Макар Сергеевич, укрывшись старым шерстяным пледом, ехал в санях по свежевыпавшему снегу, тихонько поскрипывавшему под полозьями. В лесу царила абсолютная тишина, если, конечно, не считать скрипа по снегу многочисленных саней да ног человеческих. Да, царила благоговейная тишина – люди шли молча, погруженные каждый в свои думы. Лишь изредка кто встрепенется от упавшего с ветки за ворот снега. Ярко светило холодное зимнее солнце. Сегодня был особенный день, весьма почитаемый в народе праздник - Родительский День.
Макар Сергеевич ехал и вспоминал свою юность, своих родителей – отца Сергея Андреевича, да мать – Елену Сергеевну. Отец был вольнонаёмным плотником, а мать работала поденщицей при монастыре. Но, как ни силился Макар Сергеевич, родители не особо-то и вспоминались. Отец погиб, когда Макарке только шестнадцать исполнилось. При ремонте монастыря тогда колокол сорвался и придавил Сергея Андреевича и еще нескольких мужиков из плотницкой артели. Бывший в то время архимандратом старец Фекалий сказал, что это было богоугодно и бесплатно отслужил заупокойную. Не выдержав смерти мужа, Елена Сергеевна через неделю повесилась в лесу, оставив сиротами шестерых детей. Архимандрат Фекалий заявил, что это не богоугодно и заупокойную отслужить отказался. Сестер и братьев Макарки отдали по приютам, навеки разлучив их друг с другом, а Макарка остался дома под надзором архимандрата.
Нелегка была Макаркина жизнь сиротская, но что поделать. Из наследства Макарке достался только дом – все остальное имущество было изъято в пользу монастыря в счет оплаты содержания в приютах Макаркиных братьев да сестер. Тогда Макарка и нашел на чердаке тайный лаз, где хранилась какая-то книга. Читать Макарка умел – зря, что ли, окончил все четыре класса Церковно Приходской школы при монастыре? Да еще и Похвальный лист получил! Однако, почесть книгу до конца Макарке не удалось – ее изъял архимандрат Фекалий, обходивший дома с проверкой. Как вы и сами знаете, в каждом доме должно быть не менее определенного количества рекомендуемых икон. Вот и проверял Фекалий дома. Увидав Макаркино чтение, архимандрат страшно разгневался – бесовской и еретической оказалась та книга. Изъяв фолиант, наложил Фекалий на Макарку епитимью – тысячу раз следовало прочитать бедному отроку Псалтырь, стоя на коленях на горохе. Тут уж сами понимаете…
***
Прохор Макарыч, тихонько поскрипывая по свежему снегу надетыми ради праздника – Родительский День все же! - новыми лаптями, оставлявшими на снегу причудливый узор, шел по лесной просеке в длинной веренице людей, тяжко волоча груженые сани. Прохор шел, как и все, погруженный в свои думы, а поразмыслить было о чем. Долго у Прохора и его жены Аграфены Поликарповны не было детей. Что только они не предпринимали! И постились, и прикладывали подорожник к животу Аграфены – всё никак не получалось… Отчаявшись, ходила Аграфена на всенощное покаяние и молитву в келью к архимандрату Тихорею. Лишь после этого удалось ей понести – вот что значит сила молитвы! Родился у них сын единственный – Тихон. Шестнадцать годков нынче уж исполнилось…
Да, шестнадцать… Пора уж и задуматься о будущем сына – надо бы его куда определить, да уж какой-то он не от мира сего, ни к чему не годен. Вот, к примеру, Гришанька – сын кума Федота – тот молодец! С детства любил животных мучить – то кошку к забору гвоздями прибьёт, то курицу подожжёт и выпустит. Полсела тогда чуть не спалил… От того и попал в поле зрения местного головы опричников – взял тот Гришаньку в опричники стажером. Повезло куму с сыном! А Тихон что? Не то, что мучить, он даже курицу зарезать к столу на праздник не может, какой, блин, из него опричник? Там людей пытать надо, а этот слюнтяй… Тьфу, прости, Господи!..
