Эмме с ее связями не составило труда познакомиться со Станиславом Лаговским (настоящая фамилия была Комаров), артистом театра музыкальной комедии. Она взяла его в осаду, как Суворов Измаил, посылала корзины с фруктами и дорогими напитками, писала на карточках легким, размашистым почерком: "вы - бриллиант московской сцены!" , "вы - божество поклонников оперетты!"
После спектаклей Эмма поджидала Стаса на своих белоснежных жигулях в экспортном исполнении, заказывала и оплачивала ужины в ресторанах, задаривала артиста дорогими безделушками и говорила, говорила только о нем!!! Ни один мужчина не устоит перед таким натиском, даже такой избалованный женским вниманием, как Стас.
Все Москва говорила о их романе. Заламывая руки, (общение с богемой не проходит даром), Эмма призналась своему мужу: "Я виновата перед тобой, но я полюбила другого! Прошу тебя, пойми и прости, если можешь!" Владимир Александрович отпаивал валерьяной себя и Эмму, гладил ее по розовой ручке, унизанной золотыми колечками: "Эммочка, я знал, я чувствовал, что ты со мной ненадолго, ты молодая, красивая, а я... Поделом мне, старому дураку, сел не в свои сани..."
"Я очень хочу родить Стасу ребенка, очень хочу, Полина!" - Эмма лежала на пляже в Адлере, в огромной соломенной шляпе на голове, Полина, которая загорала рядом, повернулась в ее сторону:
-Что значит ему, Эмма? Тебе самой-то этого хочется? Ты все-таки, извини уж, пятый десяток разменяла.
-Конечно, хочется! Что за вопрос, каждая женщина когда-нибудь начинает хотеть ребенка. Тем более, от любимого мужчины!
Полина расхохоталась: " Ребенка хотят девочки двадцатилетние, а ты пытаешься заскочить в последний вагон уходящего поезда. Эмма, твоя следующая остановка - старость! Готовься к ней, береги здоровье и нервы!"
Эмма надулась: "Ну что ты как... Я слышала, что роды после сорока омолаживают организм".
Полина пристально на нее посмотрела: "Эмма! Знаешь скольких женщин я видела, так сказать, изнутри? Ты мне будешь рассказывать о чудесах омоложения после родов на пороге климакса? И вот что... У тебя проблемы со Стасом, верно? Я никогда не поверю, что такая гедонистка, как ты, будет рисковать своим здоровьем ради материнского инстинкта. Ты просто не чувствуешь, что он рядом с тобой надолго, думаешь ребенок все изменит?"
Тогда Эмма обиделась на нее надолго. Как-то раз Полина Аркадьевна видела Эмму и Стаса в Доме актеров, у ее подруги был уже заметно округлившийся животик.
Полине позвонила ее коллега Ираида Николаевна Раевская: "Полина Аркадьевна, прошу прощения за беспокойство, у нас тут такая ситуация... Ты, вроде, была дружна с Эммой Георгиевной? Понимаешь, она пропустила два приема, домашний телефон не отвечает. Ты бы не могла, как-нибудь поделикатней узнать, что происходит, где она вообще..." Полина заподозрила неладное и осторожно спросила:" Конечно, сделаю, что смогу. Ираида Николаевна, что-то не так?" Врач сухо ответила: "Поля, ты же знаешь, врачебная тайна для меня что-то значит."
Полина выяснила, что Стас с театром был на гастролях, оно смогла дозвониться до гостинцы, мужчина вяло отвечал: "Понятия не имею, где она. Может уехала к какой-нибудь подруге за город, но она точно в порядке, когда я уезжал Эмма была в прекрасном настроении". Полина ломала голову, куда могла запропаститься подруга.
Телеграмму принесли рано утром, в ней было "приезжай тчк. мне нужна помощь. адрес такой-то". Оказалось, что все это время Эмма снимала деревенский дом в Подмосковье. Подруга встречала ее на станции. Увидев Эмму, Полина все поняла: "Твои отекшие ноги видно за километр. Гипертония. В моче белок. Так? Сколько ты прибавила в весе? Собирайся немедленно в Москву, это серьезно, Эмма. Ты понимаешь, что в перспективе возможен летальный исход?"
Эмма заплакала: "Полечка, прошу не нагнетай, мне и так плохо. Поля, я в долгах, как в шелках. Но дело даже не в этом. Мне здесь спокойно. Я думала отдышусь и вернусь в Москву. Может все обойдется? Как ты думаешь? В любом случае, пожалуйста, забери меня к себе в клинику, вы же специализируетесь на сложных случаях? Поговори с Ираидой Николаевной, пусть она даст мне направление к нам. Очень тебя прошу!"
