В 1938 году, почти в начале учебного года, Петра Иосифовича арестовали по ложному доносу.
В книге «Жертвы политических репрессий» на стр. 151 есть запись:
«Пешков Пётр Иосифович
1898 г. р., уроженец с. Матусово Читинской области, проживал в с. Бур Катангского района Иркутской области, директор Бурской начальной школы, б/п, русский, арестован 15.09.1938 г. по ст. 58 – 2, -7, -9, -11 УК РСФСР, реабилитирован УНКВД Иркутской области 27.12.1938 г. Справку составил Н.И. Черниговский.
По сухим сведениям этой справки, Пётр Иосифович провёл в застенках НКВД всего три месяца и 11 дней. Но этого времени хватило с лихвой, чтобы испить до дна всю горькую чашу страшного коктейля, приготовленного великой тройкой.
Однажды к моей двоюродной сестре, врачу Татьяне Викторовне Пешковой, в терапевтическое отделение положили больного, пожилого человека. Он был из Ербогачёна. Услышав фамилию врача, он спросил её:
- Пётр Иосифович Пешков к Вам имеет отношение?
- Это мой дедушка.
- Мы с Вашим дедушкой вместе находились в одной камере во время репрессий здесь, в Киренске.
Потом этого пожилого мужчину посетила Людмила Петровна, младшая дочь Петра Иосифовича, родившаяся после его реабилитации. От него она узнала, как обращались с "политическими" арестованными в Киренском отделе НКВД:
- Я впервые увидел вашего папу, когда он пришёл в районный отдел НКВД по повестке. На нём было элегантное чёрное длинное пальто, начищенные до блеска туфли. Он очень прямо держал спину, был такой щёголь, интеллигент. Потом нас допрашивали, и били, били, били. Полуживых, нас бросали прямо на трупы, которые никто не убирал, и оставляли там до утра. А нам было уже всё равно: трупы, не трупы. Назавтра всё повторялось. Вашего папу били больше всех (в анкете арестованного П.И. Пешкова в графе "служба в белых и других к.-р. армиях..." записано: служил у Колчака с 1918 по 1919 год по мобилизации – примеч. авт.).
Помню, он всё беспокоился:
- Как там мои девочки?
Дома у него на тот момент было шесть дочерей. Беспокоиться было о чём, ведь он был единственным кормильцем в семье.
Потом Петра Иосифовича по этапу отправили в Иркутскую тюрьму. Сопровождал его бывший ученик. По приезду в Иркутск, прежде чем доставить арестованного в тюрьму, он отпустил своего учителя на сутки повидаться с братом Георгием.
В семье настали тяжёлые времена. Со всей остротой встала проблема пропитания большой семьи, на которую легло клеймо «семья врага народа». Помощи ждать было неоткуда. Правда, иногда, под покровом ночи, кто-нибудь из деревенских тихонько скрёбся в дверь. Не стучали, чтобы не услышали соседи. Приносили миску рыбы или ведро картошки, или хлеб:
- Катя, голубушка, корми детей, только не выдавай меня никому. Переложи в свою посуду, а я свою сразу унесу.
К нам нельзя
(Вспомнила Нинель)
Когда папу арестовали, односельчане стали стороной обходить наш дом, в котором раньше собирались всем селом «за новостями», «за советом» или просто поговорить, попить чаю. Когда мы заметили, что дом перестал быть людным, то спросили у мамы:
- Мама, а почему к нам никто не приходит?
Ответ был лаконичный:
- К нам нельзя.
Онажды глубокой ночью меня разбудил какой-то шум. Я поднялась и увидела, что мама лежит на кровати… а в доме снуют деревенские бабушки.
Почему у нас люди? К нам же нельзя… Мама заболела?
Одна из бабушек заметила меня и скомандовала:
- Принеси мне ковшик и иди спать, тебе здесь нельзя!
Спать? Как можно спать, когда происходит что-то непонятное, тревожное? Что с мамой? Спряталась у двери за шторкой, пытаясь понять: что же здесь происходит? Темно, трудно что-то рассмотреть… Вдруг раздаётся детский крик, и кто-то из бабушек говорит:
- Опять дяхчёнка!
Это родилась Нэля.