22 июня, на 93 году жизни, скончался Наум Коржавин – поэт, оставивший большой след в отечественной литературе. Он долгие годы жил за границей, там и умер, но считал себя русским поэтом: в хоре ярых критиков нашей страны, его голоса не было. Зато был в биографии Коржавина факт, который навсегда связал его имя с историей Приазовья.
Татьяна СТАЦЕНКО
Совсем недавно, я сделала для себя небольшое краеведческое открытие. Журнал «Новый мир» опубликовал в сети Интернет мемуары Наума Коржавина. Удивительно, но на глаза мне практически сразу, попала глава «Каникулы сорок первого года», где поэт рассказывает о первых месяцах войны. И первые же строки ошеломили меня: оказывается юный Наум вместе с родителями, и сотнями беженцев из Украины был эвакуирован в нашу Александровку! И оставил очень интересные, я бы даже сказала бесценные свидетельства о том, каким было село и его жители в то страшное для нашей страны время. Воспоминания написаны прекрасным языком, что неудивительно и, максимально объективны: Коржавин никогда не впадал в критиканство.
Примечательно, что в официальной биографии поэта нет упоминаний о том, что первые месяцы эвакуации он провел в Приазовье – семья пробыла у нас недолго, и уехала дальше – сначала на север области, а потом на Урал. И если бы этого не произошло, не было бы такого поэта - Коржавина. Потому что все евреи, оставшиеся в Александровке, были расстреляны во время оккупации…
Несколько строк о поэте
Наум Моисеевич Коржавин (настоящая фамилия – Мандель) родился 14 октября 1925 года в Киеве. Рано увлекся поэзией. Еще в школьные годы его заметили Николай Асеев и Илья Эренбург. В начале Великой Отечественной войны Мандель эвакуировался из Киева. В армию не попал по причине сильной близорукости. В 1945 году Коржавин поступил в московский Литературный институт.
В конце 1947 года, в разгар сталинской кампании по борьбе с космополитизмом, молодого поэта арестовали. Он был приговорён к ссылке как «социально опасный элемент». Осенью 1948 года был выслан в Сибирь, около трёх лет провёл в селе Чумаково. В 1951-1954 годах проживал в Караганде.
В 1954 году, после амнистии, Коржавин вернулся в Москву. В 1956 году был реабилитирован. Восстановился в Литературном институте и окончил его в 1959 году.
Ещё с 1954 года поэт зарабатывал себе на жизнь переводами, в период «оттепели»» начал публиковать собственные стихи в журналах. Более широкую известность ему принесла публикация подборки стихов в альманахе «Тарусские страницы» (1961).
В 1963 году вышел первый и единственный в СССР сборник Коржавина «Годы», куда вошли стихи 1941-1961 годов. В 1967 году Театр им. К. С. Станиславского поставил его пьесу «Однажды в двадцатом».
В 1950-1960-е годы многие стихи Коржавина распространялись в самиздате. Он выступил в защиту арестованных «узников совести» Даниэля и Синявского, Галанскова и Гинзбурга, что привело к фактическому запрету на публикацию его произведений.
В 1973 году, после допроса в прокуратуре, поэт подал заявление на выезд из страны, объяснив свой шаг «нехваткой воздуха для жизни». Коржавин уехал в США и надолго обосновался в Бостоне. Сотрудничал с журналом «Континент»», продолжал поэтическую работу. Начиная с первых лет перестройки, поэт несколько раз приезжал в Москву, где с неизменным успехом проходили его вечера и издавались книги.
В 70-е годы принял христианство и считал себя русским поэтом.
