Оно пополняло бюджет, но расшатывало основы СССР
Был в истории отечественного кинопроката период, который ныне одни называют «триумфом трофейного кино», другие же предпочитают употреблять оборот «кино украденное». Речь идет о первых послевоенных годах, когда поколению народа-победителя открылся доселе неведомый и увлекательный киномир. Окунувшись в него, советские мальчишки начинали играть в грабителей почтовых дилижансов, а девочки учились чечетке, подражая блистательной Марике Рёкк. То была короткая эпоха, о которой позднее Бродский напишет: «Я утверждаю, что одни только четыре серии «Тарзана» способствовали десталинизации больше, чем все речи Хрущёва на XX съезде и впоследствии».
Конвертирование грез в звонкую монету
Когда весной 1945 года советские войска взяли город Бабельсберг, что под Берлином, в зоне оккупации оказался и центр киноиндустрии Третьего рейха. Включая Рейсхфильмархив, в котором насчитывалось свыше 6,5 тысяч единиц хранения художественных и документальных лент. Причем это были фильмы не только производства стран гитлеровской коалиции, но и копии фильмов противника (французские, английские, американские.) Все это достояние было перевезено в Подмосковье, где на протяжении нескольких лет сотрудники Госфильмофонда разбирали пленки, в итоге отобрав чуть больше 120 достойных показа перед советскими зрителями.
Послевоенная разруха и необходимость спешного укрепления пошатнувшейся обороноспособности страны стали, пожалуй, главной мотивацией к тому, чтобы руководство СССР приняло решение о запуске в прокат захваченных в Германии зарубежных фильмов. Расчет оказался верным: впечатлившись увиденными на экране яркими «сказочными» и «из мирной жизни» картинами, изголодавшиеся по позитивным эмоциям советские зрители вновь и вновь возвращались в кинотеатры. Щедро пополняя казну заработанными кровными. Как результат — только за период 1948–1949 годов сборы от проката западных фильмов принесли государству 750 миллионов рублей дохода.
Первый после водки
Цветные фильмы в СССР до 1945 года снимали на трехпленочные камеры ЦКС‑1, в то время как в Германии уже с 1925‑го производили трехслойную цветную пленку АGFА. Изготовитель — греппинский завод фирмы IG Fаrben — был захвачен советскими войсками вместе с запасами пленки и оборудованием. Именно на пленке АGFА был снят Парад Победы в Москве, при этом монтировали и озвучивали его в Берлине. Оборудование завода IG Fаrben перевезли в Москву и Казань, и в 1947 году в стране началось производство цветной пленки. Это стало важным этапом в реализации плана по возрождению советского кинематографа, целью которого намечался возврат к довоенному уровню объема доходов в казну от проката фильмов — до 1941 года прокатный сбор в СССР занимал второе место в рейтинге доноров бюджета, уступая только водке.
Кино и немцы
В августе 1948 года Политбюро ЦК ВКП (б) издало постановление о выпуске в прокат заграничных фильмов. Первую, разделенную на две части партию составили полсотни картин. Одни предназначались для широкого показа по всей стране, другие — для «закрытой» демонстрации по так называемой «профсоюзной линии» (в домах культуры и творчества, в клубах и т. п.). Вне зависимости от страны-производителя перед показом на экране появлялась надпись, уведомляющая, что это — «трофейный фильм», подаренный народу советскими солдатами. А затем шла краткая текстовая поясняющая аннотация. Дабы зритель сразу правильно соориентировался, что в предлагаемом фильме будет продемонстрировано хорошо и правдиво, а что — лживо и нетипично.
Не считая «Ом Крюгера», «Еврея Зюсса» и отчасти «Школы ненависти», откровенно нацистских фильмов в представленном пакете не было. Прочие захваченные «вражеские» ленты ничего особо крамольного сюжетно не содержали. Например, приключенческая лента «Охотники за каучуком» (в оригинале «Каучук», 1938, Германия, реж. Эдуард фон Борсоди), драма о судьбе Марии Стюарт («Сердце королевы», 1940, Германия, реж. Карл Фрелих), вестерн «Император Калифорнии» (1936, Германия, реж. Луис Тренкер), фильм-биография «История одной жизни» (в оригинале «Джузеппе Верди», 1938, Италия, реж. Кармине Галлоне)... Важный момент!
