Почему современные жители Архангельска считают себя поморами
Первые российские мореходы появились в Архангельской области более 400 лет назад. Приезжая на Русский Север, туристы мечтают встретить их потомков – настоящих поморов. Они уверены, что поморов отличает не только внешность, но и мировоззрение. Авторы «Заповедника» встретились с жителями Архангельской области, которые считают себя поморами. «Архангельск – красивый город, вытянувшийся в семь вёрст в длину. На набережной кипит жизнь: грузят лес, выгружают рыбу, на деревянных пристанях женщины моют треску в ярко-красных платьях», – писал английский путешественник Стивен Грехем в своём дневнике во время экспедиции на Русский Север. Сейчас же зимой на набережной пусто, нет ничего кроме снега и оставленных на зимовку кораблей.
Свежую рыбу в портовом городе найти сложно – на весь Архангельск наберется меньше десятка заведений с северной кухней. В одном из них мы сидим с Олегом Мосеевым, директором туристическо-информационного центра, за онежской ухой. «У нас большие проблемы с флотом. Людям, которые рыбу добывают, проще продать её Норвегии. Пока её будут принимать в российском порту, рыба может испортиться. Парадоксально: у нас продают белорусскую сёмгу, маскируя её под местный продукт».
Участник поморского клуба Олег Мосеев
Фото: Антон Карлинер
Сами жители выходят на берег по ночам, устанавливая в воде продольники. По закону ловля без лицензии считается браконьерством даже в поморских деревнях, где треска всегда была основной едой. «Коренные жители рыбачат не для торговли, а для пропитания. Они поставлять её должны в магазины, а им говорят – покупайте. А сёл поморских, типа Лопшеньги, у нас много», – рассказывает Олег. В Архангельске известен и другой помор Мосеев. В 2011 году он выпустил сборник сказок, который вызвал международный скандал. Текст напечатали на русском, норвержском языках и на поморской говоре – говорах севернорусского наречия, распространённых в Архангельской губернии. Издание восприняли как призыв к этническому сепаратизму. Иван Мосеев добивался признания поморов как коренного народа Севера, мечтал ввести в моду поморскую речь, за что был осужден по статье за экстремизм. «Иван Мосеев пострадал, он и сейчас остаётся в списке экстремистов, – рассказывает Олег Мосеев. – Сначала мы человека загнобим, выгоним, как это был с Бродским, а потом памятники ставим и вспоминаем добрым словом».***
«Появилась небольшая группа людей, которая выдаёт себя за отдельный народ "поморы" нерусского происхождения. Эти заявления построены на лжи и фальсификации. Попытка создания "субэтноса" форсируется, мягко говоря, "недружественными" силами и направлена на ослабление России», – пишет Владимир Витков в брошюре «Борьба за ресурсы Арктики. Лжепоморы».
Писатель носит белые длинные волосы и походит на волшебника Гэндальфа из книг Толкиена. Он часто появляется в компании экологов-активистов, участвует в митингах КПРФ и «Единой России», при этом носит монархическую ленту. Витков сам себе издатель и распространитель. Брошюры, напечатанные дома на машинке, он раздаёт на городских мероприятиях, которые исправно посещает.
Писатель Владимир Витков
Фото: Антон Карлинер
В квартире Владимира Виткова
Фото: Антон Карлинер
В квартире Владимира Виткова
Фото: Антон Карлинер
«Если говорить о происхождении Поморья, то так называли территорию Балтики, где жили восемь западнославянских племен. Они занимались не только сельским хозяйством, но и морскими промыслами. Когда ликвидировали пруссов, по Поморью прошёлся крестовый поход. До 11 века поморов там всех истребили, перекрестили – они были язычниками, часть перешла в Польшу, часть в Германию. Так появилась Померань – искажённое славянское слово "Поморье"», – рассказывает Витков.
Интерес к публицистике у диспетчера железобетонного завода возник с выходом на пенсию. Вместе с Иваном Мосеевым он хотел написано книгу о северных говорах, выбрав в качестве основного источника «Живую речь кольских поморов», но однажды книга пропала с полки писателя. «Ванька книжку у меня украл, переделал её и выдал за язык поморского народа, которого никогда не существовало. Я думал, что из него выйдет нормальный помор, а вырос предатель! Памороотделянт! Мосеев – самый главный враг поморов. Говорит, что поморами могут быть немцы, норвежцы и все кто угодно. Ну, это бред. Нормальные поморы – это русские люди, которые думают о будущем страны. За веру, царя и Отечество».
***
Споры о том, кто такие поморы, в городе возникают повсюду: в транспорте, в очереди, в ресторане. Вот, например, администратор краеведческого музея, женщина в возрасте, объясняет охраннику, что поморы – это коренные жители Поморья.
– А кого вы считаете коренными жителями? – встреваю в их разговор.
– Это те, кто родились у Белого моря и живут там в седьмом поколении. Не верьте никому, что мы, архангелогородцы, поморы. Вы сами-то раскиньте мозгами: сколько у нас тех, кто уехал на Север, в том числе зарабатывать? Я сама из Твери, хоть и 40 лет живу в Архангельске – какой я помор?! Сейчас каждый в пинежской деревне может сказать, что он помор, но это ерунда! Сущая! У них и моря-то нет.
Дизайнер Юлия Орлова считает, что настоящим поморам достаточно и реки. Мы сидим в избе-ресторане, где когда-то жили рыбаки. Она разделена на мужскую и женскую половины. Справа на полках – сети, снегоступы, кибасы, зверобойные крюки, с которыми поморы раньше ходили на промысел. Слева полки украшены мутовками для теста, куклами, ковшами, грабилками для ягоды и детскими санками, на которых поморки перевозили рыбу, когда мужчины уходи в море.
