Часть 4
1951-1955
Ее звали Вера Волкова, и она была ученицей Агриппины Вагановой, но исполнительской карьеры не сделала, если не считать короткого периода работы в эмигрантской балетной труппе в Шанхае, куда Волкова сбежала из СССР в конце 1920-х. Обычно танцовщик становится педагогом после того, как оттанцует свое на сцене, но в случае Волковой довольно рано стало ясно, что ее истинное призвание - это преподавание. Из Шанхая она перебралась в Англию и открыла собственную балетную студию, где среди ее учениц была Марго Фонтейн и еще ряд целый ряд будущих звезд, потом недолго работала в Ла Скала, и наконец Харальд Ландер незадолго до своего бесславного падения пригласил ее в Копенгаген. Говорили, что это самый ценный подарок, который он сделал Королевскому балету Дании. Эта выдающаяся женщина с захватывающей биографией заслуживает как минимум одного отдельного поста на нашем канале, но пока мы ограничимся только ее местом в жизни Эрика Бруна, а оно, это место, было огромно.
Их отношения сложились не сразу. Эрик вспоминал, что когда Волкова давала класс, то именно его вечно выбирала для демонстрации, что было крайне дискомфортно для замкнутого, полностью погруженного в себя танцовщика. Когда он на сцене - пожалуйста, пусть все смотрят, но в обычной жизни он, напротив, всегда хотел быть невидимкой. Он чувствовал повышенное внимание со стороны Волковой, и это его раздражало. Она ставила перед ним задачи, с которыми он никогда не сталкивался ни в Америке, ни в Дании. Ее требования были беспощадными. Волкова обратила внимание на слабую сторону Эрика, которая и раньше доставляла ему проблемы, — отсутствие выносливости. Он был слишком утонченный, слишком хрупкий, вечно подверженный травмам. Ему просто не хватало сил на то, чтобы танцевать главные партии в многоактных классических балетах. Чтобы сделать его сильнее, Волкова стала увеличивать его физические нагрузки на классе, и он просто изнемогал. Иногда они публично ссорились. Однажды она обозвала его “тупицей”, а он бросил в нее свое полотенце.
И все же под влиянием Волковой он начал меняться. Из вечного юноши, легкость которого временами оборачивалась легковесностью, он начал превращаться в того стильного и элегантного балетного принца, которого мы представляем, когда думаем об Эрике Бруне. Кроме того, Волкова научила его серьезно работать над ролью, наполняя смыслом каждое движение на сцене.
Но вместе с тем она, сама того не желая, оказала Эрику плохую услугу. И до встречи с ней он страдал неврозами и обостренным перфекционизмом, но крайняя требовательность мадам Волковой все усугубила. Эрик, по собственному признанию, стал бояться сцены - вдруг в этот раз он окажется не на высоте? После каждого спектакля, с каким бы успехом он ни прошел, он анализировал свое исполнение и, конечно же, находил недостатки, а потом маниакально боролся с ними в репетиционных залах. Но полное совершенство недостижимо, пусть даже Эрик подошел к нему намного ближе к других. Простор для самобичевания у него оставался всегда.
Он так и не смог почувствовать себя как дома в родной датской труппе. Сложности с мадам Волковой были только одной из причин. Гораздо больше неприятностей доставляли театральные интриги. Избавившись от Ландера, труппа принялась искоренять его наследие, а Эрик, на свою беду, воспринимался как часть этого наследия - все помнили, как Ландер опекал его и продвигал. Эрик даже написал открытое письмо в газету, в котором объяснял, что вовсе не является сторонником прежнего художественного руководителя, но после публикации письма все стало только хуже - теперь на Эрика ополчилась и ландеровская партия, тогда как антиландеровская по-прежнему не считала его за своего.
Устав от конфликтов, он написал Люсии Чейз, и она предложила ему новый контракт с АБТ. Следующие годы для Эрика пройдут на два дома - между Копенгагеном и Нью-Йорком. Он будет уезжать, возвращаться, снова уезжать, но в его карьере долго не будет происходить заметных прорывов.
Зато перемены наступили в личной жизни. После разрыва с Соней у Эрика долго не было постоянной привязанности, но в АБТ он встретил молодого танцовщика по имени Рэй Барра. Рэй происходил из семьи бедных испанских эмигрантов. Не хватал звезд на сцене, но не брезговал никакой работой — в труппе чинил другим танцовщикам туфли и пуанты (известно, что удобная пара обуви ценится балетными как ничто другое, удачная обувь чинится, латается и перешивается до тех пор, пока не развалится совсем). Не обладая классической красотой, Рэй соответствовал тому экзотическому типажу, который нравился Эрику — смугловатая кожа, пикантная неправильность черт, крупный рот, темные глаза и волосы.
Они стали жить вместе, достаточно открыто для своего времени (середина 1950-х, США). По-видимому, это были счастливые и гармоничные отношения — с приобретением обстановки для квартиры, совместным приготовлением сладких вафель, которыми они угощали гостей, и прочим “весельем”, как это называл Рэй. Он смотрел на жизнь легко, отличался чувством юмора и умудрялся развеивать мрачные настроения Эрика, когда тот опять впадал в тоску, думая об очередном “неудачном” выходе на сцену.
Продолжение: