1852
Всталъ и писалъ довольно легко и хорошо 1/2 листа, немного ленился, ходилъ, убилъ 2 ф[азановъ]. Желудокъ мой совершенно разстроенъ. Это лучшее средство прiучить себя къ воздержанiю. Написалъ письмо Вал[ерьяну] и Н[овому] Управляющему]. —
1853
Въ дороге.
1856
Ездилъ, затравилъ 7.
1859
С 28 Мая и по нынешний день я был в деревне. Беспорядочен, желчен, скучлив, безнадежен и ленив. Занимался хозяйством, но дурно и мало. А[ксинью] продолжаю видать исключительно. М[аша] переехала от меня в свой дом, я с ней чуть не поссорился совсем. Я ударил два раза человека в это лето. 6 августа я ездил в Москву и стал мечтать о ботанике. Разумеется, мечта, ребячество. Был у Львовых; и как вспомню этот визит — вою. Я решил было, что это последняя попытка женитьбы; но и то ребячество. — Потом начался отъезд. Раевской Иван, Цингер, Голубков, Елагин, Кобылин. — И. А. Раевского, несчастье при Горбатове и Глебов (гувернантки), Черкасской, галлерея, лисица, девочка. Потом один домой, потом Горячкино, Пирогово, Сергиевское. Борисов, Фет, Дьяков, Сухотин (дрянь), Тургенев (дрянь). Несчастье Борисова. Барон, Исленьев. — И вот я дома и почему-то спокоен и уверен в своих планах тихого морального совершенствованья. Что Бог даст.
Нынче надо осмотреть хозяйство, решить судьбу упр[авляющего], написать письма и заняться роман[ом] вечерком. —
1865
У нее. Писал От[ъезжее] П[оле]. Выходит неожиданно.
1889
Я. П. Встал рано, постыдно шипел на Фомича и говор[ил] ему неприятности. Много поправил, неясно. Теперь часа 3. Пойду ходить, пилить. Письмо от О[льги] Спенгл[ер]. Я рад письму, но жалко ее мать. Письмо хорошее. Нынче письмо от Золотар[ева] сомневающееся. Приехал учитель Новик[ов].
Пошел попилил с Р[ахмановым] и Д[анилой], потом шил и читали Облом[ова]. Хорош идеал его.
1890
Я. П. Е. б. ж. — Всё не ем ничего крепкого и слаб.
1891
Я. П. Е. б. ж.
1894
Я. П. Е. б. ж.
Болезнь и вероятно скорая смерть государя очень трогает меня. Очень жалко. Утром пришел Рудаков. Я стал работать, но уперся перед соблазнами. Подразделение и самое определение произвольны и нет точности. Обдумывал, но ни на что не решился. Ездил в Деменку, возил бандаж старику. Окунулся в нищету деревни. Как дурно, что давно уже не вступаю в нее. Жалеешь своего времени, хочется всё сказать, что имею сказать, а сил нет. И если сближаться с деревней, то нет ровного настроения, к[оторое], кажется, нужно для работы. Я говорю, кажется, нужно, п[отому] ч[то] не уверен в том, что должно. Если бы работа в деревне, общение с народом шло ровно, естественно, без борьбы, а то, кроме чистой искусственности отношений, еще борьба в семье и — тяжело, не по силам.
Страхов очень приятен, он уехал в Москву. С[оня] нехороша, беспрестанно цепляет.
1900
Здоровье продолжаетъ быть хорошо. Было много посетителей, — кроме Дунаева съ доч[ерью] и Ив. Ив. Бочкарева, все литературные: Веселитская (очень прiятно), Тотомiанцъ, молодой марксистъ, тоже прiятный; вчера Поссе и Горьк[iй]. Эти менее прiятны. Состоянiе духа среднее.
Сейчасъ былъ у М[арьи] А[лександровны] и ехалъ верхомъ, и такъ ясно почувствовалъ, что этотъ мiръ случайный, — одинъ изъ многихъ, т. е. моя жизнь одна изъ многихъ. Не могу даже возстановить въ себе веру въ реальность этого мiра, т. е. что этотъ мiръ (эта жизнь) одинъ (одна), а вижу известное случайное положенiе себя въ этомъ мiре и таки[мъ], какимъ я есмь.
Все кончаю «Неужели это такъ надо?» Кажется, нынче окончательно и завтра пошлю.
Читаю мало. Въ эту минуту малое напряженiе мысли.
За эти дни важно б[ыло] то, что я, не помню ужъ по какому случаю, кажется после внутренняго обвиненiя моихъ сыновей — я сталъ вспоминать все свои гадости. Я живо вспомнилъ все, или по крайней мере многое, и ужаснулся. На сколько жизнь другихъ и сыновей лучше моей. Мне не гордиться надо и прошедшимъ, да и настоящимъ, а смириться, стыдиться, спрятаться — просить прощенiе у людей. Написалъ: у Бога, а потомъ вымаралъ. Передъ Б[огомъ] я меньше виноватъ, чемъ передъ людям[и]. Онъ сделалъ меня, допустилъ меня быть такимъ. Утешенiе только въ томъ, что я не б[ылъ] золъ никогда; на совести два три поступка, к[оторые] и тогда мучали, а жестокъ я не былъ. Но все таки гадина я отвратительная. И какъ хорошо это знать и помнить. Сейчасъ становишься добрее къ людямъ, а это — главное, одно нужно.
1) Старики теряютъ память всего недавняго. А память ведь есть то, чтò связываетъ совершающееся во времени въ одно я. Значитъ это я здешнее закончено и начинается новое.
2) Литераторамъ, ихъ трудамъ приписывается неподобающее имъ значенiе и важность, потому что въ рукахъ литераторовъ — пресс[а], устанавливающая обществ[енное] мненiе. — Только этимъ можно объяснить эти странн[о] серьезныя разсужденiя критиковъ о значенiи героевъ поэмъ, романовъ... Темъ же объясняется и преувеличенное значенiе, придаваемое искусству. Они все одной клики.
3) Если нашелъ вещь, и нетъ хозяина, если возьмешь траву, дерево съ степи, к[оторую] ты считаешь ничьею, или изъ леса ничьяго, — то ты не виноватъ. Также не виноватъ и землевладелецъ и владелецъ фабрики и получающiй жалованiе чиновникъ, если онъ не знаетъ, какъ прiобретена земля, фабрика, какъ и съ кого собираются подати; но коли онъ знаетъ, что найденн[ой] вещи есть хозяинъ, что трава, деревья куплены другимъ — онъ воръ, если беретъ. И такой же воръ, если зналъ, какъ теперь должны знать все, какъ прiобрета[ется] земля, фабрика, подати, и пользуется темъ, другимъ или третьимъ — онъ воръ.
4) Страшный, не разрешимый вопросъ: какъ могутъ люди умные, образованные — католики, православные — верить въ нелепости церковной веры, можетъ быть объясненъ только гипнозомъ. Въ детскомъ возрасте и потомъ въ минуты подавленнаго состоянiя людямъ внушаются идеи, и оне такъ крепко засаживаются, что люди потомъ не въ силахъ освободиться отъ нихъ. Читая прошлаго года книги о гипнозе, я не нашелъ въ нихъ ответа на вопросъ: какъ освобождаться отъ гипно[за]? Я думаю, что одно средство: нарушенiе связи съ гипнотизаторомъ, естественный образъ жизни и главное подъемъ въ область духовной самодеятельности.
Объ этомъ надо подумать. Это ужасно важно.
Говорятъ: гипнотизатор[ы] подлежать суду за внушенiе поступковъ противозаконныхъ. A внушенiе въ детскомъ, воcпрiимчивомъ къ гипнозу возрасте всехъ ужасовъ церковной веры не только не запрещается, но запрещается невнушенiе. Это ужасно.
5) Все яснее и яснее для меня становится, что чемъ меньше силы чувства и самобытной мысли, темъ легче человекъ усваиваетъ передаваемое. — Въ обученiи есть тоже гипнозъ. Въ истеричномъ состоянiи подражанiе усваивается удивительно. И истеричные, не имея никакихъ другихъ мыслей и чувствъ кроме техъ, кот[орыми] они охвачены въ данную минуту — действуютъ очень сильно на другихъ, тоже гипнотизируютъ. Они, какъ намагниченное железо, делают[ся] магнитомъ.
Все писалъ съ большимъ усилiемъ, ленью.
1909
Вчера б[ыл] Челышев. Соединение ума, тщеславия, актерства, и мужицко[го] здравого смысла, и самобытности, и подчинения.
Не умею описать, но оч[ень] интересный. Много говори[л]. Его мысль о влиянии на Европу регулированием вывоза и вместе передачи крестьянам тех торговых выгод, к[оторые] теперь в руках купцов — оч[ень] умна. Она груба, антирелигиозна, патриотична, но может связаться с Ед[иным] налогом. Я дал ему письмо к Николаеву.
Нынче здоровье лучше, но все то же желчно мрачное настроение. —
Написал письмо Картушину и поправил Разговор. Ездил верхом. Спал перед обедом и иду к обеду. Несмотря на мрачность, держусь. То забываю, то запоминаю при общении с людьми сказать себе: «Помоги мне быть с Тобою или Тобою», — и помогает.
1910
Е. б. ж.
Здоровье лучше. Ходилъ и хорошо поутру думалъ, а именно:
1) Тело? Зачемъ тело? Зачемъ пространс[тво], время, причинность? Но ведь вопросъ: зачемъ? есть вопросъ причинности. И тайна, зачемъ тело, остается тайной.
2) Спрашивать надо: не зачемъ я живу, а что мне делать.
Дальше не буду выписывать. Ничего не писалъ, кроме пустого письма. На душе хорошо, значительно, религiозно и отъ того хорошо. Читалъ Николаева — хуже. Ездилъ съ Душаномъ. Написалъ Гале письмецо. Вечеръ тихо, спокойно, читалъ о Соцiализме и тюрьмахъ въ Р[усскомъ] Б[огатстве]. Ложусь спать.