1852
Много писалъ (3 ц[елыхъ] л[иста]) довольно хорошо, до сумерекъ былъ у Ник[олиньки] и болталъ безъ застенчивости съ удовольствiемъ. Трудъ, трудъ. Великое дело! В[анюшка?] разсказывалъ средство отъ лихорадки: целовать кобылью голову, ссаки пить, с креста воду пускать, какъ волшебникъ дундукъ (онъ въ В[оздвиженской?] живетъ), яйцо кидать за вороты и, не отвечая ни на чьи вопросы, опрометью бежать и упасть ничкомъ, и т. д. Почта какъ на зло мучитъ меня. Получилъ п[исьмо] отъ Б[уемскаго]. Онъ пишетъ, что бумага о утвержденiи моемъ Юнк[еромъ] послана, а ея нетъ. —
1853
Арсла[н]ханъ, прiехавъ во время обеда, остановился у меня и темъ помешалъ мне заниматься вчера. После обеда я имелъ неосторожность сесть играть и проигралъ до 2 часа, a нынче всталъ поздно. До обеда читалъ превосходный романъ Самуеля Варрена. После обеда спалъ, а проснувшись, переправилъ, и то плохо, одну главу до ужина. — После ужина прочелъ Инвалида и часа 2 по атласу занимался географiей. Кажется, война будетъ. Ал[ексеевъ] сказалъ мне, что пех[отныхъ] юнк[еровъ] уже потребовали къ экзамену. — Говорятъ, что у Шамиля 40,000 въ сборе и онъ сбирается напасть на К[нязя] В[оронцова?]. —
1856
[Ясная поляна.] Поехалъ съ ними въ саняхъ въ Ясную. Не скучно было. Но сердитъ на себя за то, что не решился ей объяснить всего. — Съ тет[инькой] споръ, я говорю, что не поеду съ М[ашей], ежели Вал[ерьянъ] поедетъ. Безразсудный человекъ. Отчего? То хотелъ ехать, то нетъ. Да ведь я не нуженъ. Ты мне этаго не говорилъ. Да ведь я теперь говорю. Всё свое. Она молчитъ со мной. A мне не хочется чувствительной сцены, въ которой, я чувствую, что пересолю и будетъ ложь, и поэтому не говорю ей ничего.
1857
Пришелъ Фетъ, добродушный. Перенятая литераторская вычурность. Сух[отинъ], Ряб[ининъ], Аксак[овъ], Мак[аровъ]. Обедалъ одинъ съ М[акаровымъ?]. Утро б[ылъ] у Перф[ильевыхъ]. В[аринька] не понравилась, вечеръ былъ у Сушк[овой] и у Сух[аревой] Башни. Ни та, ни другая мне не нравятся. И Вал[ерiю] виделъ. Только скучно. —
1865
Я истощаю силы охотой. Перечитывал, переправлял. Идет дело. Долох[ова] сцену набросал. С Соней оч[ень] друж[ны].
1889
Я. П. Всё нездоровится и уныние. Машу К[узминскую] проводил. Я ей говорил, чтоб она не слишком возлагала надежды. Написал напрас[но] письмо С[оне] о том, что мне тяжелы посетители. Разговор с Ж[ебуневым]. Я сначала задирал, он не задирается, я вызвал таки на спор, стал «иронизировать», как он выразился, и сделал ему больно. Вечером, опять говоря с ним, узнал, что он в ссылке в тюрьме б[ыл], измучен нравственно так, что в ссылке отвык читать и теперь не читает и страдает апатией. Кроме того говорил с любовью большой о Буланже, показывая тем, что он сам добр. Он добрый, больной, страдающий, измученный, искалеченный; а я-то с хвастовством, с ухорством наскакиваю на него и перед галереей показываю, какой я молодец. Так стыдно стало и жалко, что я заплакал, прощаясь с ним.
1896
Я. П. (утром).
Хочется записать три вещи.
1) В художеств[енном] произведении главное — душа автора. От этого из средних произведений женские лучше, интереснее. Женщина нет-нет да и прорвется, выскажет самое тайное души — оно-то и нужно, видишь, что она истинно любит, хотя притворяется, что любит другое. Когда автор пишет, мы — читатель, прикладываем ухо к его груди и слушаем и говорим: дышите. Если есть хрипы, они окажутся. И женщины не умеют скрывать. А мущины выучатся литературным приемам, и его уж не увидишь из-за его манеры, только и знаешь, что он глуп. А что у него за душой — не увидишь. (Не хорошо, зло.)
