На арене Колизея рабы-уборщики спешно засыпали следы крови песком. Был объявлен перерыв. Толпа плебса пресытилась зрелищем и устала надрывать глотки в многотысячном реве: «Христиан ко львам!» Надо было подкрепиться и отдохнуть.
В одной из камер прислушивался к затишью молодой пастух Марк.
Вдруг от стены отделился какой-то силуэт в черном и, встав перед ним, заговорил тихо, но веско.
– Марк, отрекись от Христа. Пожалей себя. Ты еще так молод. Еще есть время, чтобы спастись и начать новую жизнь, свободную от этого заблуждения.
– Нет, не искушай меня, – хрипло крикнул узник. Но по лицу его было видно, что он колеблется.
В камере было темно. Марк пытался разглядеть глаза говорившего и не мог. Только слышал его убаюкивающе-приторный голос, усыплявший бдительность:
– Хочешь, я покажу тебе будущее и ты сам убедишься, что эти несчастные погибли совершенно зря под свист отвратительной толпы.
В этом предложении не было ничего страшного, и измученный арестант кивнул.
Стена каземата тут же исчезла. Марк от неожиданности отпрянул назад от открывшейся панорамы. Многоэтажные здания, странные сооружения непонятного назначения, металлические повозки без лошадей и очень мало деревьев. В нос ударил грязный воздух. Марк закашлялся.
– Я не буду тебе показывать страны, где твои последователи в меньшинстве. Что на них тратить время. Сейчас ты видишь одну из самых верующих стран XXI века – Иверию, бывшую колонию Рима.
– Что значит эта цифра? – не понял Марк.
– Прошло 2000 лет после Рождества Распятого, ради которого ты готов умереть. .
Незнакомец легонько толкнул Марка в плечо.
В тот же миг он, как был в рваной голубой тунике и сандалиях, оказался перед воротами какого-то странного здания. На крыше возвышался золотой крест.
У решетчатых ворот сидели на крохотных табуретках три женщины с чашками, в которых виднелись монетки.
Марк открыл рот и с удивлением обнаружил, что говорит на их языке.
– Добрые люди, что это? – и указал на здание с крестом.
– Церковь святого Георгия.
– А кто это? И что такое церковь?
Женщины раскричались:
– На него смотри!
– Последние мозги пропил – не знает святого Георгия!
– Его даже мусульмане уважают.
У Марка возникло сразу несколько вопросов. Почему «пропил» и «кто такие мусульмане». Но уточнять он не решился.
Женщины продолжали возмущаться:
– Какой ты веры?
– Христианин.
– Ври больше! На тебе даже креста нет, – крикнула одна толстая матрона и указала пальцем на его обнаженную грудь.
– Христиане – это мы! – выкрикнула другая, доставая из-за пазухи маленькое распятие. – А ты даже элементарные вещи не знаешь, что ребенку известно.
Марк, не долго думая, взял веточку и начертил в пыли рыбу (ихтис). Казалось, что может быть проще и доказательней этого символа исповедания .
– Вот, – сказал он, закончив работу.
Женщины переглянулись и засмеялись.
– Да он больной на голову, – сказала самая толстая. – Это сразу ясно.
Марк опешил. Единоверцы – и не знают тайного знака христиан.
«Наверно, там внутри находятся истинные верующие. Эти, наверное, только собираются стать оглашенными и еще не знают основ нашего учения, раз так грубы», – подумал Марк. Он прошел между сидящими, направляясь в храм. Но его остановил новый окрик.
– Стой! Куда прешь в юбке, безстыдник. Учти, там священник строгий, сразу выгонит.
Марк остановился как вкопанный. Что такое «юбка»? На нем туника . Почему его должны выгнать? Их епископ никогда не гнал никого, кто хотел присоединиться к тайным собраниям.
В это время из церкви стали выходить люди. Кто-то не спеша, кто-то шел стремительно, приложив руку к уху и говоря во весь голос. Многие изображали на себе крест и кланялись дверям.
Марк наблюдал это все, раскрыв глаза. Никто из его общины и даже язычники не кланялись дверям. С другой стороны – изображение креста не станут делать язычник. Очень странно.
