Я сидел за столом в знакомой до боли комнате. Про себя я называл её просто переговорной. Мягкий ковёр. Мягкое освещение. Мягкие тона стен. Никаких окон. Стол и два стула. Идеальные условия для ведения приватных переговоров. Я столько раз бывал тут, что уже и не смогу подсчитать точное количество моих посещений. Все они были как под копирку. Сегодняшний раз не предвещал ничего нового, но я почему-то был уверен, что он станет особенным.
– Здравствуйте, – в переговорную вошёл мужчина примерно моих лет приятной наружности. – Меня зовут Андрей Валерьевич Ким. Я хотел бы расспросить Вас поподробнее о… Сеансе.
– Здравствуйте, – устало ответил я. – Спрашивайте, конечно, только я действительно не знаю, чего я могу рассказать Вам такого, чего не рассказал бы Вашим коллегам за последние сорок восемь раз.
Я сделал акцент на последние слова, стараясь продемонстрировать своё отношение ко всей этой затее.
– Сорок три, если быть более точным, – улыбнувшись, мягко поправил Андрей Валерьевич, – и не раза, а встречи.
Он сел на стул напротив меня, положил на стол стопку бумаг, и продолжил вкрадчиво:
– Видите ли, мои коллеги сделали свои выводы. А я хочу сделать свои. Простите, я понимаю, что эта тема Вам, должно быть, поперёк горла. Но тут такое дело… Мы стоим на пороге какого-то открытия. Я говорю «какого-то», потому, что и сам не до конца понимаю, с чем же мы столкнулись. И именно поэтому мне нужно знать абсолютно все мелкие подробности, какие только возможно выяснить.
Ким доверительно, почти заискивающе посмотрел мне в глаза.
Я знал, кто такой был Ким. Я был наслышан об этом человеке от его коллег, беседовавших со мной все предыдущие разы. И я не мог бы назвать ни одного человека, который произносил бы его имя без нотки уважения. Все протоколы наших бесед, которые приносили мне на подпись, шли под шапкой «УТВЕРЖДАЮ» с его фамилией и инициалами. В частности он был руководителем проекта, коснувшегося меня помимо моей воли. А, в общем, он был руководителем всей организации, занимающейся, кроме всего прочего, и этим самым проектом. Вот кто он был такой, этот Ким.
Впрочем, чем занималась эта организация, как она называлась (в протоколах было написано просто «Руководитель: Ким А.В.»), какие задачи решала, я не мог даже предполагать. Я даже не мог точно сказать, где она находится: меня всегда привозили сюда в автомобиле без окон. И каждый раз меня забирали из разных точек. Меня просто приглашали на встречу в каком-нибудь нейтральном месте, где меня всегда ждал фургон. Вполне, кстати, комфортабельный. Фургон бизнес-класса. Я отдавал водителю телефон и садился в машину. И сколько раз я ни пытался по поворотам автомобиля и по времени его движения прикинуть, где мы находимся, у меня всегда получалась полная ерунда. Покидал заведение я в обратном порядке.
Самое смешное, что я не мог дать себе определённый ответ, как я вообще оказался втянутым во всю эту авантюру. Наверное, в самом начале я был слишком подавлен, мне нужно было отвлечься, и я ответил согласием на предложение. А потом как-то затянуло оно меня. Ведь… Если подумать, если посмотреть со стороны… Каким, в сущности, бредом я занимаюсь последние без малого полгода! Интересно, я один такой?
– Андрей Валерьевич, а я один такой? – спросил я внезапно для самого себя.
Ким не рассуждал и секунды. Как будто он знал, что на сорок четвёртой беседе я задам именно этот вопрос.
– Не один. Но такой уверенный результат зафиксирован только у Вас.
– Ну, дык, ёлы-палы, – залихватски, и сам, не зная зачем, ответил я.
– Что это значит? – спросил Ким, не выражая, однако, особого интереса.
– Да так. У деда была такая присказка на все случаи жизни. Он даже, бывало, здоровался так, – я слегка улыбнулся и, подражая дедовским интонациям, произнёс: – Ну, дык, ёлы-палы, здорово, чоль!