2) Хотел записать то, что вчера, потушив свечу, стал щупать спички и не нашел, и нашла жутость. «А умирать собираешься! Что ж, умирать тоже будешь со спичками?» сказал я себе, и тотчас же увидал настоящую свою жизнь в темноте, и успокоился. Что такое этот страх темноты? Кроме страха невозможности справиться в случае какого-нибудь случая, это страх отсутствия иллюзий главного из чувств — зрения, это страх перед созерцанием своей истинной жизни. У меня уже нет теперь этого страха, напротив, то, что было страхом, стало успокоением, осталась только привычка страха, но у большинства людей страх именно перед тем, что одно может дать успокоение.
3) Хотел записать, это — то, что когда человек ставится в необходимость выбора между делом, явно полезным другим, но с нарушением требований совести (воли Бога), то дело ведь только в близорукости, в том, что человек видит в ближайшем времени то добро, кот[орое] произойдет от его поступка, если он нарушит волю Бога, но не видит в более отдаленном времени того, в бесконечное число раз большего добра, к[оторое] произойдет от воздержания от этого поступка и исполнения воли Бога. Это вроде того, что делают дети, нарушая общий порядок дома, нужный для их же блага, ради своего сейчасного удовольствия, игры.
В том и дело, что для дела Божья и для человека, совершающего дела Божии, нет времени. Человек не может не представлять себе всё во времени и потому, чтобы правильно судить о значении дела Божьего, он должен представлять себе его в очень отдаленном, даже бесконечном. То, что я не убью убийцу и прощу его, то, что я никем невидимый умру, исполняя волю Бога, принесет свои плоды... если уже я хочу мыслить во времени — в бесконечном времени. Но принесет свои плоды наверное.
Надо дописать прежнее.
4) Утонченность и сила искусства почти всегда диаметрально противуположны.
5) Правда ли, что произведения искусства добываются усидчивым трудом? То, что мы называем произвед[ением] иск[усства] — да. Но настоящее ли это иску[сство]?
6) Японцы запели — мы не могли удержаться от смеха. Если бы мы запели у японцев, они бы смеялись. Тем более, если бы им играли Бетховена. Индейские и греческие храмы всем понятны. Всем понятны и статуи греческие. Понятна и живопись наша лучшая. Так что архитектура, скульптура, живопись, дойдя до своего совершенства, дошли и до космополитизма, общедоступности. До того же дошло, в некотор[ых] своих проявлениях, искусст[во] слова — в поучениях Будды, Христа, в поэзии Сакиамуни, Якова, Иосифа. В драматич[еском] искусстве — Софокл, Аристофан — не дошли. Доходят в новых. Но в музыке совсем отстали. Идеал всякого искусст[ва], к к[оторому] оно должно стремиться, это общедоступность, а они, особенно теперь музыка, лезет в утонченность.
7) Главное же, что хотелось бы сказать об искусстве, это то, что его нет в том смысле какого-то великого проявления человеческого духа, в к[аком] ого понимают теперь. Есть забава, состоящая в красоте построек, в изваянии фигур, в изображении предметов, в пляске, в пении, в игре на разных инструментах, в стихах, в баснях, сказках, но всё ото только забава, а не важное дело, кот[орому] можно сознательно посвящать свои силы. Так всегда и понимал и понимает это рабочий, неиспорченный народ. И всякий человек, не удалившийся от труда и жизни, не может смотреть на это иначе. Надо бы, надо бы высказать это. Сколько зла от этой важности, приписываемой паразитами общества своим забавам!
