1852
Всталъ рано, дома читалъ, пришелъ Ник[олинька]. Я пошелъ къ нему до обеда. После обеда спалъ, походилъ, написалъ п[исьмо] Т[атьяне] А[лександровне], любовался на Яп[ишку. Яп[ишка], Сафа — гильды, казачьи хороводы съ песнями и стрельбой, шакалки и славная звездная ночь — славно. Особенный характеръ. Написалъ пол-листа хорошо. — Мне съ Ник[олинькой] бываетъ иногда неловко. Лучшее средство нестесняться. Ежели непрiятно съ нимъ быть — не быть съ нимъ.
1853
Писалъ главу Отр[очества], всталъ въ 5 часовъ. Все отрочество представляется мне въ новомъ свете и я хочу за ново переделать его. — В[алерьянъ] и М[аша] едутъ. Хочу писать письмо К[нязю] А[ндрею] И[вановичу] и С[ергею] Д[митрiевичу.]
1855
Для 1) ничего, для 2) ничего, исключая рапортъ, для 3) ничего, для 4) ничего, для 5) шлялся. — Днемъ весьма недоволенъ, возился съ офицерами 4-ой легкой. Но завтра для 1) целый день занимаюсь, для 2) пишу Крыж[ановскому] и прошу, ежели могу, Сухозанета, для 3) пишу счеты, для 4) пишу Ю[ность] и С[евастополь], для 5) еду къ Тетер[евникову].
1856
Здоровье лучше, но все подозрительно. Утромъ получилъ отъ М. V[ergani] грустную записку, отвечалъ ей, предлагая В[алерiи] ехать въ Москву. Ничего не делалъ. —
1857
[По дороге из Мохового в Пирогово]. Майеръ жестокъ, но не виноватъ, озлобленъ. Онъ поетъ, читалъ со слезами псаломъ Давида. Ясная, просторная голова. Я выехалъ, ночевалъ въ В[оинскихъ] дв[орахъ].
1859
Лето в хозяйстве, хандре, беспорядочности, желчности, лени. Маша построила дом и переехала.
1865
Здоровье хорошо. Ездил напрасно на охоту. Писал. Но я отчаиваюсь в себе. Тролоп убивает меня своим мастерством. Утешаюсь, что у него свое, а у меня свое. Знать свое — или, скорее, что не мое, вот главное искусство. Надо мне работать, как пьянист. —
1889
Теперь 2-го вспоминаю, что б[ыло] 30-го и не могу вспомнить, чувствую, что ничего не было, «а blank». Вспоминаю, что это были Феты. Он на мои грешные глаза непохороненный труп. И не правда. В нем есть жизнь. Бьется эта жилка где-то в глубине. Было только то, что М[аша] К[узминская] дал[а] мне письмо своей мама, там описание того, как спорили мама с Микой и Фукс поддерживал о том, что «я принимал присягу и он при мне это говорит». Это меня огорчило, хотелось назвать Мику гадиной и знал, что это не надо, и пошел ходить и думал об этом: не огорчаться и ругаться надо, а надо написать об этом, разъяснить не тем, к[оторые] верят в Хр[иста], что это не по Божьи, а всем, что это по-мирски подло. Да еще б[ыло] то, что получил письмо от Ч[ерткова], П[оши], Ругина и Хохлова — трогательн[ое] письмо, тотчас же отвечал ему. Пропасть нужно отвечать писем. Вечер разговоры в царстве мертвых и скверная ночь, дурно спал.