– Любили Вы деда? – спросил Ким с участием.
– Очень. И он меня любил… Очень…
Ким с пониманием покачал головой, как будто он и сам вспомнил своего любимого деда.
– Андрей Валерьевич, я предлагаю перейти к сути дела, – прервал я образовавшуюся паузу.
– Хорошо, – ответил Ким. – Давайте начнём.
Он придвинул поближе к себе стопку с бумагами и взял в руку карандаш. После чего попросил рассказать «всё с самого начала и, пожалуйста, со всеми подробностями».
Собрав волю в кулак и приготовившись пережить всё заново, я начал:
– Двадцать второго июля, примерно в половину четвёртого утра (Ким достал из стопки деталировку входящих звонков за указанную дату, взятую у оператора связи, и что-то пометил в ней карандашом) у меня зазвонил мобильник. Я спал крепко и поэтому долго не мог понять, что происходит…
– Сколько времени, по Вашим ощущениям звонил телефон? – перебил меня Ким.
– Сложно сказать, – чуть помедлив ответил я. – Я проснулся не сразу, и пока понял, что происходит… Думаю, гудков пять или шесть.
Убедившись, что ответ удовлетворил Кима, я продолжил.
– Номер был скрыт. Я взял трубку и сказал: «Алло». Мне ответили голосом моей жены. Я сначала удивился, поскольку точно знал, что у неё посадка только утром по нашему. Я даже успел подумать, что это очередная идиотская попытка развода на деньги. Знаете, как мошенники притворяются близкими людьми и просят срочно перевести сумму. Я даже приготовился дать остроумный ответ. Но потом я понял, что говорит именно она…
Мысли понесли меня в то злополучное раннее утро, навсегда перечеркнувшее мою жизнь на «до» и «после». Сколько раз я пересказывал эту историю на встречах, столько раз я заново переживал весь тот кошмар, что разом обрушился на меня. Я был бы и рад не прокручивать снова и снова эти эмоции. Но в эти минуты я абсолютно ничего не мог с собой поделать.
– Что же она сказала? – негромко спросил Ким.
Я сделал глубокий вдох, вытер рукавом бегущие ручьём по щекам слёзы, и посмотрел Киму прямо в глаза.
– Она сказала дословно следующее: «Привет, милый. Прости меня, но я не смогу к тебе вернуться». Я спросил её, что случилось. Она ответила уклончиво: «Прости. Так вышло».
– Вы уверены, что она именно ответила Вам? – горячо спросил Ким, делая акцент на слове «ответила».
– Да, я абсолютно точно в этом уверен, – ответил я равнодушно.
– Спасибо. Продолжайте, – сказал Ким.
– Потом она попросила не беспокоиться о ней. Поблагодарила за всё. И положила трубку.
– А что Вы? – Киму явно не терпелось услышать продолжение, в то время как мне приходилось буквально выдавливать из себя каждое слово.
– Я сначала пытался позвонить на её номер, – продолжил я свой рассказ. – Он был недоступен. Я страшно разозлился на неё. Хотел позвонить тёще, попытаться разузнать у неё какую-нибудь информацию, но передумал. Решил не будить её в такую рань. В порыве кинул в стену рамку с фотографией, где мы вместе. Потом схватил выпавшую фотографию, гневно смял её и выкинул в мусор. Потом заставил себя успокоиться и начал придумывать, как связаться с ней. Мне нужны были подробности, понимаете? Я хотел высказать, всё, что о ней думаю. Я снова попытался позвонить на её телефон. Он по-прежнему был недоступен. Тогда я решил хотя бы узнать, в какой стороне она может находиться. При том, что ей до посадки оставалось ещё несколько часов, она точно находилась не там, куда собиралась. Я позвонил в аэропорт и спросил, вылетел ли её рейс.
Я прекратил рассказ и в переговорной повисла тишина.
– Что Вам ответили? – через несколько секунд терпеливо спросил Ким.
– Мне ответили: «Примите наши соболезнования…»
– Не совсем так, но опустим это. Вы знаете, во сколько упал самолёт? – как будто не замечая моих страданий, спросил Ким.