Терапия не помогала, было принято решение о проведении кесарева сечения. Эмма плакала, Полина ее успокаивала: "Нельзя тянуть, пойми. Женщинам эту операцию успешно делают с 19 века. Ты знаешь, что в переводе с латыни кесарево сечение значит "королевский надрез"? Ты у нас королева, Эмма!" Полина понимала, что ее шутки так себе, любая операция всегда риск.
Ребенок остался жив, а Эмма - нет. Она сделала все правильно, ее движения были точны, а руки чутки. Полина уже делала ушивание брюшной стенки, когда услышала: пульс четыреста... давление падает... Она подняла глаза на анестезиолога Мишу Скворцова, какого черта...
Эмма скончалась на операционном столе. Полина ничего не могла понять, сердце у Эммы было в порядке, Миша - опытный анестезиолог. Его ошибка? Не рассчитал?
На похоронах был бывший муж Эммы, по его лицу текли слезы, он то и дело надрывно сморкался в клетчатый носовой платок. Владимир Александрович подошел к Полине и сипло сказал: "Я знаю, это вы оперировали Эммочку, это вы ее зарезали, вы ответите, я вам обещаю. Я узнавал, у нее не было показаний к операции, только высокое давление и ножки отекли немного, это вам захотелось ее кромсать!" Полина холодно ответила: " Я сочувствую вашему горю, но не обязана перед вами отчитываться. До свидания".
Через полгода Полине позвонил ее бывший муж Игорь:
-Полина, я звоню, чтобы предупредить, будет повторная комиссия. За вас возьмутся серьезно...
-Так ведь разбирались уже, показания к операции были железные, прогрессирующая нефропатия. Гипертермия во время наркоза - редчайшая редкость. Это невозможно предугадать.
- Ее муж никак не уймется.
-Стас?
-Да нет. Колобов Владимир Александрович
-Ему-то что надо? Он ей даже не родственник.
-Они не были в разводе. Поля, вас могут посадить, ты учти. Речь идет не о врачебной ошибке, речь идет о халатности. Тебе сказать, кто однополчанин Колобова?
-Нет...
-Да, Полина, да...
Полину уволили из клиники, из института. Все. Конец. Нет больше хирурга Виноградовой.
Полину разбудил телефонный звонок, в трубке кто-то прохрипел: "Убийца". Она выдернула телефонный шнур.
Полина вышла вынести мусор, на двери висел листок бумаги, на нем красными буквами горело слово "Убийца!"
В "Комсомолке" вышла разгромная статья о Полине, ко всему прочему ее обвиняли в пьянстве на рабочем месте. Полина ходила в редакцию, скандалила, требовала дать опровержение. Бесполезно.
Соседка перевезла к себе старенькую маму из маленького городка, в 500 километрах от Москвы, она дала Полине ключи от материной квартиры со словами: "Они от вас не отстанут, поживите пока там, все уляжется и вы вернетесь. За участкового не беспокойтесь, он мой одноклассник, я его предупрежу".
Лет через пять, Полина увидела в парке Колобова, он сидел на скамейке с газетой, а рядом скакала маленькая девочка. Егоза обнимала его за шею и умилительно просила: "Деда, пойдем в Детский мир, я хоть одним глазком посмотрю на куколку в синем платьишке!"
Полина подошла к скамейке и присела рядом с Колобовым: "Узнаете меня? Лихо вы тогда расправились, а я ведь все сделала правильно, вы же сами знаете, признайтесь!" Потом добавила неожиданно для себя: "Хотя... Кто знает? Все-таки мы, врачи, вмешиваемся в Божий промысел. Это дочка Эммы?"
Владимир Александрович кивнул: "Я ее на себя записал, мы же не были в разводе, Эмму так закрутила новая жизнь, а я не настаивал... Стас не возражал, он приходит к Эле, правда, не часто. У него семья, сын недавно родился... Мне так больно тогда было, хотелось на кого-то выплеснуть все это, а вы мне на кладбище ответили, нехорошо ответили..." Полина встала, выплеснуть ему хотелось, видите ли. В любом случае, прошлое надо отпустить.
Дорогие читатели! Спасибо за Ваш интерес к моему каналу, буду признательна за лайки и комментарии! Сама не раз замечала, что забываю ставить лайки к статьям, которые мне понравились, а ведь любому автору так важно, так приятно получать обратную связь!