Глава 5.
Небо тем временем уже заволокло пещеристой сетью грязно-ватных облаков, и сквозь жару минутами потягивал с запада более, чем свежий для июля ветер. Бахметов вряд ли его замечал, думая теперь только о том, насколько на совершенно ровном месте запуталась вся его жизнь – он не знал, что делать с документами, как выкручиваться в ситуации с Шамилем и что, в конце концов, говорить адвокату, нанятому для Тёмы Машей; на разговор с которым сейчас Сергей и спешил.
Пришла, видимо, минута раскрыть карты и сообщить, что тем самым адвокатом был рассказчик этой истории, то есть, собственно, я. Познакомившись с Марией Владимировной Вольской и выслушав её просьбу, взяться за дело, честно говоря, я решился не сразу – слишком влиятельными лицами мне показались некоторые заинтересованные фигуранты. Слёзы Марии Владимировны оказались ключевым фактором в выборе решения, оттеснив на дальний план сомнения относительно моих возможностей при защите клиента. До встречи с Бахметовым я успел в общих чертах ознакомиться с материалами дела, обнаружив лежавшие на поверхности несуразности в логике следствия, уцепившись за которые, можно было бы обвалить и всю конструкцию обвинений. Съездив в Кресты, я поговорил с самим Артёмом Николаевичем и узнал кое-какие детали его жидковатого алиби и отношений с Любой и Раевским.
Убедившись, что условия содержания Артёма Николаевича в меру сносные и на него пока никто ни в чём не давит, я позвонил Бахметову как доверенному лицу Марии Владимировны. Уговоримся сразу – я не собираюсь перегружать рассказ многочисленными нюансами рассматриваемого тогда дела – во-первых, этих нюансов мне по горло хватает в ежедневной работе; а во-вторых, они касаются частной жизни многих отмеченных в романе лиц. Упомянутые же факты служат лишь общей цели восстановления канвы событий в месяцы жизни Бахметова в Петербурге.
Зная историю приезда Сергея Александровича в город и увидев его в первый раз, я всё же был удивлён связке какой-то особой степени заряженности на действие и собранности мысли, и, одновременно, чисто русской прострации в переживании действительности – вроде бы желания что-то изменить к совершенству, желания довести всё до логического (чтобы не сказать божественного) предела и отдаче всех своих порывов на откуп самой судьбе. Внешне он производил ощущение ухоженности и тёплой упругой энергетики, наверняка, притягивавшей к нему людей. Представившись друг другу, местом для беседы мы выбрали находящееся поблизости кафе – хотя некоторые детали его интерьера смутили меня натуралистичностью фигур воспроизведённых персонажей грустной тургеневской повести, музыка здесь была тихой и ненавязчивой. Разговор пошёл сразу после того, как мы уселись за столик. Манера общения Бахметова подкупала – с первой же минуты знакомства он говорил о самом главном и нужном; ну, хотя бы главном и нужном именно в эту секунду жизни. Черта редкая во времена пустословия и эпатажа – мне ли, как адвокату, этого не понимать. Впрочем, и я уже написал, наверное, много лишнего и обещаю впредь поменьше делиться с вами личными впечатлениями. Вернёмся к сюжету.
Продолжение - здесь.