Думал еще нынче 2 О. Я. П. Часто враждебно относишься к людям, во 1-х, за то, что они делают то же самое, что делали их предки, и отстаивают это всеми силами своего ума, не вникая во все рассуждения, к[оторые] представляют им, а прямо откидывая их. Еще боле[е] враждебно располагаешься к людям, когда они при этом, да и вообще доказывая что-нибудь, недобросовестно спорят, н[а]п[ример], я называю докторов мерзавцами за то, что они, побуждаемые корыстными целями, говорят, чего не знают, путают народ, а между тем сыну советую — если уж он поступает в универс[итет] — поступать на медиц[инский] фак[ультет]. И мне говорят: «называть докторов мерзавцами, не верить в них, смеяться над ними и туда-то именно посылать сына. Этого нельзя понять!» и т. п. Я недоброжелательно располагаюсь. А тут что? Первое консерватизм. Чтоб б[ыло] как было, а второе — желание себя обмануть, себя уверить, что я прав. — Вникни в источник этого. Ребенок вчера плясал на этом месте и после ел баранку и он этого самого хочет нынче. Если же делает, что делают все, положим крестился, мы говорим, что он консерватор, а он не делает то, что делали все, а только то, что он делал вчера. На этом весь консерватизм. Если у человека нет силы или иногда досуга мысли, то он будет делать как ребенок то же самое, что он делал вчера. Для того же, чтобы объяснить это, он придумает или возьмет придуманные аргументы, и вот консерватор. Точно так же ребенок играет в куклы или лошадки и уверяет себя, что кукла больна или лошадь горячится и он целым рядом слов, интонаций особенно, уверяет себя в этом. Чего ему хочется, он в том уверяет себя, иногда и других. А мы говорим, как он хорошо говорит. На этом всё то, что именно можно назвать красноречием, краснобайством. Если человек не понимает жизни, ее явлений, законов, то он будет сам себя уверять краснобайством, что в мире то и есть, что ему хочется. — И вот как разберешь две самые раздражающие в людях вещи, консерватизм — непременно чтоб всё было как было — и недобросовестное, лживое красноречие, и то и другое свойство детской слабости — отсутствие мысли и непонимание жизни. Нынче должна приехать М. Штокгам. Теперь 11-й час.
1897
Я. П. Всё работаю над ис[кусством]. Нарыв проходит. Желал бы больше спокойствия. Да. —
1899
Сегодня 2 Окт. Я. П. Всё нездоров. Не страдаю, но чувствую постоянную угрозу. Нравственно лучше — больше помню Бога в себе и смерть. Кажется, выбился из трудного места Воскр[есения]. Андрюша поразительно переменился к лучшему. Может ухудшится, но уж это б[ыло] и оставит следы. Кол[ичка] уехал. С[оня] приехала — нездорова. Продолжаю выписывать из зап[исной] книжки.
<1) Записано так: пространство вытекает из сознания пределов, из сознания своей отдельности: я — один, а в мире такие же в пределах существа — 2, 3, 4... ∞. Существа эти могут поместиться только в пространстве. Из сознания пределов вытекает и время... Нехорошо.> Всё это вновь передумывал и могу выразить так:
Отдельность, не всеобъемлемость нашего я выражается в том, что мы признаем собою часть движущейся материи: часть материи, кот[орую] мы признаем собою, дает нам понятие пространства; часть движения, к[оторое] мы признаем собою, дает нам понятие времени. Или иначе. Представить себе часть материи мы не можем иначе, как в пространстве; представить себе часть движения мы не можем иначе, как во времени. Пространство вытекает из невозможности представить себе два или много предметов вне времени. Время вытекает из невозможности представить себе два, много предметов вне пространства. Пространство есть возможность представить себе два, много предметов в одно и то же время, время есть возможность представить себе два, много предметов в одном и том же пространстве (один выйдет, другой войдет).
Разделение не могло бы быть в одном пространстве вне времени. Если бы не б[ыло] времени (движения), все предметы в пространстве были бы неподвижны и составляли бы не много предметов, а одно нераздельное, наполненное материей пространство. И разделение не могло бы быть в одном времени вне пространства. Если бы не было пространства, не могло бы быть движения, и я не отделялось бы ничем от всего остального.
Тело мое, сознаваемое мной, как я, и познающее всё остальное, есть движущаяся определенное время часть материи, занимающая определенное пространство.
Нехорошо, неясно, пожалуй и неверно.
2) Анархия не значит отсутствие учреждений, а только отсутствие таких учреждений, которым людей заставляют подчиняться насильно, а — такие учреждения, которым люди подчиняются свободно, по разуму. Казалось иначе не могло и не должно бы быть устроено общество существ, одаренных разумом.
3) Зачем за грехом не следует страдание того лица, к[оторое] совершило грех? Тогда бы он видел, что не нужно делать.
Затем, что люди живут не отдельно, а в обществе, и если все страдают от греха каждого, то все и должны противодействовать ему.
4) Совесть есть память общества, усвояемая отдельным лицом.
5) В старости чувствуешь то же, что в путешествии: сначала мысли в том месте, из кот[орого] едешь, потом в самом путешествии, потом в том месте, куда едешь. Я испытываю это всё чаще и чаще, думая о смерти.
6) Правда, что может быть полезен грех большой, вызывая раскаяние перед Богом, независимо от суда людского. Такой грех выводит из области людского суда — из тщеславия, к[оторое] завладева[ет] человеком и скрывает от него его отношения к Богу.
