(вспомнила Мая)
Аграфена Иннокентьевна, наша бабушка, умерла незадолго до того дня, когда мы уезжали в Карелину. Причины я не знаю. Старость, годы или разлука с единственной оставшейся в живых дочерью и внучками (её сыновья погибли в репрессию). Переезжали мы в ноябре 1944 года. Везли нас родители в санях-розвальнях, чем-то закрытых, типа кибитки. Там было темно и очень душно, многих сильно укачивало. Особенно после остановки в какой-то деревне, где нас угостили кремом (деревенским мороженым). После этого я много лет не могла есть мороженое.
Когда мы приехали в Карелину, Рая была почему-то уже в этой деревне, и общались мы какое-то время через окно (был карантин). Люда ей сообщила свой возраст:
- Два года, третий пошёл, - и показала два пальчика.
Жили сначала в школе, занимая одну комнату. Кроме неё, в школе было ещё две классных комнаты и одна маленькая, в которой детей кормили школьными завтраками (молоко и булочка).
В классных комнатах учились по два класса одновременно, и вёл урок один учитель. В одной занимались ребята первого и третьего классов. А в другой – второго и четвёртого.
В Карелиной мне впервые купили калоши. Надевались они на чуни (тряпочные стёганые полусапожки), которые мама шила сама. Весной на улице слякоть, сырость, грязь, а я иду, очень довольная, и всё оглядываюсь, какой красивый след остаётся! И ноги сухие! В черках пройдёшь по такой грязюке, они раскиснут, стелька из сена мокрая, ноги мокрые и холодные. С вечера всё просушишь и снова одеваешь. Пока черки сухие, ноге тепло, мягко.
Летом мы переехали в деревянный дом, который был на две семьи. А дома в деревне в основном располагались вдоль речки. Наш дом был примерно на середине улицы. Школа была на окраине деревни, и, мне казалось, на приличном расстоянии от нас. Ограда нашего дома была не загорожена, а дальше были зажиточные усадьбы с красивыми воротами и высокими заборами. Мы заглядывали в щёлки и видели в тех дворах деревянные тротуары, тропинки и зелёную травку. В глубине двора стояли двухэтажные бревенчатые амбары, навесы, всё аккуратно, прибрано.
В доме у нас была одна большая комната и прихожая-кухня, в которой стояло две печки, железная и русская, и кухонный стол. В комнате, в правом ближнем углу, стоял большой стол. За этим столом мы ели и готовили уроки, иногда при лучине. У левой стенки стояли кровати. Иногда кто-то спал на русской печке, в сильные холода или когда болели-кашляли. А посреди комнаты устраивали танцы: папа играл на балалайке, а мы четверо плясали из угла в угол поочерёдно. Этот танец так и назывался: полька на четыре угла.
Зимними вечерами по скрипу снега под окнами мы слышали, как папа возвращается из школы. Иногда очень поздно, видимо, проводил там собрание или другие мероприятия. Скрип обуви был таким звонким, что было ясно: шёл он не в валенках и даже не в сапогах, а в ботиночках или туфлях. А зимние морозы там были сильные.
Когда я пошла в школу, папа уже не работал, учила нас Тамара.