Глава 1. (часть II)
В квартире был полный раздрай. Сидевшая у окна на стуле, Сашенька ловко перекладывала сложенные Бахметовым вещи и успевала при этом расставлять на многочисленные шкафчики рассыпанные по полу антикварные безделушки.
– Слава Богу, вы целы и невредимы! – подбежав к двери, она обхватила Бахметова обеими руками за плечи. – Слава Богу! Не знала, что думать. Фамильное серебро Елизаветы Фёдоровны на месте – значит, не воры. С вами всё в порядке?
– Вы давно здесь? – не желая что-либо сейчас рассказывать, поморщился Бахметов.
– Минут десять. Весь день была в театре. С вами ничего не случилось? – повторила вопрос Сашенька, вглядываясь в глаза Бахметова, и, вдруг наклонив его голову к себе, поцеловала Сергея в губы.
– Затеяли переезд? – захохотала Елена Павловна, весело наблюдавшая от порога последнюю сцену. Сашенька смутилась и сильно покраснела. – Иди ко мне, девочка моя, – сказала Елена Павловна и притянула к себе Сашеньку; не зная, куда деть свой взгляд, девушка спрятала своё лицо у неё на шее. – Здравствуй, Серёжка, – певица поцеловала склонившего к ней голову сына. – Соскучилась по вам, вот и заехала без предупреждений. И оказия подходящая случилась – Станиславу Игоревичу предложили продирижировать в Павловске концерт для скрипки и виолончели. Не боги горшки обжигают, верно? – покровительственно хмыкнула она, а в квартиру вошёл Шостакович. Поздоровавшись, он недоуменно осмотрел периметр квартиры и облизнул губы.
– Сходи, погуляй вокруг Мариинки, ты же это любишь, – вдруг, не дав ни фразы сказать Шостаковичу, Елена Павловна вытолкнула его на площадку лестницы. – Что тут у вас произошло, голуби мои? – спросила она, уже не улыбаясь, едва только захлопнулась за Станиславом Игоревичем дверь, – и отчего такой раскардак? Сашенька, милая, оставь нас, пожалуйста, на пять минут, а потом приходи, обязательно приходи, – поцеловав девушку, добавила она, – я хоть обниму тебя от души.
– Что всё это значит? – прочертила круг в воздухе пальцем Елена Павловна. – Давай присядем, Серёжка, вот сюда, – она сгребла в сторону лежавшие на кровати вещи. – Я, действительно, по тебе соскучилась, родной. Не звонишь, не пишешь – тоже мне сын! А тут вдруг узнаю, что ты лежишь в горячке. Ну, и почему не предупредил меня, почему не позвонил – бросай, мол, всё и приезжай, – задрожали губы у Елены Павловны. – Чуть не умерла от страха, когда узнала о болезни. И Александра хороша – ни словом ни о чём не обмолвилась, а ведь я ей звонила. С ней я ещё поговорю. Ладно, хоть ухаживала за тобой – за это ей многое прощаю. Бежим отсюда, Серёжка, забираем Александру и бежим – хочешь, в Брюссель, хочешь, в Мюнхен; ну, куда хочешь! Неспокойно у меня на сердце – чем ты тут занимаешься, мне непонятно. Мне письмо пришло – анонимное, и в нём сказано, что ты здесь связался с тёмными личностями…
– Про горячку тоже там было написано? – вдруг в сильном раздражении спросил Бахметов.
– Да, и… – не успевшая закончить фразу Елена Павловна была ошарашена реакцией сына, – Сергей вскочил на ноги и, чмокнув мать в щёку, выбежал из квартиры.
Продолжение - здесь.