8) Весь внешний мир образуется нами, нашими чувствами. Мы ничего не знаем и не можем знать про него. Всё, что мы можем узнать, изучая внешний мир, это отношение наших чувств (sens) между собою и законы этих отношений. Это очень интересно — спору нет, и из изучения этих отношений открываются мно[го] новых положений, кот[орыми] мы можем пользоваться и кот[орые] увеличивают удобства нашей жизни, но это не только не всё, не вся наука, как это утверждают теперь люди, занимающиеся этим изучением, но это есть только одна крошечная частичка науки. Наука есть изучение [отношения] нашего духовного я, того, кот[орое] владеет внешними чувствами и пользуется ими, к своим внешним чувствам или миру внешнему, что одно и то же. Это отношение нужно изучать, потому] ч[то] в этом отношении совершается движение человечества вообще к своему совершенству и благо и движение к тому же каждого отдельного человека. —
Это отношение составляет предмет всей науки, теперь же изучение этого отношения называется учеными нашего времени этикою и считается одною и очень неважною из большого количества других наук. Всё навыворот — вся наука считается малой частью, а малая часть считается всей наукой. От этого озверение людей.
Происходит же это от поразительного невежества большинства так назыв[аемых] ученых. Они наивно уверены, что внешний мир есть настоящая реальность, точно так же, как мужики уверены, что солнце и звезды ходят вокруг земли. Как мужики не знают всего того, что сделали Галилей, Коперник, Ньютон или, если слышали, не верят, так матерьялисты ученые не слыхали, не знают или не верят тому, что сделали в критике познания Декарт, Кант, Беркелей и еще раньше их индусы и все религиозные учения.
9) Когда страдаешь, нужно войти в себя, не искать спички, а потушить тот свет, к[оторый] есть и кот[орый] мешает видеть своего истинного я. Нужно перевернуть Ваньку-встаньку, который стоял на пробке, и поставить его на свинец, и тогда всё станет ясно и прекратится большая доля страдания — вся та доля, кот[орая] не физическая.
10) Когда страдаешь страстью, то вот несколько рецептов паллиативов: а) Вспомни, как прежде много раз ты страдал от того, что соединял себя в своем сознании с своей страстью — похоти, корысти, охоты, тщеславия, и вспомни, как всё это проходило, и ты не находил уже того я, к[оторый] тогда страдал. Так и теперь. Страдаешь не ты, а та страсть, к[оторую] ты неправильно соединил в одно с собою.
б) Еще, когда страдаешь, вспомни, что это страдание не есть неприятность, от кот[орой] можно желать избавиться, а есть самый труд жизни, самое то дело, к[оторое] ты приставлен делать. Желая избавиться от нее, ты делаешь то, что сделал бы человек, подняв плуг там, где крепка земля, где именно она и долж[на] быть разделана.
в) Потом вспомни в ту минуту, когда ты страдаешь, что если в тех чувствах, к[оторые] в тебе, есть злоба, то страдание в тебе. Замени злобу любовью, и страдание кончится.
г) И это можно. Это любовь к врагу, кот[орая] и есть одна настоящая любовь. Надо добиваться ее, добиваться трудом — сознанием того, что в ней жизнь. Зато когда добьешься, какое облегчение!
д) Главное переверни Ваньку-встаньку, найди свое истинное я, то, кот[орое] видно только без спичек, и тогда злоба сама исчезнет. Это я не умеет, не может, не на кого ему злиться — оно может только жалеть, любя. —
—————————————————————————————————
За эти последние дни плохо писалось. Написал только всем письма и послал Шмиту добавку к письму о несовмест[имости] госуд[арственной] служ[бы] с хр[истианством]. Начал б[ыло] снова изложение веры. Буду продолжать. Ездил в Пирогово с Машей. Сережа очень хорош. С Андр[юшей] хорошо, хотя он погибает от пьянства и похоти.
1897
Я. П. Е. б. ж.
1906
Я. П.
Нетъ, радуюсь тому, что сознанiе жизни духовной, Бога въ себе, не ослабеваетъ. Испытываю совершенно новое состоянiе сознанiя, когда признаю себя не Л[ьвомъ] Т[олстымъ], a проявленiемъ духовнаго безпредельнаго, единаго существа: равнодушiе къ мненiю людей, къ состоянiю тела, даже къ своей производительности; испытываю кроткое, любовное безстрашiе всемогущества. — Прекрасная русская пословица: «какъ передъ Богомъ». Жить передъ Богомъ.
Здоровье все хуже. Все это время возился с заключ[ительной] главой. И такъ плохо, что бросилъ. Читалъ Чамберл[ена] объ Евр[еяхъ]. Нехорошо, хотя много мыслей вызываетъ. Очень хочется писать и худож[ественное] и религiозно-метафизическое.