Из полусотни отобранных фильмов де-юре «трофейных» набралось не более двух десятков. Остальные, лукавя, можно назвать заимствованными немцами шедеврами мирового кинематографа. Однако нет ничего удивительного в том, что именно эти «заимствованные» пользовались в СССР бешеной популярностью и приносили наибольший доход. Почему? Да потому что, как сказали бы сейчас, «это Голливуд, детка!»
Улучшаем Голливуд
Так советский послевоенный зритель впервые получил возможность увидеть «оскароносное» кино: «Ромео и Джульетта» (США, 1936, Дж. Кьюкор, 4 номинации на «Оскар», первая в мире озвученная экранизация шекспировской трагедии), «Дилижанс» (США, 1939, Дж. Форд, 5 номинаций и 2 «Оскара»), «Вива, Вилья!» (США, 1934, Джек Конуей, 4 номинации и 1 «Оскар»). Без «Оскара», но ничуть не худшие: «Горбун Собора Парижской Богоматери», «Отверженные», «Принц и нищий», «Тупик», «Дорога бедствий»...
Мюзиклы, драмы и приключения ворвались в сознание советского человека, открыв для него неведомый доселе мир, где в одиночку можно построить свое, личное, благоустроенное и светлое будущее. А разглядывая интерьеры и пейзажи на экране, сопереживая главным героям, советские люди невольно еще и занимались самообразованием. Знакомились с биографиями Марии Стюарт, Рембрандта, Штрауса, Верди, получали представление об истории Британии, Франции, Китая, Мексики, открывали для себя творчество Шекспира, Гюго, Дюма.
Разумеется, фильмы союзников, хотя бы и бывших, по факту не могли считаться трофейными. По этой причине они шли «узким прокатом», чтобы в случае претензии показ формально можно было списать на недогляд и разгильдяйство на местах. Подписывать голливудскую классику трофеем не решались, а потому на афишах указывали лаконично: «Сегодня зарубежный фильм». Во всем остальном с картинами США поступали точно так же, как и с кинодостоянием поверженного врага — вырезались титры, ликвидировалось авторство. А сами фильмы, бывало, перемонтировали в соответствии со своими идеологическими представлениями о том, каким должен быть истинный конец у героев загнивающего Запада.
Рядовые граждане не только не знали о происхождении голливудских кинолент, но и не подозревали, что те подвергались серьезной редактуре. Например, в фильме «Брачный круг» (в оригинале «Нора», экранизация драмы Генрика Ибсена «Кукольный дом») был перемонтирован финал — главная героиня вернулась к мужу. А из ленты «Премьера «Мадам Батерфляй» исключили сцену, где актриса прощает измену возлюбленному. Была цензурована картина «Президент Хуарец» о борьбе мексиканского народа с французскими колонизаторами — из нее убрали сцены, характеризующие американцев благородными спасителями. Но, пожалуй, самой зверской редактуре подвергся фильм Френка Капры «Мистер Дидс переезжает в город». Номинированная в 1937 году на четыре «Оскара» картина, повествующая о судьбе провинциала, которому благодаря чистоте своей души удается победить жестокость и безразличие большого города, в нашей интерпретации сделалась рассказом о торжестве американского цинизма, где наивного простака сажают в тюрьму. До неузнаваемости было изменено даже название — на советские экраны фильм вышел с титрами «Во власти доллара».
Как вас теперь называть?
Переименование — особая фишка «трофейных фильмов». Изначально ленты перетолмачивали на свой лад немцы, а уже потом их названия меняли еще и русские. Это обстоятельство внесло такую путаницу, что только в наши дни оказалось возможным установить, что, к примеру, демонстрируемый в СССР фильм «Восточная сказка», указанный в постановлении ЦК ВКП(б) как «Али-Баба и сорок разбойников», на самом деле — творение английского режиссера Уолтера Форда «Чу Чин Чао». А хорошо знакомая советскому зрителю «Девушка из Неаполя» (у немцев — «Маддалена») — на самом деле итальянская лента режиссера Кармине Галлоне «Каста Дива» (1935). Переименовывая с немецкого шедевры кинематографа, советские цензоры особо не мудрили. Например, австро-германский фильм Карла Хартля «Кого боги любят» на афишах значился как «Моцарт»...