– Да, знаю. Столкновение с землёй произошло примерно в три часа десять минут. Практически вертикальное падение примерно с полутора тысяч. Полное мгновенное разрушение фюзеляжа. Выживших нет.
Всё время, пока я вёл своё повествование, Ким то и дело заглядывал в бумаги. Я видел, что у него там распечатки записи моего телефонного разговора. Того самого. Откуда она у них, я и не брался судить. По правде говоря, мне это было и не особо интересно. Наверное, для организации, занимающейся подобными вопросами, достать такую распечатку не составляло особого труда.
– Сколько длился Ваш разговор с супругой?
– Сорок три секунды.
– Сорок три секунды! – восторженно воскликнул Ким и вскочил со стула. – Сорок три секунды!
– Вы хоть понимаете, что такое сорок три секунды?! – почти неистово восклицал он. – Да это же беспрецедентный случай!
Пару секунд Ким смотрел на меня, затем поправил галстук и сел обратно на стул.
– Простите. Я немного взволнован, – сказал он, вновь овладев собой. – Это действительно уникально. Вы понимаете, что произошло на самом деле?
– Да, – ответил я не очень уверенно. – Ваши коллеги ввели меня в курс дела. В общих, так сказать, чертах. Вспышка там активности, сигнал…
– Сигнал, – на лице Кима появилась тень задумчивости. – Я вижу, Вам не очень понятно. Давайте я попытаюсь Вам объяснить более популярно. Скажите, Вы же по образованию инженер-механик?
Я кивнул.
– Замечательно. Тогда так… Вы знаете, что такое любовь?
Этот вопрос меня несколько обескуражил. Немного подумав, я ответил:
– Любовь – это когда два человека испытывают друг к другу какие-то эмоции положительные, скучают друг без друга…
– Ну, почти, – улыбнулся Ким. – Ладно, приоткрою Вам немного завесу тайны. Всё равно, Вам это придётся узнать, так или иначе. Наша организация существует примерно с середины прошлого века. Сначала мы были небольшой кафедрой одного большого института. Но затем, делая определённые успехи, мы выросли в отдельную структуру. Всё это время мы изучали строение человеческого тела на энергетическом уровне, а также его взаимосвязь с окружающими его энергетическими потоками. Соответственно, мы изучали и сами энергетические потоки. Мы изучали религии и, представьте, пришли к выводу, что молитвы – это не пустой звук. С точки зрения науки, разумеется. Люди многое замечают, но, к сожалению, не всё могут объяснить, поэтому и занимаются мистификацией. А между тем, всё относительно просто. Понимаете, всё в этом мире, начиная с простейших частиц, состоит из колебаний. А колебания – это что? Это энергия. Когда в храмах, например, проводятся религиозные службы, большое количество людей, сами того не осознавая, посылают энергетический запрос в космос, откуда приходит ответ, аналогичный по энергетической структуре. По всей видимости, человеческий мозг умеет расшифровывать эти ответы. Мы же пока не готовы даже приблизительно сказать, какую информацию он несёт. На данный момент можно лишь предположить, что после расшифровки, мозгом в сознание транслируются положительные эмоции. Возможно, это сигнал, сообщающий сознанию о том, что расшифровка прошла успешно. Видимо, это то, что верующие называют Благодатью. Со временем энергетический поток из космоса (мы их ещё называем космическими потоками) как бы притягивается к месту, где проводятся регулярные запросы. В этом месте люди чаще чувствуют Благодать, а такое место называют намоленным. Вижу, что зашёл издалека, но сейчас мы подходим к главному. А главное в том, что мы научились регистрировать то, что люди называют душой. Наши исследования показали, что человек в момент биологической смерти теряет часть своего энергетического поля. Нет, разумеется, с момента смерти, оно и так стремительно ослабевает. Однако, во всех исследуемых случаях, именно в момент смерти происходит разовая потеря значения силы поля на определённую величину. Естественно, что от случая к случаю, эта величина может колебаться. Тем не менее, диапазон этих колебаний определён достаточно точно и он относительно невелик.