Записать многое изъ книжечки и не записанное следующее:
1) Очень много въ нашемъ, въ моемъ пониманiи смысла жизни (религiи) условнаго, произвольнаго, неяснаго, иногда прямо не правдиваго. Хотелось бы выразить см[ыслъ] жизни какъ можно яснее; и если нетъ, то ничего не вносить въ это определенiе неяснаго. —
Неясно, для меня, понятiе Бога. Я не имею никакого права говорить про Бога, про всего Бога, тогда какъ я знаю только то, что во мне есть нечто свободное, всемогущее — хотелъ сказать: благое, но это качество не можетъ быть приписано этому «нечту», т[акъ] к[акъ] всемогущее и свободное и единое не можетъ не быть благимъ. Это сознанiе я знаю и могу жить въ немъ, и въ этомъ перенесенiи въ это сознанiе всей своей жизни есть высшее благо человека. Вотъ все пока.
2) Сознанiе есть созерцанiе созерцателя. Созерцатель въ зависимости, созерцанiе свободно.
3) Отделенное существо не могло бы быть свободно, если бы не было времени, т. е. постояннаго, непрерывнаго раскрытiя своего существа и другихъ существъ. Моментъ соприкосновенiя прошедшаго съ будущимъ даетъ возможность свободы.
4) Черезъ пределы своего существа, сознаваемые мной телесностью въ пространстве, я получаю понятiе множества; черезъ раскрытiе существа, сознаваемое мною временемъ, я получаю понятiе движенiя.
5) Успешность революцiи — въ зависимости отъ освобожденiя отъ заблужденiй.
6) Читалъ свое: «О Смысле Жизни» и вижу, что теперь я яснее понимаю и могъ бы выразить то, что тамъ сказано. А тогда казалось, что лучше нельзя сказать. Тоже будетъ и съ теперешнимъ пониманiемъ и выраженiемъ, тоже будетъ вечно. А я хочу все понять. Если все понять, также какъ и все обнять, не было бы жизни.
7) Жизнь — все въ бòльшемъ и бòльшемъ раскрыванiи. Пониманiе Бога Творца и даже Бога Христа и даже угодниковъ также на своей стадiи законно, какъ и мое.
8) Все больше и больше занимаетъ меня мысль выделенiя христiанства (отчасти я это безсознательно сделалъ) изъ церковнаго, главное, Павловскаго христiанства. Въ первый разъ чувствую, что это въ мои года не по силамъ предпрiятiе.
Законъ и Пророки до Iоан[на]. Отныне же Ц[арство] Б[ожiе] проповедуется, и всякiй человекъ усиливаетъ его. (Л[уки] XVI, 16). Законъ б[ылъ] данъ Моисе[емъ], но милость и истина черезъ І[исуса] Х[риста]. (Іоанна I, 17). (М[ат]ф[ея] XI, 12, 13). Со врем[ени] І[оанна] Кр[естителя]. — Какъ хорошо бы было вырвать Евангелiе изъ Ветх[аго] Зав[ета] и Павла! Это б[ыло] бы великое дело.
9) Да, все творящееся въ действительномъ мiре не есть Ein Gleichniss, Alles Vergängliche ist nur ein Gleichniss, — какъ говори[тъ] Гёте; но все пространств[енное] и временное есть только проявленiе божественнаго, духовнаго.
10) (Очень важное). Я по старой привычке ожидаю событiй извне, своего здоровья, и близкихъ людей, и событiй, и успеха.
И все это нетолько глупо, но вредно. Перестань только думать, заботиться о внешнемъ, и ты невольно перенесешь все силы жизни на внутреннее, а оно одно нужно и одно въ твоей власти.
11) Разсердился на собаку (она погналась за овцами) и хотелъ побить ее. И почувствовалъ, какъ поднялось во мне злое чувство, и подумалъ: всякая потачка, попустительство злому, похотливому чувству — хотелъ сказать: нетолько, но надо сказать: только темъ и дурны, что усиливаютъ то, отъ чего надо избавляться. Всякая такая потачка подобна тому, что сделаешь, отстранивъ препятствiе, задерживающее паденiе предмета.
1907
Я. П.