Недолго, но исключительно заразительно
Как ни старались цензоры, они жестоко просчитались. Уже в 1950 году отдел пропаганды и агитации вынужден был признать, что во время просмотра зритель видит не аморальность лживой Америки, а возможность легко разбогатеть; что он принимает американского офицера за образец смелости и верности долгу; осознает, что ради своей семьи можно пойти на любое преступление; что всякая революция — это кровь. И — что самое ужасное! — в странах загнивающего Запада можно неплохо жить. Осознание этого факта хоть и было неприятно, но уже ничего не могло изменить. Советская власть оказалась в собственной ловушке. Да, в сталинское время на вырученные средства от проката трофейного фонда снималось и свое кино, но оно не могло сравниться с голливудским. И советский зритель охотнее шел на невзрачную афишу «Зарубежный фильм», отдавая всего себя «тлетворному влиянию».
Эпоха трофейного кино продолжалась недолго. С середины 1950-х советский кинематограф оказался на взлете и играючи справился с проблемой «импортозамещения». Исполнившие свою миссию трофеи отправились на полки Госфильмофонда, чтобы изредка «появляться на людях» в кинотеатрах повторного фильма, в организованных по принципу «закрытого клуба» Домах кино или в учебных аудиториях, где готовили кадры для отечественного кинематографа.
Автор текста: Юлия Никитина
Интересные факты:
А Штирлица тошнило
В знаменитых «17 мгновениях весны» Штирлиц приходит в кинотеатр на встречу со связником и в очередной раз вынужденно смотрит картину «Женщина моих грез», от которой его уже почти тошнило. А вот для послевоенного поколения советских людей этот немецкий мюзикл 1944 года с блистательной кинозвездой Третьего Рейха Марикой Рёкк в главной роли сделался культовым. Переименованный у нас в «Девушку моей мечты» (ибо «грезить о женщине неприлично») этот фильм в наши дни принято считать символом «трофейного кино».
Краснокожие эротоманы
Сотрудники отдела агитации и пропаганды порой браковали не только отдельные политически вредные, но и, казалось бы, совершенно невинные «трофейные фильмы». Советский киновед Юрий Сааков вспоминал, что нашему целомудренному и неискушенному зрителю, к примеру, не дозволено было увидеть экранизацию романа Фенимора Купера «Последний из могикан», потому как «быт и нравы индейских племен показаны искаженно, в духе нездоровой эротики». Но вот лихой американский вестерн «Путешествие будет опасным» (в советской версии — «Дилижанс») нашим людям все-таки показали. Однако предварительно снабдив разъяснением: «В этом фильме рассказано о нравах американского буржуазного общества, о лицемерии и ханжестве, которые являются его отличительной чертой. Советскому зрителю нетрудно будет рассмотреть, что фильм неправильно показывает американскую колониальную политику в отношении индейских племен. В фильме индейцы изображены разбойниками, нападающими на «мирное» население. Но известно, что именно американская буржуазия порабощала свободолюбивые индейские племена, насильственно сгоняя их с родных земель, обрекая на нищету и вымирание. Скитаясь в прериях, индейцы нападали на своих угнетателей, мстили им за бесчеловечное отношение».
От столба до театральных декораций
Изначально термин «трофей» (от лат. tropaeum) обозначал столб на поле боя, на который победитель вешал доспехи побежденного. Так поступали древние греки и римляне. Потом трофеем стали называть доспехи врага и его военное имущество. Предметы искусства как законную добычу впервые стали забирать крестоносцы, взявшие Константинополь в 1204 году. В 1899‑м Гаагской конвенцией был закреплен запрет на разграбление городов. Первым в ХХ веке это табу нарушил Гитлер. После разгрома которого СССР в порядке исключения разрешили оставить себе немецкие книги, фильмы, скульптуру, живопись и даже театральные декорации.