– Интересно, – спросил я, когда Ким прервал свою лекцию, чтоб перевести дыхание, – для проведения своих экспериментов вы использовали только естественные смерти? Это же, наверное, не очень удобно.
– У нас нет особого выбора, – ответил Ким как-то не очень твёрдо.
– Надеюсь, я, узнав от Вас столько секретов, не стану частью Вашего эксперимента? – сам, не знаю, зачем, спросил я.
– Что Вы, – немного натянуто, как мне показалось, улыбнулся Ким. – С Вашего позволения, я продолжу. Итак, мы выяснили, что в момент смерти душа в виде энергетического импульса покидает тело и устремляется в сторону ближайшего космического потока. Мы предполагаем, что этот импульс несёт в себе закодированную информацию об итогах прожитой жизни, добавляя её в общую базу знаний, если это можно так назвать. Предположительно, это то, что называется памятью предков или является её частью. Увы, это пока лишь теория. Мы научились пеленговать направление импульса, но до недавнего времени не могли перехватывать его, не говоря уж, о раскодировании.
– Очень увлекательно, Андрей Валерьевич, только я не совсем понимаю, какое это отношение имеет ко мне и моей супруге, – я начал уставать от количества полученной информации и решил немного направить беседу ближе к делу.
– Конечно, – ответил Ким. – Я как раз подхожу к сути. Для перехвата импульса нам не хватает чувствительности аппаратуры. Он настолько короток, что перехватывающее устройство просто не успевает включаться. Или, говоря другими словами, нужен какой-то сигнал к началу работы. Поэтому мы построили в Подмосковье мощную установку, способную регистрировать массовое количество импульсов в большом радиусе. Вы слышали что-нибудь о «Жужжалке»? Нет? Не суть, она у нас обеспечивает не только этот проект. В общем, запустив установку, мы стали ждать. Это звучит цинично, но нам нужны были смерти.
– Авиакатастрофа? – спросил я.
– Не обязательно. Теракт, землетрясение, цунами. Но случилась авиакатастрофа. При любом исходе, несколько человек не могут умереть одномгновенно. Между смертями всегда будет некоторая разница во времени. Пусть даже доли секунды. Поэтому первый импульс послужил тем самым сигналом к включению оборудования. Его оно, конечно, записать не успело. Даже второй и третий прошли мимо. Зато начиная с четвёртого, и все последующие записались отлично!
– А почему нельзя включить вашу аппаратуру на постоянный приём и регистрировать все импульсы подряд? – спросил я.
– Потому, что принимающий канал очень узок и устройству необходимо перед началом записи подстроиться на импульс. Мы добились в этом определённых успехов, но их, очевидно, недостаточно.
– И что же из себя представляют человеческие души? – спросил я с некоторым ехидством.
– Не знаю, – простодушно ответил Ким. – Мы работаем сейчас над этим вопросом.
– Ну, хорошо, предположим. А какое отношение это всё имеет к моему разговору с супругой? – я начинал терять терпение от всей этой ахинеи.
Вот уже пять с лишним месяцев я посещаю это непонятное заведение, рассказываю раз за разом историю своей беды, и ничего больше. Зачем это им надо? Зачем, в конце концов, это надо мне? У меня появилось сильнейшее желание покончить со всем этим, смириться, наконец, с невыносимой потерей и жить как-то дальше. У меня и без того сейчас вся жизнь под откос, а тут ещё эти… Исследователи душ…
– Дело в том, – продолжал Ким, – что среди прочих импульсов был один, значительно отличающийся по частоте и мощности. Только мы об этом тогда ещё не знали. Помните, я спрашивал, знаете ли Вы, что такое любовь? Так вот, согласно нашим исследованиям, любовь – это тоже колебания. Причём, определённой частоты, отличной от общей частоты поля, излучаемого человеком. Мы заметили, что когда человек влюбляется, частота его поля в районе правого полушария головного мозга претерпевает изменения. Кроме того, в этой зоне меняется и сила поля. А когда любовь взаимная, поля двух людей входят в резонанс, вызывая у влюблённых сильные эмоциональные всплески. Разумеется, в нашем направлении науки мы применяем несколько более специфические термины. Сейчас я стараюсь оперировать общепринятыми словами, чтобы Вам было понятнее. Проще говоря, чем сильнее любовь, тем сильнее поле.
