Как и обещала, продолжаю печатать некоторые статьи из самиздатовских сборников. Сегодня уже ясно, что выпускались они на пишущей машинке, спокойно стоящей сегодня в углу отдела хранения. Она рабочая и даже есть сменные ленты для печати. Это радует, можно часть текстов при подготовке давать именно так, как они поданы в сборнике: сохранив стилистику работ тех лет. Заставки к сборникам созданы художником В.И. Андрушкевичем, некоторые рисунки – Е.И. Камзолкиным. Это повышает их ценность, ибо это труд и летописцев и художников, это показатель трепетного и чуткого отношения к истории и уважения к людям.
Скажем им спасибо, читаем записки дальше…
И.К. КОЛЕСОВА
Художник
НА ДАЧЕ, У АКУЛОВОЙ ГОРЫ.
Я познакомилась с Маяковским в 1919 году… Впервые я увидела Владимира Владимировича, когда он шел со станции… Очень большой и очень красивый, он шагал стремительно. Все на нем казалось красивым и необычным. Он показался мне удивительно родственным миткельанджеловскому «Давиду». И реакция на эту современную интерпритацию работы Микельанджело была совершенно четкой: необходимо его нарисовать… Я решила попросить незнакомого молодого человека позировать для портрета. Что он был великим поэтом, я не подозревала…
Был вечер, темно, я стояла в ожидании няни у разделявшего наши дачи забора. Вдруг подле выросла огромная фигура Маяковского. Он всегда появлялся как-то сразу – возникал. Я растерялась, однако пролепетала свою просьбу. Владимир Владимирович усмехнулся, но согласился. Условились, что он придет в садовую беседку Можаровых, где сеанс и состоялся через несколько дней.
К тому времени я уже знала, кто такой Маяковский. Впервые я услышала его стихи от него самого: после пресловутого «сеанса» мы изредка гуляли вместе. Однако он никогда не читал что-либо целиком, а так, отдельными фразами. Было чувство, что он читает для себя, а отнюдь не для меня.
Однажды он без конца скандировал одну и ту же фразу:
Наступила эра
Эр-эс-эф-эс-эра,
Больше реверера
Нет.
Я не понимала, что значит слово «реверер», но спросить не решалась, так как робела. Видимо, он искал нужное ему по ритму и звучанию слово и не находил.
Немногое, что я слышала, производило огромное впечатление: ведь звучание стиха как такового сливалось со звучанием поразительного по красоте голоса.
Мы встречались часто, но возникало препятствий в лице моей матери. Не то чтобы она запретила мне знакомство с Владимиром Владимировичем – возможно, что слава поэта ей несколько импонировала, - но она не оставляла меня с ним наедине, и едва появлялась «дама в черном», как называл ее Владимир Владимирович, он исчезал: так же молниеносно, как и возникал. Казалось, он боится мамы, - думаю, что его раздражала ее слишком благопристойная внешность»…
…На следующее лето я снова оказалась в Пушкине, но виделась с Владимиром Владимировичем чрезвычайно редко. Было много работы, а еще больше трудностей, особенно продовольственных…
Однажды, когда ехала на службу в Москву, мы оказались в одном вагоне. Он обрадовался, спросил, почему меня не видно… предложил, чтобы я непременно пришла в издательство РОСТА, где он устроит меня на работу. Маяковский делал для окон РОСТА политические плакаты в лаконичной манере. Размножались они путем трафарета и вывешивались во многих витринах. Менялись плакаты чуть ли не ежедневно. Пришлось воспользоваться предложением, но уже позже, так как в тот день я слегла, и дачная эпопея закончилась. За лето мы встречались с Маяковским раза три-четыре, но все же я слышала от него (опять же отрывками) «Необыкновенное приключение». Некоторые строки запомнились, нет не совсем такими, как они были потом напечатаны:
Я крикнул ему во всю мочь
Тебе хорошо,
Проклятый.
А мне вот не спи всю ночь,
Сиди и рисуй
Плакаты.
Выздоровев, я поступила во ВХУТЕМАС. Когда Маяковский бывал там, то заходил ко мне в мастерскую Федотова, где я занималась в первый год, а затем – в мастерскую А.А. Осьмеркина, но беседы наши уже стерлись в памяти.
(«Литературная Россия» от 31 октября 1969 года).
Продолжение следует …
Подготовлено Еленой Артовой.