Дизайнер Юлия Орлова
Фото: Антон Карлинер
«Север – для сильных людей. В деревне под Пинегой меня удивила история одной женщины, которая запела, спустя год после смерти мужа. Песни были очень длинные, в них рассказывалось бытие. Девушка вышла замуж без благословения родителей, и им с мужем пришлось переплавляться в другую деревню по реке. Её посадили на одном плоту с коровой – три дня так и плыли. Что-то похожее на "Похищение Европы", только на плоте, на котором лес переплавляли, – говорит Юлия, поправляя длинную косу. – У женщин в нашей семье тоже не было никакого уныния, никакой истерики. Бабушка моя работала на лесосплаве бригадиром. Девять месяцев в году, пока море не покрывалось льдом, она стояла по пояс в воде – её это не пугало. И было у неё четверо детей, и прожила она до 96 лет. Я думаю, что характер формируют особенности региона, потому и маме, и мне передалось это спокойствие. Поморы – это крепкие, шустрые и сообразительные молчуны. Это все мои родные, которые треску едят бесконечно».
СМОТРИТЕ ФОТОГАЛЕРЕЮ О ЖИЗНИ СОВРЕМЕННЫХ ПОМОРОВ
***
«Характер помора – энергичный, смелый, предприимчивый. Вообще говоря, поморы – люди большею частью зажиточные. Немало из них настоящих богачей», – сказано в этнографических описаниях начала XX века у исследователя Попова. Предприниматель Максим Пушкин создаёт такое впечатление, хотя на нём не одежда из кожи морского зверя, а свитшот с надписью «Я помор».
Пушкин занимается тем, что проводит вечеринки в ночных клубах. Первый выход на публику состоялся не по его воле – в три года бабушка вывела Максима на сцену архангельского клуба народной культуры «Сугревушка». Бабушка, народный мастер России по вышивке, хотела, чтобы внук знал северные традиции и мог отличить хотя бы мезенскую роспись от борецкой и применять это в жизни.
«Как-то в баре один мой знакомый сказал: "Хочу кепку с вышивкой «Архангельск», надоели всякие «нью-йорки»". И мы начали развивать эту идею и придумали бизнес-проект. Постепенно я стал узнавать, что такое выкройки, шелкография, лекала. А через месяц мы отшили первую партию свитшотов», – рассказывает Максим про открытие компании «Доскатреска».
Сюжетами дизайнеров одежды стали местные образы – треска на лесовозе, медведь в танке. Максим создаёт коллекцию, советуясь с бабушкой. В будущем они планируют выпустить футболки с национальными узорами, например, с мезенским красным конём.
Предприниматель Максим Пушкин
Фото: Антон Карлинер
Ошибочно считать, что поморы занимались только рыбной ловлей и зверобойным промыслом. Из бересты они делали как рыбацкие принадлежности и обшивку для лодок, так и обувь, посуду, игрушки для детей. В Холмогорах занимались художественным оформлением по кости, в Каргополе лепили игрушки из красной глины. Сейчас поморская «птица счастья» считается сувениром, а раньше она была фамильным оберегом, который вешали в красном углу горницы над обеденным столом.
Интерес к поморскому рукоделию в Архангельске возродился в 90-е годы. Владимир Бурчевский, в юности работавший помощником боцмана на корабле, открыл Детскую школу народных ремёсел и подготовил несколько тысяч мастеров. По его методике сначала учился, а потом преподавал в этой же школе Михаил Герасимов. Он носит яркую шапку, которую связал сам.
– Береста, резьба и роспись по дереву, бондарное дело – с девятого класса я тут практически поселился. Так получилось, что во всех местах, где я учился, уделяли время творчеству. Помню, в школе мы вышивали какие-то носовые платочки в пяльцах. Потом я ждал маму после уроков в кабинете технологии – шил игрушки, плёл макраме, крючком вязал. Потом я пошёл во Дворец пионеров, где через какое-то время учительница мне сказала, что ей больше нечего мне дать и отправила в школу Бурчевского. А когда я пошёл учиться в пед на трудовика, с первого же курса меня сюда перевели.
Мастер народных ремёсел Михаил Герасимов
Фото: Антон Карлинер
Поморская птица счастья в Детской школе народных ремёсел Бурчевского
Фото: Антон Карлинер
Работы учеников Школы народных ремёсел Бурчевского
– Как вы думаете, станет ли народное творчество в Архангельске популярным?
– Спрос будет только увеличиваться. Чем больше вокруг ненастоящего, тем больше люди тянутся к настоящему. Человеку на Север приехать интересно, потому что здесь настоящее живёт. Он известен как край поморов.
– Кого вы бы назвали помором?
– Человека у моря живущего. Усердного, трудолюбивого человека, который умеет работать своими руками и жить в общине. Нам в школе так преподают, что кажется, что община – это что-то первобытное. На самом деле, это такая жизнеспособная система, которая гораздо продуктивнее города. В этом смысле я знаю, что это такое, потому что я всю жизнь прожил в деревянном доме, за чертой города немножечко. Когда ты не в квартире живёшь, есть ежедневный уклад: принести воды, печку затопить, наколоть дров, что-то по дому сделать. Это своеобразно воспитывает человека.
– А себя вы считаете помором?
– Я не хожу в море, не возвращаюсь в дом к своей большой семье. Но, наверное, да, я помор. Я всю жизнь прожил на Севере, потому мне Север и мил. Помор – это тот, кого ничего не держит в средней полосе под солнцем. Он попал на край света и греется у форточки в небеса.
Диана Злобина