Удивительно, почему апостол называл «церковью» собрание верующих, а теперь так называют каменное здание. О, сколько загадок в этом непонятном будущем.
Говорящие вслух явно одержимые, решил он. Потом обратил внимание, что и на улице таких много. В руках у большинства были черные небольшие пластинки и глаза были устремлены в них.
Повернул назад и спросил разъяснений у ближайшей матроны на табуретке. Та сказала, что это «мобильные телефоны», в которых «интернет» и «игры». Первые два слова он не понял, а про третье уточнил.
– Вы играете в игры?
– Конечно. От нечего делать. Кто ферму поливает, кто в гонках тачки водит.
Опять непонятно. Все его братья по вере всячески избегали любых зрелищ с цирковыми представлениями вкупе. Игра в кости была уделом язычников.
Среди толпы выходящих появился человек в черной мантии и странном черном шлеме без перьев. На груди висел крест большого размера.
– Кто это? – спросил Марк.
– Это отец Иоанн. Архимандрит.
– Он знатный патриций? – уточнил Марк, видя, с каким почтением к нему относятся окружающие.
– О! Хватит валять дурака, – и матрона покрутила пальцем у виска. Потом все же пояснила: – Он просто главный в этой церкви. Отстань от меня.
Марк перебрал в памяти братьев из общины. Пожалуй, самым главным из тех, кого он знал, был апостол Петр, который слушал самого Учителя. К нему обращались по-другому. И он сам вел себя иначе.
Грозный архимандрит тем временем прошествовал к огромной черной колеснице и сел внутрь. Колесница выпустила клуб черного дыма и отъехала.
Матроны проводили его завистливыми взглядами и репликами:
– Шикарный новый джип у него!
– Полгода наши на него деньги собирали.
Марк опять напрягся, силясь понять необъяснимое. В его общине раза два собирали деньги, чтобы передать голодающим братьям в Кесарии. Тогда был неурожайный год. И апостолы клали на общее дело от трудов своих рук.
– Будет ли сегодня у вас вечер любви? – спросил Марк самое невинное. Он очень устал и хотел есть.
Матроны не поняли. И ему пришлось долго объяснять, что его собратья по вере приносят пищу на собрания, чтоб любой бедняк мог насытиться общей трапезой.
– А-а, – догадалась одна из них. – Панихида только в субботу, но тут же все разберут и тебе вряд ли что достанется.
Марк расхотел задавать вопросы. Он пришел к неутешительному выводу. Его вера и вера этих, его очень отдаленных потомков – просто небо и земля. Он сел на асфальт и задумался. Стоило ли умирать ради такой жуткой метаморфозы.
Что отдал, то твое
Из тоски его вывел женский голос, учащий ребенка.
– Иди, Гио, и дай вот тому полуголому пять тетри. Ты же знаешь: «Что отдал, то – твое» .
Пятилетний мальчик подошел к Марку и протянул ему монетку.
Марк кивнул и машинально принял подаяние, не зная, что с ним делать дальше.
В этот момент он очутился в своем мрачном каземате. Перед глазами по стене ползла мокрица, семеня крошечными ножками.
– Наверное, я заснул.
За спиной опять раздался неприятный вкрадчивый голос:
– Нет, Марк, это был не сон. Ты видел будущее, ради которого не стоит страдать. Отрекись от Распятого. Еще есть время.
Снаружи раздался лязг засовов, а где-то наверху – удар гонга. Игры на потеху римлянам начались.
Марк встал во весь рост. Сердце его учащенно билось.
– Эй ты, на выход! – крикнул стражник.
– Отрекись! – стучала кровь в ушах.
Марк крепко сжал кулаки и ощутил что-то твердое. Это была монетка того мальчика.
И услышал те слова, сказанные его матерью:
– Что отдал, то – твое.
Следом пришли на ум слова апостола о пшеничном зерне, которые он в последний раз слышал в катакомбах:
– Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12:24).
И Марк, крестообразно скрестив руки на груди, шагнул к открытой двери – к ждущим его львам. В объятия безсмертия.
По одноименному рассказу Марии Сараджишвили "Свобода выбора"
Другие статьи по теме:
Отшельник и крокодил
Монах и блудница
Не сдавай биометрию