7) Рост физический это только приготовление запасов для работы духовн[ой] служению Богу и людям, к[оторая] начинается при увядании тела.
1906
Я. П.
Сейчасъ было тяжелое испытанiе съ слепымъ. Прiехалъ и сталъ упрека[ть] меня, что не отдалъ землю, не выкупаю ее теперь, уверяя, что у меня есть деньги. Я ушелъ отъ него. Можно б[ыло] мягче. И я не выдержалъ вполне испытанiя. Продолжаю быть въ усталомъ состоянiи, но думается хорошо, и кажется, что уясняется определенiе жизни. Сейчасъ постараюсь изложить въ письме Черткову. А записать нужно только:
1) Понятно, что правительство, т. е. люди правительственные, по своему прошедшему поставленные въ необходимость заведывать различными частями установленнаго управленiя, стараются такъ или иначе отвечать на предъявляемыя къ нимъ требованiя. Понятно тоже, что человекъ, недовольный правительством, требованiями его, можетъ отказаться исполнять эти требованiя, можетъ, охраняя себя, уехать изъ пределовъ влiянiя правительства, перейти въ другое подданство. Но что за странная мысль частнаго лица заменить существующее правительство новымъ, и что за странная и преступная деятельность, направленная на достижен[iе] такой цели. А между темъ это то самое, что теперь делаютъ все люди нашего празднаго круга. —
«Такъ что же, такъ и оставаться съ Ник[олаемъ] Павл[овичемъ] или съ персидскимъ Шахомъ?» — «Зачемъ? Можно и должно бороться уясненiемъ мысли, нельзя у себя — за границей, какъ Герценъ. Главное же, надо бороться пасивнымъ неучастiемъ въ томъ, что считаешь дурнымъ, бороться уясненiемъ нравственныхъ началъ, уничтожающихъ оправданiя зла». — «Но это будетъ долго». — «Во 1-хъ, скоро только блохъ ловятъ, а во-вторыхъ, такой способъ борьбы со зломъ нетолько не возьметъ больше времени, но, напротивъ, достигнетъ во много разъ скорее цели — и скорее, и вернее. Измененiе, сделанное насилiемъ, неизбежно приведетъ къ следующему тоже насильственному измененiю. Главное же то, что измененiе можетъ совершиться только при подъеме общественнаго сознанiя. Общественное же сознанiе всегда понижается — и очень — всякой революцiей.
2) Только время даетъ возможность свободы (всемогущества надъ темъ, что во власти), даетъ жизнь, т. е. свободу. Время же есть измененiе отношенiй частей пространства. Не будь ограниченiя времени, т. е. будь я сразу, какой я есмь или буду въ моментъ смерти, т. е. будь я темъ существомъ, включающимъ въ себя все воспоминанiя, весь опытъ прожитой жизни, будь это существо сразу, не было бы жизни, не было бы свободы. Свобода и жизнь есть только потому, что я постоянно раскрываюсь самъ себе, и что въ каждый моментъ этого раскрытiя я могу такъ или иначе отнестись къ условiямъ, въ к[оторыхъ] нахожусь. Я сказалъ: не будь ограниченiя времени; но ограниченiе времени возможно только при ограниченiи пространства, т. е. что я сознаю себя частью всего пространственнаго мiра. Если бы — какъ ни странно это сказать — я былъ Все, то я не жилъ бы: я бы только былъ для кого-то. Если бы я сразу былъ то, что я есмь — тоже странно сказать — я тоже не жилъ бы. Для того, чтобы жить и быть свободнымъ, необходимо ограниченное существо въ пространстве, проявляющееся во времени. Это самое я и есмь. (Усталъ, и не хорошо.)
1909
Совсем не записал вчерашний день. День б[ыл] мало содержательный. Ничего не работал, только ответил недлинно, но не дурно на письма. Ездил в шараб[ане] в Судаково. Мысль о старой жизни отца с Телятин[ками] и Судаковым. Разумеется не напишу — некогда. Здоровье хорошо, но умственно вял. За обедом оч[ень] тяжело переносил разговоры с Веточкой. Как тип, оч[ень] характерный.
Вечером читал о людоедах в Африке и думал об отношении с ними христиан, разумеется, непротивляющихся. И сначала смутился, но потом одумался и понял, что, во 1-х, если и побьют многих, неизбежно будут удивлены и пожелают пользоваться их добротой и самоотречением, а потом и поймут, глядя на их всегдашнее довольство, преимущество их понимания жизни. Ну да это может и не быть; одно несомненно, что никогда род человеческий или общества людей не разделятся на два лагеря: одних — диких зверей, а других — святых. В действительности везде, как было, так и есть: весь род человеческ[ий] стоит на постепенных в духовном совершенстве состояниях, и между дикими и святыми много промежуточных ступеней, всё приближающихся к совершенству любви.