– Вы хотите сказать, что благодаря любви ко мне, моя супруга после смерти смогла позвонить мне на телефон? – спросил я, осознавая, какую чушь я только что произнёс.
– Если коротко, то да, – не поведя ухом, ответил Ким. – Но тут есть один момент. Дело в том, что первичная обработка импульсов после их записи происходит автоматически от сильного к слабому. Импульс Вашей супруги был самым сильным, поэтому стоял в очереди первым. Но самое главное, запись сильно напоминала по структуре перехват сигнала сотовой связи. Мы сначала решили, что это какой-то ошибочный импульс. Наводки, может быть. Но в районе падения самолёта нет ни одной вышки сотовой связи, а канал перехвата, как я говорил, очень узок и вероятность перехвата сотового сигнала равна ноль целым, ноль, ноль… (Ким многозначительно показал пальцем в воздухе, сколько там нолей).
– Тогда как? – спросил я в полном недоумении.
– Не могу сказать. Может быть, в последние секунды жизни она думала о Вас, или пыталась позвонить Вам. Не исключено, что её импульс в процессе каким-то образом подстроился под сигнал сотовой связи. Никто не знает, на что способна душа человека. Особенно, душа влюблённого человека, – Ким выдержал паузу секунд и продолжил. – Мы немедленно остановили первичную обработку импульсов и перевели все ресурсы на дальнейшую обработку импульса Вашей супруги. Мы подключили для этого всё имеющееся у нас в распоряжении подходящее оборудование и дали права полного доступа автоматике. Это был большой риск, но мы знали, на что шли. Обработка записи импульса Вашей супруги была завершена в три часа двадцать шесть минут по нашему времени. Во сколько, Вы говорите, у Вас зазвонил телефон?
Я сидел на своём стуле, совершенно не ощущая реальности. Эта комната, этот стол и этот Ким, все они были как во сне. Я понимал сказанное мне. Но я пока не осознавал этого. Всё это казалось сказками сумасшедшего, настолько невероятно это всё выглядело.
– Номер телефона, который не отобразился на Вашем мобильном, – позволив мне немного переварить услышанное, продолжил Ким, – это номер нашей организации. Звонок был сделан отсюда. Система сделала его автоматически, без вмешательства человека. Мы назвали это событие Сеансом. Запись импульса содержала, если так можно выразиться, программу разговора. Поэтому я и спрашивал, точно ли Вы уверены, что получили именно ответ на свой вопрос. Мне важно было окончательно убедиться, что это не было простым совпадением фраз, а доподлинно определить это может только тот, кому адресовалось послание.
Ким торжествующе откинулся на спинку стула, а я, пребывая в полной прострации, продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Мысли роем вились у меня в голове, образуя в итоге полную кашу. То, что ещё час назад мне казалось совершенно невероятным, становилось очень похожим правду.
– Может быть, кофе? – спросил Ким.
– Да, если можно, – рассеянно ответил я.
Кофе несколько отрезвил меня. Заставив себя не думать хоть на какое время обо всём услышанном, я сосредоточился на выпечке, принесённой к кофе. Оказывается, я жутко проголодался за время своей сорок четвёртой встречи.
Когда перекус был окончен, мои мысли пришли немного в порядок, в сознание вернулась некоторая ясность, а вместе с ней остатки критического взгляда на происходящее вокруг. Прокрутив в голове всё с самого начала, я вдруг понял, что меня просто водят за нос. Мне стало очень неприятно от этого открытия. Пора было прикрывать лавочку.
– Андрей Валерьевич, что-то я устал сегодня. Столько информации, – Ким понимающе закивал. ¬– Я хотел бы задать один вопрос, после ответа на который я хотел бы закончить нашу сегодняшнюю встречу. И, видимо, наши встречи вообще.
– Конечно, – ответил Ким спокойно. – Я отвечу на ваш вопрос. И после моего ответа, если Вам будет угодно, мы прекратим наши встречи.
