Но святые возрыдали, когда узнали о том, что Джудо сделал после войны великой. Ибо принято им, и до него в стране этой, что народы чужие славить и кормить и лелеять надо, отбирая от народа своего собственного. Четыре с половиной миллиона тонн зерна отдали врагам недавним от себя. И Германии Восточной, и Румынии, и Венгрии, так, потому что Джудо не жаль было. И многим новым друзьям Джудо, им же назначенным, вот, в Албанию, в климате благодатном, и продали полмиллиона тонн хлеба во Францию по цене малой. Умирали же инвалиды войны в стране своей, от Берингова пролива до западных рубежей, и от Северного белого океана до моря Черного. И пожилые немощные, и дети, как в войну, весьма многие. И воины научившиеся думать сами, и делать по разумению здравому, что запрещено было, теперь снова словно рабы подневольные стали. Ибо размышляли ныне только «Где бы найти еще нам поесть». Так забыли они гордость свою, славу и многие доблести. И не вспоминали уже, что не Джудо войну выиграл, а сами они, головой, руками, и сердцем. И умерли от голода миллион или полтора миллиона человек
Так, в селах, перед войной, и во время войны налог продовольственный поднимался и на дома, и на скот домашний, и на деревья даже, и будто бы, на само дыхание человеческое. Но мало того было Джудо, и бремена неудобоносимые на крестьян безответных поднимались еще, так много, так много. Но не слышно было ропота вне стен домов их. И в городах цены снижались, хоть и не так сильно тогда. И радовались горожане громко: «Вот, благодаря Джудо, мы и едим и пьем, и не умираем уже». Восстанавливали же все свое радостно, хотя бы и не так быстро и хорошо, как в сожженных Германии и Японии, народы ими побежденные. Между тем правитель земли российской думал уже о землях новых в Турции, и Персии, и на Востоке, на Западе. Собирал войска он, и говорил во всеуслышание: «Вот, желаем установить везде жизнь свою, силой, пусть бы и кровью великою. Кто богат, пусть бедным, как в нашей вере станет». И отдавал многое от нищих своих Китаю и Корее Северной, таким как он, но сколько то меньшим правителям. Но собрались властители, назначенные народами своими, в Европе и в стране великой за Океаном. Сказали они так: «Кто договор нарушает, собирает войска, лишает народ свой хлеба во имя войны во всем мире, тот достоин нашего в том осуждения». И хотя бы хотели и могли помочь хлебом народу российскому лекарствами, хлебом, и прочим многим, не стали так делать. Ковали они оружие новое, такое сильное. И вошла в мир Война новая Холодная.
И так придумано было Джудо, и само происходило, когда думает лишь один за всех, что все, там и там делалось много хуже, чем могло быть по воле здравой собственной. Ибо государство и не государство даже, создавалось как Советы многих, а стало страной для одного только. И те, кому запрещено думать самим, спорить, и ошибаться, и учиться так, делали не так многое, как могли они. И дороги, и города на снегу и прочее, хорошо если половина впрок идет, а остальное выбрасывается. Строили дороги мертвые в пустыне холодной, и дома многие там, где люди не живут для себя, Бога и радости, а чтобы лишь сказать о том во всеуслышание «Мы можем так»
Умер кумир в начале весны года 1953, от яда в животе или только душе своей, нам неведомо. Так, говорили тогда и после: «Вот, святой человек, оставил после себя одежду поношенную грязную и обувь стоптанную». И не хотели знать в себе, и думать о том, что для одного лишь возведены дворцы для отдыха, семнадцать по стране всей, когда многие умирали от голода и в землянках с детьми голодными жили. И отдыхал он еще в трех дворцах, для князей в России построенных. Была там прислуга в сотни человек, еда обильная, всегда свежая, и питье, по воздуху доставляемые, и многое прочее. Что «его» и что «не его собственное»? Если человек живет, ест и пьет до смерти своей, и не позволяет другим жить, и взрослым, и детям, и старикам, значит его это. И оставил все Джудо, дворцы и власть, хотя жить и править желал на земле будто бы вечно. И погибли, провожая его тысяча человек или более, в жертву кумиру золоченому принесенные