Сегодня, 2 Окт[ября]. Прекрасно спал, гулял и думал:
1) О художе[ственном] писании, в к[отор]ом относиться с радикальным недоумением, т. е. с разумным христ[ианским] мировоззрением, к описываемой современности. Могло бы быть оч[ень] сильно и оч[ень] заманчиво. Слава Богу, не имею своей воли. Захочет Он — сделаю.
2) Думал сейчас, при чтении прекрас[ных] дней Н[а] К[аждый] Д[ень], о том, что то, что я сознаю своим «я», есть сознание Богом самого себя через весь мир, в том числе и через меня. От этого-то Б[ог] есть любовь.
Может казаться неясно, но мне и ясно, и умиленно радостно.
————————————————————————————————————
Кончил записывать, сажусь за работу Разговора, к к[отор]ому уяснилось важное.
1910
Всталъ больной. Походилъ. Северный, непрiятный ветеръ. Ничего не записалъ, но ночью оч[ень] хорошо, ясно думалъ о томъ, какъ могло бы быть хорошо худож[ественное] изображенiе всей пошлости жизни богатыхъ и чиновничьихъ классовъ и крестьянскихъ рабочихъ, и среди техъ и другихъ, хоть по одному духовно живому человеку. Можно бы женщину и мущину. О, какъ хорошо могло бы быть. И какъ это влечетъ меня къ себе. Какая могла бы быть великая вещь. И вотъ именно задумываю безъ всякой мысли о последствiяхъ, какiя и долж[ны] быть въ каждомъ настояще[мъ] деле, а также и въ настоящемъ художественномъ. О, какъ могло бы быть хорошо. Вчера чтенiе разсказа Мопассана навело меня на желанiе изобразить пошлость жизни, какъ я ее знаю, а ночью пришла въ голову мысль поместить среди этой пошлости живого духовно человека. О, какъ хорошо! Можетъ быть и будетъ. Написалъ два письмеца къ Яковле[вой] и Преобр[аженской]. Вдругъ захотелось спать после завтрака. И поспа[лъ] часъ. Потомъ беседовалъ съ Павл[омъ] Ив[ановичемъ] и Голд[енвейзеромъ], хорошо. Теперь пора обедать. Была Саша. Она прiуныла. Напрасно. Все къ лучшему. Только самъ не гадь. Стараюсь жить только для души и чувствую, какъ я далекъ отъ этого. С[сфья] А[ндреевна] плоха здоровьемъ. Прiезжаетъ Сережа и ночью Таня.
Записать:
1) Богъ дышитъ нашими жизнями и всей жизнью мiра. Онъ и я одно и тоже. Какъ только понялъ это, такъ и сталъ Богомъ.
2) Матерьялистическое объясненiе жизни есть совершенно также последствiе невежества, какъ и придумыванiе машинъ съ вечнымъ движенiемъ (получаю отъ крестьянъ письма съ такими проэктами). Perpetuum mobile последствiе невежества въ механике, матер[ъялистическое] объясненiе жизни последствiе невежества въ мудрости. «Только знай подмазывай — можно и дегтемъ, можно и масломъ, и будетъ ходить».
3) Богъ дышитъ нами и блаженъ. Главное свойство Его есть благо. Онъ понимаемъ нами, какъ благо. Мы ищемъ блага — вся жизнь наша въ этомъ исканiи, и потому хотимъ ли мы этого или не хотимъ, вся жизнь наша — въ исканiи Бога.
Если мы ищемъ блага себе, своему телесному «я», мы не находимъ его; вместо благо находимъ горе, зло, но наши ошибки своими последствiями самыми разнообразными ведутъ къ благу другихъ людей следующихъ поколенiй. Такъ что жизнь всехъ людей есть всегда искакiе блага и всегда достиженiе его, — но только при ложной жизни — блага для другихъ людей, для всехъ кроме себя, при правильной жизни достиженiе блага и для себя. Если ищемъ Бога, находимъ благо. Если ищемъ истиннаго блага, находимъ Бога. Любовь есть только стремлеиiе къ благу. Главная же основа всего — благо. И потому вернее сказать, что Богъ есть благо, чемъ то, что Богъ есть любовь.