1852
Ходилъ на охоту съ гончими, стрелялъ по лани и свинье, недостало хладнокровiя. Получилъ письмо отъ новаго управл[яющаго]. Расходы огромные, пчелъ продали, запашка неудовлетворительная. — О главномъ мне и не пишутъ, и я не знаю. Ежели-бы я могъ быть тамъ! и спокоенъ. Дорого плачу я за свои увлеченiя. Чувствую свою цель и не могу ее достигать. Не могу делать добро. Боже, помоги мне.
1853
Утро, ходилъ къ Принцу, к[оторый] опять наговорилъ мне непрiятностей, к[оторыя] часа на 4 разстроили меня. За обедомъ читалъ Profess[ion] defoi и вспомнилъ единственное средство б[ыть] счастливымъ. После обеда началъ было писать Дев[ичью], но такъ неаккура[тно], что бросилъ — нужно пересматривать сначала. — Былъ у Дрозд[овыхъ], ездилъ съ ними верхомъ и провелъ вечеръ.
1856
Дома праздно и не въ духе.
1857
Съ утра и до вечера занимался садкой. Ничего не писалъ. Походилъ немного, тщет[но], рано ложусь.
1865
Не поехали. Скучный день.
1889
Я. П. Встал рано. Прочел свои письма, списанные у М[аши], и, чувствуя, как я забыл поводы писанья и самые мысли, думал: разумеется, я в том, что во мне хорошо, ничто иное, как орган Бога, я выражаю, передаю то, что он в меня не то, что вложил раз навсегда, а то, что он в меня вкладывает, через меня проталкивает. А я то горжусь! Как бы гордился камень, загораживающий проток ключа, тем, что из него идет вода, поящая зверей и людей. Но камень гордится, что он чист и не портит воду. И то неправда: он бы испортил воду, коли бы не та же вода обмыла и обмывала его.
В завтрак сделалась каша. Позвали править руку кузнецу к Христинье, оттуда пошел, достают картошку из коров[ьего] дома, денег нужно кузнецу и ехать с ним и нужно с Данилой и приехал Антоныч. Я засуетился. Потом устроилось, поехал с кузнецом к нему. Не видал такой нищеты. Верно пьяница, но от этого не легче. А старуха в караулке у Александра и глухая и слепая и 7 недель криком кричит от ноги. У меня же заболел живот. Свез кузнеца. Дома всё хорошо.
1892
Я. П.
Все то же. То же упорство труда и медленное движение. За это время были старшие сыновья. Хорошо, добро с ними. Но они очень слабы. С Л[евой] разговор. Он ближе других. Главное, он добр и любит добро (Бога). Amiel очень хорош.
1) Нынче, рубя дрова, вдруг живо вспомнил какое-то прошедшее состояние, очень незначительное, малое, ничтожное, вроде того, что ловил рыбу и был беззаботен, и это прошедшее показалось таким значительным, важным, радостным, что как будто такого уже никогда не может быть, и вместе с тем это только жизнь. Так что всё мое стремление к жизни есть только стремление к этому. Так что моя жизнь, цепкость к жизни, не есть ли это смутное сознание того, что пережито мною в прежней, скрытой от меня за рождением жизни... Это кажется неясным, но je m’entends. Я стремлюсь к такому же счастью в теперешней и будущей жизни, какое я знал в предшествующей.
2) К Amiel’y хотел бы написать предисловие, в к[отором] бы высказать то, что он во многих местах говорит о том, что должно сложиться новое христианство, что в будущем должна быть религия. А между тем сам, частью стоицизмом, частью буддизмом, частью, главное, христианством, как он понимает его, он живет и с этим умирает. Он как bourgeois gentilhomme fait de la religion sans le savoir. Едва ли это не самая лучшая. Он не имеет соблазна любоваться на нее.
3) Если бы мне дали выбирать: населить землю такими святыми, каких я только могу вообразить себе, но только чтобы не б[ыло] детей, или такими людьми, как теперь, но с постоянно прибывающими свежими от Бога детьми, я бы выбрал последнее.
4) Тургеневское Довольно, и Гамлет и Дон Кихот — это отрицание жизни мирской и утверждение жизни христиан[ской]. Хорошую можно составить статью. Получил от Ч[ерткова] письмо и был очень рад. Получил письмо М[итрофана] Ал[ехина] и Бодянского. Пишу им. Они в остроге.
1910
Ясная Поляна.
1) Религiя есть такое установленiе своего отношенiя къ мiру, изъ к[отораго] вытекаетъ руководство всехъ поступковъ. Обыкновенно люди устанавливаютъ свое отношенiе къ началу всего — Богу, и этому Б[огу] приписываютъ свои свойства: наказанiя, награды, желанiе быть почитаемымъ, любовь, к[оторая], въ сущности, свойство только человеческое, не говорю уже о нелепыхъ легендахъ, въ к[оторыхъ] бога описываютъ, какъ человека. Забываютъ то, что мы можемъ признать, скорее не можемъ не признать, начало всего, но составить себе какое нибудь понятiе объ этомъ начале, никакъ не можемъ. Мы же придумываемъ своего человеческаго Бога и за панибрата обращаемся съ нимъ, приписывая ему наши свойства. Это панибратство, это умаленiе бога более всего извращаетъ религiозное пониманiе людей и большей частью лишаетъ людей, какой бы то ни было религiи — руководства поступковъ. Для установленiя такой религiи лучше всего оставить бога въ покое, не приписывать ему не только творенiя рая, ада, гнева, желанiя искупить грехи и т. п. глупости, но не приписывать ему воли, желанiй, любви даже. Оставить Бога въ покое, понимая Его, какъ нечто совершенно недоступное намъ, а строить свою религiю, отношенiе къ мiру на основанiи техъ свойствъ разума и любви, к[оторыми] мы владеемъ. Религiя эта будетъ таже религiя правды и любви, какъ и все религiи въ ихъ истин[номъ] смысле отъ браминовъ до Христа, но будетъ точнее, ясн[ее], обязательнее.
2) Какое страшное кощунство для всякаго человека, понимающаго бога, какъ можно и должно — признаванiе одного Еврея Іисуса — Богомъ!
6-го ничего не хотелось и не могъ работать и не работалъ. Письма мало интересныя. На душе мрачно. Всетаки поехалъ верхомъ. Вечеромъ много народа: Страховъ съ дочерью, Булыгинъ, Буланже. Мне тяжело и скучно говорить.
Мало спалъ. Та же слабость. Гулялъ и записалъ о панибратстве съ Богомъ. Саша списала. Ничего не делалъ, кроме писемъ и то мало. Таня ездила къ Ч[ерткову]. Онъ хочетъ прiехать въ 8, т. е. сейчасъ. Буду помнить, что надо помнить, чтò я живу для себя, передъ Богомъ. Да, горе въ томъ, ч[то] когда одинъ — помню, а сойдусь забываю. Читалъ Шопенгауера. Надо сказать Ч[ерткову]. Вотъ и все до 8 часовъ.
Былъ Ч[ертковъ]. Оч[ень] простъ и ясенъ. Много говорили обо всемъ, кроме нашихъ затрудненныхъ отношенiй. Оно и лучше. Онъ уехалъ въ 10-мъ часу. Соня опять впала въ истерич[ескiй] припадокъ, было тяжело.