Александровка и беженцы
В июле 1941 года эшелон с беженцами из Киева и Западной Украины прибыл на станцию Азов. Вот что пишет об этом Наум Коржавин: «На перроне нас встретил председатель Александровского райисполкома Ростовской области, который приехал во главе большого обоза колхозных телег. Фамилии его я не помню, помню, что она была украинской, украинским же на мой слух был и язык, на котором говорили местные жители, которые, впрочем, как вообще на Кубани (административно эта местность относится к Ростовской области, но по складу тяготеет к Кубани, хотя и не казачья), все считали себя русскими. Были среди возниц и немцы — в районе был один или два немецких колхоза… Так что ехали мы до места, до Александровки этой (официально — Александровки-Азовской), в крестьянских телегах 60 км степью, в сторону от моря. Как я потом узнал, Александровский район Ростовской области относился к Кубани не только по складу — хозяйственно он тоже был связан вовсе не с «ростовским» Азовом, а со станцией Староминская Краснодарского края, расположенной всего в 35 км южнее Александровки. Ближайший морской порт был тоже не Азов, а Ейск (Краснодарского края). В Староминскую и возили хлеб из Александровки в «закрома государства».
Поэт вспоминает, что встретили их семью радушно и хлебосольно, дали комнату в семье колхозников, но через некоторое время отношения с хозяевами испортились. Коржавин считает, что возможно родители или он сам, могли допустить какую-то бестактность, невольную оплошность: «Поводов могло быть сколько угодно — ведь мы пользовались всем хозяйским. И чай вскипятить, и приготовить пищу — колхоз выдавал продукты — можно было только на хозяйских кизяках… Мы отнюдь не были наглецами, но причиной скольких конфликтов, скольких неприятий людьми друг друга бывают недоразумения».
Все эвакуированные были зачислены в колхозы и работали на уборке урожая. Вот что пишет Коржавин: «В этих местах уже шли полным ходом уборка и обмолот хлебов, и нас к нему привлекли в качестве колхозников. Работали все честно, но мало кто был сравним в силе и сноровке с настоящими колхозниками. Но были и такие. На полевом стане кормили замечательно вкусным и сытным мясным борщом с белым пшеничным хлебом… Насколько я помню, на работе и по поводу работы никаких конфликтов не возникало, нас не ругали и не подгоняли, отношения складывались вполне человеческие и гуманные. Портились они не в результате личных конфликтов или недоразумений, а, так сказать, в общем порядке…
…Усилилось все это с мобилизацией. Когда мы там появились, в этих местах мобилизации еще не было, но недели через две забрали всех мужчин призывного возраста, эвакуированных, естественно, тоже. Но массовая психология иррациональна. «Наших туда забрали, а эти оттуда сюда на готовое прибыли» — для нее довод вполне убедительный. Наших-то и впрямь забрали, а «ихних» — не так заметно (не так болит). Следовательно, и не так забрали. Так было всегда и везде, так же, как всегда и везде были люди, массовой психологии не подверженные».
О жерделах и местной газете
«Я почти никогда не вспоминал об этом большом и сравнительно богатом тогда селе, может быть, потому, что таким, как я там был, я себя вспоминать не люблю. Считал, что помню только не виданные мной до той поры (и потом тоже) фрукты — жердели (или жардели)… Но оказалось, что я помню немного больше, - пишет поэт. - Когда человеку неполных шестнадцать, у него не бывает пустых периодов. Там я впервые столкнулся с реальной жизнью, с тем, что она не сахар, что у нее есть лимиты. Оказалось, что для того чтобы работать в редакции (я посетил и местную газету, где познакомился с ответсекретарем, ростовским парнем, писавшим вполне грамотные и современные стихи), мало быть таким, каким я себя считал, а надо еще, чтобы были свободные штатные единицы. Это вносило известные коррективы в мои представления о том, что молодым везде у нас дорога, стоит только захотеть. Этими словами я никого и ничего не хочу «разоблачить» — это нормальная жизненная проблема, порой драма, она всегда и везде есть и будет».
