Если и объединяет всех самостоятельных женщин континента какой-то элемент одежды, то это, несомненно, белая рубашка.
Она может быть шелковой или льняной, с застежкой на мужскую или женскую сторону, но она есть у нас у всех.
Она – ка орден офисного отличия, признак стаи, идеально сведенное сальдо жизни, символ цифры и асексуальности – по крайней мере, до 18-00.
Я белые рубашки не люблю. И не потому, что они мне не идут – они всем идут. А потому, что этот предмет гардероба неразрывно связался у меня с предметом первой любви по имени Андрюша.
Познакомились мы в далеком 1981-м на турбазе «Сосновый бор». В 2010-м она сгорела дотла вместе с Кожевенным кордоном, и есть в этом некоторая справедливость.
Хвойное марево, печеная картошка, палаточно-гитарная романтика, первый концерт «Машины времени» под гитару, ночные купания в теплой воде и первая белая рубашка, в которую меня бережно заворачивали. Я, естественно, влюбилась.
Потом они с друзьями уехали, а я побежала следом.
И бегала приблизительно 10 лет.
Он жил своей жизнью, а я писала стихи, прозу и письма в армию. Ездила к любимому аж в Харьков, где он служил в военном училище радистом. Ждала. Звонила с переговорного пункта на почтамте
А он вернулся – и женился почти сразу.
Очень хорошо помню тот день, когда он мне сказал, что «прости, дорогая, но у меня другая»: жаркий июнь, горячий ветер и охапки пыльного тополиного пуха, бьющие в мокрое лицо. И – да, он был в белой рубашке: они собирались по магазинам.
Я даже замуж вышла ему назло. Но этот способ никогда не помогает.Первая несправедливость взрослой жизни: ты любишь больше, а он, оказывается, не тебя.
Через несколько лет, как это бывает всегда и со всеми, я вступила в период, который между нами девочками называется «восставшие из зада». Это когда бывшие возвращаются.
И Андрюша вернулся. Он пришел в редакцию «Красотки…», где я работала редактором, прямо в разгар рабочего дня, сильно удивив шефа. Пришел с коньяком, с розой и в белой… ну, вы поняли.
Жениться пришел, потому что «я все понял и прости».
Но я к тому времени уже научилась носить белые рубашки самостоятельно, поэтому отказала в весьма грубой форме.
Он удивился: «Ну как же? Ведь ТОГДА ты меня по-настоящему любила! Помнишь?!».
Помню, помню. И горе свое помню неизбывное, когда рыдала три дня, не зная, как же дальше? Зачем?
Когда кидает любовь, остается, как известно, блюз. А блюз - это или дальше жить, или красиво повеситься под окном любимого.
Я выбрала жить. А жить - значит расти и учиться. Учиться любить не только одного единственного, но такого несправедливого, а много еще кого и чего.
Вот я росла, росла - да и выросла.
Оглянулась назад, а там кто-то ма-аленький вдалеке. Не слишком умный, не дюже красивый, с большими личными проблемами - ты, моя Первая Любовь.
А ведь могло быть и хуже. Значительно хуже, если бы наша прекрасная история закончилась, как я хотела: флердоранжем, пупсом на капоте и фатой в салате.
Потому что я бы тогда не узнала, какой он, другой мир.
Потому что тогда бы этот прекрасный мир не дал мне раз-два по лицу для прочистки мозгов от излишнего романтизма.
Потому что я бы не познакомилась с очень-очень разными людьми, а жизнь бы свою потратила на наблюдение за тем, как медленно усыхает моя Первая Любовь.
И тогда она бы стала у меня последней...
Память женская обладает прекрасным свойством: она постепенно стирает все плохое, а хорошее собирает и складывает, как вино в подвал на хранение. Чтобы лет через тридцать-сорок вскрыть в тишине и насладиться.
А с другими целями трогать его не надо...