– А есть ли какие-то, скажем так, более материальные доказательства того, что Вы мне сейчас рассказали? – пошёл я сразу с козыря и хлопнул себя ладонями по коленям, намереваясь встать.
Ким, похоже, был готов и к этому вопросу.
– Доказательства есть, но вряд ли они Вас устроят. Они, видите ли, относятся к несколько иной области знаний, в отличие от той, которой располагаете Вы. Однако я предлагаю Вам получить доказательства, так сказать, лично, и в том формате, который определённо будет вас устраивать.
– Это как? – спросил я уже стоя.
– Я предлагаю Вам сеанс связи с супругой. Вернее, разумеется, с её сознанием.
Сердце моё бешено заколотилось. Всё, о чём я только мог мечтать с момента проклятой катастрофы, и за что готов был отдать почти всё в своей жизни – это ещё раз поговорить с женой. Сказать ей, как я люблю её, попросить прощения за всё, что причинил ей когда-либо. Наконец, попрощаться.
То, что предлагал мне Ким, было настольно невообразимым, что просто не могло быть правдой. С другой стороны, чего я терял? Что мог потерять человек, лишённый смысла жизни?
– Я согласен. Когда? Что от меня требуется?
– Если Вы готовы, сейчас. Вам нужно сесть, расслабить тело и сосредоточиться. После этого Вы должны будете мысленно обращаться к супруге. Придумайте какое-нибудь короткое и ёмкое обращение. Повторяйте его в голове раз за разом. Молились когда-нибудь искренне?
– Бывало… А потом?
– А потом ждать ответ и надеяться, что мы всё сделали правильно.
– Но как это возможно?
– Если наша теория верна, то душа Вашей супруги стала частью космических потоков. Когда Вы будете думать о ней, Вы начнёте посылать импульсы-запросы. Мы перехватим их, и в том случае, если они окажутся достаточно сильными, то вероятно, они, значительно усиленные нашей аппаратурой, достигнут адресата, и вызовут ответную реакцию. Мы примем ответ, раскодируем, и переадресуем на ваш мобильный. У меня остался единственный вопрос. Вы сильно любили свою супругу?
– Я сильно люблю её и сейчас!
Последняя фраза из-за подступившего к горлу кома далась нелегко.
– Хорошо, – сказал Ким, доставая из кармана мой сотовый и протягивая его мне, – тогда я уверен в успехе. Я оставлю Вас одного. Начинайте, как будете готовы. Подумайте о жене. Вспомните что-нибудь приятное, связанное с ней. Помните, на ответ может понадобиться время.
После этих слов Ким встал из-за стола и вышел из переговорной. Я вернулся за стол и некоторое время сидел, не думая ни о чём. Потом я придвинулся поближе к столу, поставил руки локтями на стол и упёрся в них подбородком.
За последние пять месяцев я делал так много раз. Я обращался к Всевышнему, прося помочь мне пережить трагедию. Я даже успел выработать определённую схему своего обращения. Самое смешное, что мне всегда приходил какой-то ответ. И мне всегда становилось легче. Я понял это только сейчас. Выходит, Ким прав… Ладно, попробуем по отработанной схеме.
Я закрыл глаза и стал представлять в воображении образ любимой. Черты её лица. Особенности её голоса. Эмоции стали заполнять меня. И тогда я начал: «Дорогая моя, любимая! Я так соскучился по тебе! Я так сильно люблю тебя! Прости меня за всё! Прости, что подумал про тебя плохо! Прости, что не попрощался с тобой! Я никогда не забуду тебя! Пожалуйста, не покидай меня насовсем! Люблю тебя! Люблю…»
Не знаю, сколько времени я провёл в этой позе. И я не знаю, сколько раз я повторил это своё обращение. В какой-то момент я как будто очнулся. Открыл глаза и долго не мог понять, где я нахожусь. Постепенно я пришёл в себя. Щёки, руки и рукава моей рубашки почти до локтей были мокрыми. В переговорной кроме меня никого не было.