Магические «сто грамм»
С иронией вспоминает Наум Коржавин о некоторых александровских «открытиях»: «Опыт мой обрастал подробностями — иногда смешными. Помню, как я был поражен, когда впервые узнал, что водку можно мерить на граммы. Произошло это в здешней столовой, где я обедал, и, кстати, кормили вполне добротно. Стройный и серьезный чуть седоватый человек, кажется, мельничный мастер, заказывая буфетчице обед, присовокупил как нечто само собой разумеющееся:
— Ну и сто грамм..
И хотя он не уточнил, чего именно «сто грамм» ему надо было (я поначалу думал, что хлеба: кто о чем, а вшивый — о бане), но был понят. Буфетчица кивнула, взяла бутылку водки и наполнила ее содержимым граненый стаканчик, служивший меркой, и потом, перелив это в обыкновенный стакан, подала его заказчику. Так я впервые столкнулся с тем, что потом стало органической частью нашего быта и чуть ли не фольклора, а именно — с магическим выражением «сто грамм».
И многое другое…
В мемуарах Коржавина еще много интересных фактов: как он ходил с местными сверстниками в ночное и как читал ребятам стихи, но был не понят. Как познакомился с бывшим красным партизаном, которого почему-то не сильно уважали в селе и лишь юный романтик Наум, искренне восхищался героем гражданской войны... Я настоятельно рекомендую найти и прочитать эти воспоминания всем, кто интересуется историей Приазовья. Вот ссылка на электронный вариант журнала «Новый мир» (мемуары в нем незначительно сокращены): http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_1996_1/Content/Publication6_5040/Default.aspx
И вот – полный текст мемуаров: https://coollib.com/b/415249/read
Думаю, что и в читальном зале любой библиотеки можно найти журнал «Новый мир», №9 за 1992 год.
Семья будущего поэта уехала из Александровки в конце лета или в начале сентября – было еще тепло, а точных дат Коржавин не указывает. Его мама – стоматолог, получила назначение в станицу Боковскую, что, как выяснилось, спасло жизнь Науму и его родителям. А о судьбе своих земляков, оставшихся в нашем селе, поэт так и не узнал. Может это и к лучшему…
------------------------------
Материал опубликован в газете "Приазовье" № 27
-------------------------
17 и 18 сентября 2019 года - очередная печальная годовщина. Прошло уже 77 лет с дня, когда нацистами и их пособниками были расстреляны евреи - жители Александровского района Ростовской области (бОльшую часть из них составляли беженцы с территории Украины и Белоруссии - большая часть местных евреев смогли эвакуироваться раньше). Документально (материалами расследования, проведённого НКВД в 1943 - 1944 году) подтверждена смерть 18 человек, из них известны имена 10 человек (имя ещё одной, Гинды Вольфензон, нашлось в свидетельствах из базы "Яд вашем", но обстоятельства её смерти точно неизвестны). Всего в Александровке и Александровском районе могло быть убито до 70-80 евреев (эти цифры встречаются на сайтах, посвящённых Холокосту, уже установлено дополнительно 14 имён беженцев, которые перед оккупацией проживали в Александровке, но неизвестно, смогли ли они спастись). В настоящее время расследование, целью которого является установление имён и обстоятельств преступления, а также мемориализация жертв Холокоста на территории бывшего Александровского района Ростовской области (сейчас - Александровское сельское поселение и окрестности).
Материалы расследования - в книге Е.Курочкин, Т.Стаценко. Холокост на юго-западе Ростовской области: Дневник расследования . Также вы можете ознакомиться с материалами на канале "Места моей истории" - в подборке статей, посвящённых периоду оккупации Александровского района Ростовской области.
Если вам понравился этот материал - ставьте "палец вверх" и подписывайтесь на канал.
----------------------------------------—
Результаты всех исследований выкладываются в этом сообществе, а также на канале "Места моей истории" (дзен и телеграм). Поучаствовать в исследовании можно,переведя любую сумму на мою Юмани.Карту (там есть разные способы перевода): https://yoomoney.ru/to/410012113704025