Запнулся въ своей работе. И два дня ничего не делалъ. Очень не нравится мне перечисленi[е] греховъ и соблазновъ. Нынче какъ будт[о] немного распутываюсь. За это время былъ нездоровъ и теперь еще не справился — желудкомъ. Были посетители: Заболотнюкъ, отказывается отъ военн[ой] службы, и нынче Новичковъ. Получаю телеграммы угрожающiя и страшно ругательныя письма. Къ стыду своему, долженъ признаться, что это огорчаетъ меня. Осужденiе всеобщее и озлобленiе, вызванное письмомъ, такъ и осталось для меня непонятно. Я сказалъ то, что есть, и просилъ напрасно не тревожиться и меня оставить въ покое. И вдругъ..... Удивительно и непонятно. Одно объясненiе — что имъ прiятно думать, что все, что я говорилъ и говорю о христiанстве, ложь и лицемерiе, такъ что можно на это не обращать вниманiя. Былъ Сутковой — едетъ въ Самару. Записать:
1) Вера въ Бога въ томъ, чтобы, несмотря на осужденiя людей, делать то, чего хочетъ Богъ, и быть спокойнымъ.
2) Хорошо избавиться от любострастiя, отъ гнева, отъ любостяжанiя, но лучше всего во много разъ — избавиться отъ заботы о славе людской. Ничто такъ не подрываетъ духовную деятельность.
3) Успехъ Евреевъ основанъ на ложной постановке жизни. Выдаются люди безъ веры (вера ихъ самая отжившая). Не темъ ли объясняются и успехи Японцевъ?
4) Сонъ отличается отъ бдящей деятельности темъ, что во сне невозможно главное дело жизни: нравственное уcилiе. Отъ этого во сне спокойно делаешь ужасныя по безнравственности дела.
1909
Много спал, слаб. Хорошо думалось, кое-что запишу. Но днем ничего, кроме Кр[уг]ов Чтения и писем, не делал. Но и то хорошо, если делаешь перед Ним. Нет, поправил еще разговор с учителями. Нехорошо. Приехал Ив[ан] Ив[анович], привез и вышедшие книги, и планы новых. — Приятно работать с ним. Видел во сне оч[ень] живо Гусева и написал ему. Потом приехал из Воронежс[кой] губ[ернии] нарочно совсем серый и сырой крестьянин. И курит, и пьет еще, и осуждает, и уличает духовенство, но самобытен, и мне оч[ень] полюбился. Взял книги, портрет и уехал. Да, в них одна надежда, если позволять себе надежды и мысли о будущем. Я не позволяю. Ольга с детьми. Приятно. Да, еще прочел Никифору (из Воронежа) Разговор и замети[л] в нем недостатки и хочу исправить.
1) Всё больше и больше переходит в старости жизнь из прошедшего и будущего в настоящее. А чем больше переносишь силу жизни, Wille zum Leben, из прошедше[го] и будущего в настоящее, тем свободнее и блаженнее жизнь.
2) Теперешняя молитва моя такая:
Помни, что тебе нет [дела] до людей, что ты перед Богом.
И довольно успешно повторяю это, и с большой пользой.
3) Да, все или почти все несчастия людей от того, что они заботятся не о себе, а об других людях. Только заботься люди только о себе, о своем истинном благе, и каждый бы был (чем он должен быть) доволен своей жизнью и не заставлял бы страдать других и сам бы не страдал от них.
————————————————————————————————————
Да, забыл записать: неприятный разговор с С[офьей] А[ндреевной] по случаю черкеса и попытки ограбления в Топтыко[ве]. Можно б[ыло] мягче. Но ничего.
После обеда беседа с Ив[аном] Ив[ановичем] о предстоящих работах. Оч[ень] хорошо. Теперь 10 часов. С[офья] А[ндреевна] сейчас уезжает.
1910
Е. б. ж.
Живъ, и даже несколько лучше. Но всетаки ничего серьезно не работалъ. Поправлялъ о Соцiал[изме]. Тяжелое впечатле[нiе] отъ просителей. Ездилъ далеко съ Душ[аномъ]. Прiех[алъ] Мих[аилъ] Новиковъ. Много говорилъ съ нимъ. Серьезно умный мужикъ. Пришелъ еще Перевоз[никовъ] и Титовъ сынъ, революцiонеръ. Утромъ простился съ Молоств[овой]. Все спокойно.