Я встал из-за стола. Тело затекло и плохо слушалось. Я начал ходить по комнате и вспоминать всё, что произошло со мной на этой встрече. И чем больше я думал об этом, тем больше снова убеждался, что меня надули. Мне вдруг стало неловко за своё глупое поведение. За слёзы, за которыми, несомненно, наблюдали. За мою наивность, заставляющую меня выдавать желаемое за действительное.
В какой-то момент я вдруг поймал себя на мысли, что не верю в то, о чём думаю. Что Ким не мошенник, пытающийся затащить меня в секту, а настоящий учёный. И что я всё сделал правильно. И чувство радостного облегчения внезапно заполнило мою грудь.
«Какая Благодать!» – подумал я.
Внезапно на столе, заставив меня вздрогнуть, зазвонил мобильник. Я быстро подошёл к столу. На дисплее высвечивалась надпись «номер не определён». Сердце моё снова пустилось в пляс. Трясущейся рукой я взял телефон, сделал глубокий вдох и снял трубку…
– Алло.
– Здравствуй, любимый.
Слёзы с новой силой хлынули у меня из глаз.
– Здравствуй, любимая. Как ты там?
– У меня всё хорошо, милый. Не сердись на меня. Я не держу зла на тебя ни за что. Спасибо тебе за всё. Мне было очень хорошо с тобой. Жаль, что так вышло, я хотела побыть с тобой подольше.
– Я не смогу жить без тебя. Скажи, как мне быть?
– Ты должен научиться жить без меня. Тебе ещё много нужно свершить в своей жизни. Отпусти меня из своих мыслей. Просто не забывай.
– Я никогда тебя не забуду. Я очень люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя. Не переживай, ты всегда сможешь обратиться ко мне. Ты теперь знаешь как.
– Знаю…
– Тогда давай прощаться. И не переживай за мой подарок. Это мелочи. Прощай.
– Прощай, любимая.
Связь прервалась. Я сел на стул и просто сидел, ни о чём не думая.
Через несколько минут дверь распахнулась и в переговорную ворвалась ликующе-вопящая толпа. Народу было много, некоторых я узнал – они проводили со мной предыдущие беседы. Они кричали мне какие-то поздравления, жали руки, лезли обниматься. Кажется, хлопали пробки от шампанского.
Я ничего не слышал из этого. Мыслями я был там, со своей любимой.
Когда гомон немного спал, а водоворот людей пошёл куда-то дальше по организации, в переговорную походкой победителя вошёл Ким. Он подошёл ко мне и крепко пожал руку.
– Спасибо Вам. Сегодня мы совершили настоящий прорыв в науке. Мы пока не можем придать его всеобщей огласке, но, надеюсь, в недалёком будущем… Кстати, про какой подарок просила Вас не переживать супруга?
– А, да там… В общем, фотография, которую я выкинул, была её подарком мне на годовщину. Не переживайте, Андрей Валерьевич, я никому не скажу. Спасибо Вам за такую возможность. Вы не представляете, какой груз Вы помогли мне снять с… Души.
– Позвольте проводить Вас, – Ким улыбнулся и аккуратно взял меня под локоть. – Наверное, Вы хотели бы снова пообщаться с супругой или кем-нибудь ещё из близких в будущем? Когда отдохнёте.
Мы шли по коридору в сторону выхода.
– Не знаю, Андрей Валерьевич. Наверное, нет. Я ведь теперь и сам могу, – и я впервые за сегодняшнюю встречу по-настоящему улыбнулся Киму.
– Вот и славно, – ответил Ким. – Так нам всем будет проще. Не поймите неправильно…
В этот момент меня что-то кольнуло под лопаткой. Я попытался обернуться, но Ким удержал меня.
– Ой, как комарик укусил, не правда ли? – как-то наигранно рассмеялся он, и мир погрузился во тьму...
* * *
Андрей Валерьевич Ким сидел за столом в своём кабинете. Он был занят решением стратегических вопросов развития вверенной ему организации. Вдруг на столе зазвонил его сотовый. Номер был не определён. Андрей Валерьевич удивлённо приподнял одну бровь и снял трубку.
– Я слушаю.
– Ну, дык, ёлы-палы, здорово, чоль!