Или взять Антошку, соседского пацана, оставшегося сиротой – его родителей пару лет назад, когда они возвращались с ярмарки через лес, лиходеи порешили. Но приметил Антошку архимандрат Ставридий – уж больно звонко Антошка в церковном хоре пел! Вот и взял Ставридий шефство над сиротой: стал грамоте да наукам обучать – Псалтыри, Святым Писаниям, Научному сатанизму, Прикладному экзорцизму и прочим премудростям, столь необходимым при обучении на мандрата. В этом году Антошке следовало идти в рекруты, но ходатайствовал Ставридий перед окружным воеводой - получил Антошка отсрочку от зачисления в рать, а уже весной поступит учиться на мандрата. Нынче Антошка проводит все ночи в келье Ставридия – молится до самого утра. А появившиеся у Антошки девичьи трусики только укрепляют силу молитвы, по уверениям архимандрата. Злые языки, было, начали смущать народ непотребными слухами по этому поводу, да опричники – слава Богу! – быстро изъяли смутьянов из общества! И поделом!.. Эх!.. А Тихон даже петь не умеет. Нет, не быть ему мандратом. Тьфу, прости, Господи!..
***
Тихон шел рядом с отцом, поскрипывая новенькими лаптями, надетыми ради праздника – Родительский День все же! Мысли Тихона были заняты исключительно Марфушей, шедшей несколько впереди со своими родственниками. Эх, хороша деваха! Но не светит она Тихону – Марфуша из богатой семьи. У нее даже валенки есть, хотя уж все латаные-перелатаные. Отец Марфушкин обещал Тихону ноги оторвать, если увидит его возле дочери – мол, нечего такому оборванцу, как Тихон, даже засматриваться на Марфушу. Вот Гришанька – другое дело! Будущий опричник, форменные сапоги имеет, денежное содержание от казны, перспективы… Правда, самой Марфуше Антошка более по нраву, но архимандрат Ставридий сказал, что негоже будущему мандрату на девок заглядывать, и еще более усердно стал оставлять Антошку у себя на ночные молитвы. Эх!.. А хороша же Марфуша!.. Нет, всё же Тихон украдет её, чего бы это ему ни стоило!
***
- Ну, приехали! – вывел Макара Сергеевича из воспоминаний голос Прохора.
Макар Сергеевич открыл глаза и огляделся – людской обоз прибыл на Священную Поляну. Прохор поднял отца с саней и посадил его на заранее означенный пенек. Солнце ярко светило, освещая поляну своими несмелыми, зимними лучами. Старики говорят, добрый знак, когда на Родительский День светит солнце – год урожайным будет.
Родительский День, как Рождество или Пасха, был одним из любимых и почитаемых в народе праздников. В этот день люди со всей округи собирались и, как это тысячи лет назад делали их далекие предки, вывозили своих стариков, достигших определенного возраста, в лес – на съедение волкам. Ну, а что еще прикажете делать? Ресурсы весьма скудны и ограничены – самим бы выжить да детишек выходить.
Послышался звон бубенцов – это к помосту, сколоченному посреди поляны, подкатила тройка: читать праздничную молитву приехал сам архимандрат Ставридий в сопровождении своего неизменного певчего Антошки.
Антошка был в новой шубке. Прохор сразу узнал Антошкину одёвку – прошлой зимой ту шубку привез своей дочке сельский староста Андреян. Но недолго красовалась Андреянова дочка в обновке. Оказалось, как подсчитал монастырский казначей, недоплатил Андреян в монастырь шестидесятину. От того и сослали опричники Андреяна на десятилетнее покаяние в колымские прииски. Имущество же Андреяна было реквизировано в пользу монастыря в счет покрытия недоимок. А кому еще в монастыре подойдет шубка – ну, право, не толстым же мандратам. Вот и ничего удивительного в том нет, что отдали шубку стройному Антошке. Злые языки – слава Богу! – были заранее изъяты опричниками из общества, не успев, как это они всегда делают, даже смутить народ непотребными речами. И поделом!..
Архимандрат Ставридий уже завел густым басом молитву, а тоненький голосок Антошки вторил Ставридию – Марфуша аж заслушалась. Тихон, ревниво глянув на Марфушу, повернулся к деду Макару и спросил:
- Дед, а вправду говорят, что раньше старикам платили пенсию?
- Ах, ты ! – воскликнул Прохор, воровато оглядевшись по сторонам. За такие слова можно было угодить в казематы опричников. – Вот я тебе, еретик поганый!
Но, слава Богу, никто не слыхал богохульных слов Тихона.
- Вот подожди – придем домой!.. – зло зашипел Прохор на сына. – Я тебе задам!
- Да, - усмехнулся Макар Сергеевич, - мы и в космос даже летали раньше. Первыми там были! У меня даже книжка о том была, да архимандрат Фекалий отобрал. Епитимью на меня наложил. Как, блин, та книжка называлась?.. Эх, не помню уже…
- Отец! – взмолился Прохор, оглядываясь по сторонам. – Да чтоб тебя волки скорее задрали!
