Рано утром в городок пришла осень.
Застекленевшее от духоты и зноя пространство дома затопил запах красных яблок, грибов, прелой листвы и бесконечного прохладного дождя. Воздух стал прозрачным и хрупким, как корочка на озере в первые заморозки. Мама пошевелилась в дремоте, ломая тонкий лёд: Ты бы прикрыл окошко, зябко? Папа заворочался под ватным одеялом, с которым не расставался даже летом, пробурчал что-то сквозь сон, как медведь, только-только залёгший в долгожданную спячку. Ну хорошо, улыбнулась Мама, и перебралась из-под своего легкого одеяльца в папину тёплую берлогу. Как там мальчики, успела подумать Мама, и провалилась в крепкий спокойный сон. Ей снилось, будто она снова маленькая, собирает с бабушкой ароматную горькую калину в саду. Баба, обрадованно узнала её девочка, и тихонько заплакала. Шшш, прошептала осень и поцеловала маму в лоб.
А за деревней и рекой и убранным хлебным полем на самой окраине леса мальчишки выбрались из своих палаток и, закутавшись в спальники и одеяла, прижавшись друг к другу, жгли подсыревшие дрова. Поленьица долго чадили, но наконец, разгоревшись, гнали тёплые волны на продрогших ребят. То один, то другой подбрасывали в огонь из большой кучи раздутую от семечек сосновую шишку или гладкую туго затянутую еловую – и та взрывалась искрами фейерверка в светлеющее августовское небо. Первые лучи солнца, с трудом пробившись через туманную утреннюю дымку, скользнули по красным от холода мальчишеским носам, согревая их; благодарили теплом этот разношерстный отряд последних провожающих лета.
Мальчишки по-воробьиному вздрагивали, стряхивая с себя ночной холод, подставляли продрогшие руки под солнечные лучи. Переглядывались, но не решались прервать тишину.
Вот и осень пришла, наконец, сказал их предводитель, долговязый подросток с выгоревшими соломенными волосами и веснушками по лицу. Поднялся, сбрасывая с плеч колючее шерстяное одеяло. Пора домой.
