Кто у нас прикрывает фланг? — спросили капитана Булкина по полевому телефону.
— Фланг прочно прикрыт. Вперед выдвинулся гвардии красноармеец Тюриков. Он завнял курган.
— Один? И вы считаете?..
— Федор Тюриков со своим ручным пулеметом. Ему приказано держаться, и я надеюсь, как на самого себя...
...Он лежал на боку в глубоком и хорошо отрытой окопе, а рядом, на мокрой весенней траве, уткнувшись сошками в землю, словно послушный и верный пес, дремал его ручной пулемет. Курган возвышался над долиной, с него Федору удобно было просматривать неприятеля. Долина заканчивалась лесом.
Густым, далеким и синим, как Аральское море, мимо которого когда-то проезжал Тюриков. Федор смотрел в сторону неприятеля до тех пор, пока первая мина не упала у подножья кургана. «В лесу немцы» —быстро сообразил Тюриков и оживился, как хороший охотник, почуявший близость зверя. У дороги, ведущей обратно в роту, все чаще и чаще рвались мины.
Федор с нетерпением ждал Алексеева, посланного за патронами. К началу боя подоспел и Алексеев. И в ту минуту, когда понадобилось перезарядить пулемет, второй номер уже держал на изготове следующий диск.
Со стороны леса, прямо на позиции Тюрикова двигались немцы. Они шли широкой цепью, в полный рост, никого не опасаясь и считая, очевидно, курган свободным.
Их было много. Их было очень много и в сравнении с двумя пулеметчиками фраза «превосходящие силы» звучала просто смешно. Их было в сто пятьдесят раз больше. Федор подпустил врагов к Кургану и у самого подножья встретил их шквальным огнем. Ближнюю цепь фашистов он скосил, как рукой снял. Остальных рассеял по полю.
Позади была его рота, —это хорошо помнил Тюриков, и если не сдержать атаку пропустить немцев—значит подвести товарищей, значит... нет, этой мысли он не допускал. И Тюриков строчил из пулемета, выпуская очередь за очередью, благо цель прямо перед ним. Немцы откатываются в какой уже раз, поливая доливу кровью.
Победа? Нет, Тюриков отлично знает, что это еще не победа. В небе, над позицией Федора над самым курганом появляются два немецких самолета. Пулеметчики прыгают в щели.
—Устоять, устоять, устоять! —учащенно и тревожно бьется сердце Тюрикова. Бомбы падают у подножья, на самой кургане, недалеко от места, где укрылись герои. Самолеты делают второй и третий заход...—Устоять!
Бомбы со свистом проносятся над головой, бушует сырая вязкая земля, шальные осколки, обессилев, падают на траву. Покружив над курганом, самолеты уходят. Федор поднимает голову, смотрит вверх—там живое, яркое солнце, там весеннее небо. Он выскакивает из щели—перед ним снова двигающиеся немцы. Но теперь они ему тем более не страшны Он выжил, выстоял, значит умрут они — оголтелые враги.
Лишь к вечеру стихает бой. Сто семьдесят немецких трупов лежат в долине. Сизое марево окутывает курган, похожий на сибирскую сойку. Спускаются сумерки. Алексеев ругает фашистов отборными, самыми последними словами. Ругает на чем свет стоит и перевязывает свою пораненную ногу. Федор Тюриков, сидя в окопчике, устало склоняет голову на лежащий здесь же притихший пулемет.
В боевом охрапении другие бойцы, присланные из роты, несут службу и в пятый раз слушают рассказ Алексеева о том, как Тюриков дрался с немцами.
— Вот рассветет — увидите! Горы намолотил...