им выдавали.
В «МАТРОССКОЙ ТИШИНЕ» СИДЯТ ТАКИЕ ЖЕ НЕВИНОВНЫЕ
— Что было самым тяжелым?
— Понять, что меня сегодня отпустят. На полном серьезе – это сложно принять. Ты находишься в камере с людьми, которые проведут здесь еще лет по 8. И понимать, что ты человек свободный, несколько часов и ты выйдешь – это кажется нереальным.
Возможно, странно прозвучит, но мне было очень тоскливо и отчасти неудобно, потому что я понимал, что со мной сидят настолько же невиновные люди, как и я, но они продолжат сидеть здесь. В «Матросской Тишине» я сидел с человеком, который 11 месяцев находится в СИЗО за своего полного тезку – с таким же именем фамилией и отчеством, но на 20 лет моложе. Он купил машину в Москве и тут же стал фигурантом уголовного дела в Казани. Проходит как член ОПГ, ему вменяют «наркотическую» 228-ю статью, 5-ю часть – около 15 лет. Следователь, который принимал его дело в последний раз, говорил на допросе: какой-то бред в деле написан, у вас тут год рождения 1973-й, а в деле 1993-й, тут вы одно лицо, а тут другое. Он отвечает: это вы мне скажите, как так-то, потому что я 11 месяцев уже просидел. Тем не менее он продолжает сидеть, ждет момент, когда пройдет год содержания под стражей, чтобы после очередного продления выйти под домашний арест и утрясти эту ситуацию.
Я сидел с владельцем ТЦ «Коломенский» и фигурантом дела Baring Vostok, финансовым директором банка «Восточный». Очень хороший человек, начитанный. Сразу же предложил мне много интересных книг, учебной литературы. Из этой камеры я и выходил, и было жаль, что они останутся.
— Как происходил арест?
— 11 августа, утро. Я разговариваю со своей подругой, и на второй линии у меня сосед: «Валера, на лестничной клетке 8 человек, хотят попасть в квартиру с обыском, будут ломать дверь». Я подхожу к двери, а она оказалась даже не закрыта на ключ. Я закрыл дверь, позвонил в ОВД по своему району, мне сказали, что действительно, там представители главка и что-то хотят со мной делать. Ну все, я начал уже потихоньку вещи собирать.
Тогда думал: куда я их собираю – чтобы выйти к ним навстречу или просто уйти? У меня была такая возможность, я живу на втором этаже, и под балконом, с другой стороны от входа в подъезд, у меня деревья. И открытая шенгенская виза… Я решил остаться. Потом мне начал звонить следователь, я попросил дождаться адвоката. Сначала пошли навстречу, а потом стали звонить каждые 5 минут. Последний раз он сказал: «Все, мне из СК сказали: чего ты ждешь? Вызывай МЧС. Я вызвал». Через 3 минуты я открыл им дверь…
— В какой момент стало ясно, что это надолго?
— Когда меня привезли в ИВС. Я зашел в камеру после допроса, и там был Айдар Губайдулин. Он сказал: у меня тоже 212-я и мне дали 2 месяца [ареста]. Тогда я понял, что минимум 2 месяца я точно буду в тюрьме.
Сразу после ареста я все не мог вспомнить эти бутылки, я думал, что это будет административный арест за повторное нарушение на митингах, и не было какого-то страха неизбежности, отъезда надолго. Мне кто-то из оперуполномоченных сказал: что вы переживаете, вы, может, сегодня вообще вечером домой вернетесь. Система так подшучивала часто, чем давала мне ложные надежды. Первый суд: прокурор просит домашний арест. Через неделю апелляция, прокурор опять просит домашний арест, и не приходит следователь…
Когда ко мне уже в последнем ИВС, где я сидел, приходил следователь, он вообще сказал: ну подождите, на следующей неделе будет какая-то информация, возможно, вас тоже будут переквалифицировать. Постоянно эти надежды – они не давали полностью убедиться в том, что я тут надолго застряну.
КАК В СИЗО ПРИНИМАЮТ НОВИЧКОВ
— Как приняли другие арестанты?
— В СИЗО-5 вообще меланхоличная обстановка, там все такие сидят грустные, расстроенные. И когда кто-то новый заходит, ему все сочувствуют, кто бы не заходил, с какими статьями. Иногда вызывало страх со смехом: «Ты сидишь за то, что бутылку пластиковую бросил?». Потому что там 70% людей по 228-й, кого-то ловили с невероятными просто количествами веществ. И когда они видят, что человек за пластиковую бутылку получит больше, чем они за часть 1-ю и часть 2-ю 228-й статьи, это вызывает удивление.
Фсиновцы дали установку сокамерникам: не подпускать меня ни к каким «запретам». Ну, и они считали, что я могу в тюрьме какие-то беспорядки устраивать, раз у меня такая статья. Я сразу сказал сокамерникам: если какой-то конфликт – я за вас, никого не сдаю, но и ни в чем не участвую, ничем запретным не пользуюсь. Отнеслись с пониманием, «старший» давал советы, рассказывал что к чему.
КАК РАБОТАЮТ СЕРВИСЫ ФСИН
— Ты пользовался интернет-магазином, ФСИН-письмом, таксофоном?
— Система такая инертная. Она настолько медленная, что я не успел воспользоваться ни магазином, ни таксофоном. Каждый раз заявление на покупку продуктов из каталога, книг, даже на медикаменты рассматривается 10 суток. Говорят, завтра утром придет врач, но утром его никогда не бывало. В нашу камеру в СИЗО-5 принесли медикаменты только после того, как пришла ОНК. Меня поразило, как ФСИН реагирует на правозащитников: на свободе ты можешь годами бороться, чтобы на проблему обратили внимание. А здесь после визита правозащитников и Анны Каретниковой сразу решили насущные проблемы.
При переводе из камеры в камеру письма будут искать 3-4 дня. Я даже опоздал на суд на апелляцию, потому что они меня потеряли. Судья так и сказала: «Извините за задержку, мы заключенного потеряли». Как-то меня внезапно перевели из «хорошего» СИЗО-5 в СИЗО-3 – с крысами и дырками в полу. Никто не понял, что это и зачем…
Следователь потом сказал, что вся следственная группа об этом не знала – это была какая-то инициатива ФСИН.
— Что больше всего удивило?
— Я удивился только одному – самому себе, как я так быстро там адаптировался. Я же никак раньше не соприкасался с этим миром, меня совершенно не интересовала эта тюремная романтика. Это, может быть, страшно должно быть, что я попал в тюрьму, где, как кто-то думает, сидят какие-то разбойники, а я среди них вдруг раз – и без всякого беспокойства сижу и нормально общаюсь.
ЧТО ТАКОЕ «ДОРОГИ» В СИЗО
— Бывали моменты, когда становилось страшно?
— Был момент, когда мы переехали в новую камеру из карантина в СИЗО-5. Там были люди, которым светят большие сроки и им надо состояться в этом тюремном мире. Общение с другими камерами привело к тому, что после отбоя, когда начинаются «дороги» [общение между арестантами посредством записок], нужно завешивать камеры видеонаблюдения. Как только мы это сделали, пришел сотрудник, сказал, что придет группа, если не уберем. Никто, конечно, ничего не убрал, группа сняла эти носки с камер, но их тут же повесили обратно. Нас вывели в коридор, поставили на «растяжку» лицом к стене и сказали, что будем так стоять до утра. Там не стесняются сказать имя и номер камеры, кто дал совет завешивать. Главный по этажу сходил к этому человеку, вернулся и сказал: действительно, из такой камеры есть установка, теперь вы живете «по-черному». Больше нас не трогали.
Еще тяжелее всего была неизвестность. Когда открываются двери, и ты не знаешь, что будет дальше, куда тебя переведут. И тяжело было выходить, зная что там остаются ребята [другие фигуранты дела]. Правда, если бы вместе со мной не выходил Сергей Абаничев, не знаю, как бы я вышел из КПП.