- Ура! – закричал Тихон, побежав в сторону своих сверстников. – Отец сказал, моего деда волки первым съедят!
Каждому из ребятишек хотелось быть героем среди сверстников, даже если все геройство заключалось в том, что твоего деда задерут первым.
- Пенсия… - прошипел Прохор в сторону отца, перекрестившись, не снимая теплых рукавиц… - Ты меня угробить хочешь такими речами? О внуке хоть подумай!
Прохор и сам знал, что раньше старикам платили пенсию, но потом сатанинские силы Запада довели страну до упадка, от чего денег в казне хватало только на опричников, ратников да царских чиновников. Ресурсов же на всех не хватало, да и, сами понимаете, хватить не могло. Вот и пришлось возродить существовавший некогда обычай: вывозить стариков в лес на съедение волкам.
Опричники и царские чиновники также не получали пенсию, но, получив выслугу лет, уходили в монастырь на должность мандратов - так назывались монахи-депутаты, молившиеся и радевшие за благосостояние простого народа. В монастыре мандраты молились за народ до самой глубокой старости, существуя исключительно за счет шестидесятины, выплачиваемой людьми из средств, остававшихся после выплаты податей в царскую казну.
А космос… Ну, да, во времена проклятого атеизма дерзнули возвыситься до уровня бога и полетели в космос, за что сейчас и расплачиваемся. А богохульники заокеанские, погрязшие в гордыне, стяжательстве, разврате, еретичестве и прочих смертных грехах, по слухам, уже Марс осваивают.
Всё это Прохор, разумеется, знал. Но говорить вслух такое не полагалось – мигом можно было угодить в пыточный подвал опричников. А там такие мастера, по сравнению с коими Гришанька просто святой угодник…
В это время где-то далеко в лесу раздался волчий вой.
- Ладно, отец… - сказал Прохор. - Пора нам... Надо еще успеть до темноты валежника набрать.
Макар Сергеевич, соглашаясь, покачал головой – за каждого отвезенного в лес старика разрешалось бесплатно привезти валежника, а такую возможность упускать было нельзя. А по возвращению, еще полагалось бесплатно получить в лабазе бутылку казенной водки.
- Шубку-то я заберу, - сказал Прохор, снимая с отца старую шубейку. – Тебе она уже ни к чему, а Тихон – он подрастает.
Кинув отцовскую шубу на сани, Прохор крикнул сына:
- Тихон! Пора!
- Вспомнил! – вдруг раздался голос Макара Сергеевича. – Станислав Лем! «Голос неба» та книжка называлась! Про астронавта по имени Пиркс!
Но Прохор уже не слушал отца, стремясь поскорее уйти в лес – от греха подальше да за валежником…
***
Прохор шел, поскрипывая лаптями по снегу и волоча тяжелые, груженые валежником сани. Волчий вой, доносившийся со стороны Священной Поляны, подгонял Прохора. К тому же, дома жена зажарила уже, поди, курицу. Когда последний раз мясо ели? Кажись, на Пасху… Ну, да… Точно – на Пасху! Да и бутылочку казенной водки выдадут за отвезенного в лес старика. Надо бы успеть, пока лабаз не закрылся, а то до завтра придется ждать…
***
Тихон шел, поскрипывая лаптями по снегу да подталкивая сзади груженые валежником сани. Да, Марфуша хороша, нечего сказать… Антошка тоже молодец – вон как в люди выбился! А книжка какая у него – про еретика Пиркса какого-то… Антошка сказал, что читает такое, дабы затем бороться с богохульниками. Неужели полеты в космос и вправду богопротивное дело? А ведь когда-то и он, Тихон, отвезет своего отца в лес…
***
Макар Сергеевич сидел на своем пеньке, оглядывая своих сотоварищей по Родительскому Дню, так же, как и он, сидевших на Священной Поляне – каждый на своем пеньке. Без шубы было очень холодно, и сон начинал одолевать Макара, и вскоре старик уснул. Снилось, как мама обняла его и поцеловала в лоб. Сказала, ждут они с отцом своего Макарку, соскучились…
Вскоре послышался какой-то шорох, выведший старика из сонного окоченения. Не в силах разомкнуть смерзшиеся ресницы, Макар Сергеевич прислушался.
Влажный, холодный нос уткнулся в стариковскую щеку…
Нещадно пахло псиной…