Когда казаки овладели «царствующим градом» Сибирского ханства (Кашлык) и окончательно разгромили армию Кучума, им пришлось подумать над вопросом, как организовать управление завоеванным краем. Долго шумели казаки, собравшись на думу в круг. Долго не утихали страсти. Наконец, положившись на Бога, атаман велел писать войсковой приговор: подвести «живущих ту иноязычных людей под государеву царьскую высокую руку» и всех их — татар, остяков и вогуличей — привести «к шерти по их верам на том, что им бысть под его царскою высокою рукою до веку, покамест Русская земля будет стояти», «и зла никакого на всяких русских людей не думать и во всем стоять в прямом постоянстве». Так вольное товарищество казаков утвердило историческое решение о присоединении Сибири к России. Ничто не мешало казакам учредить в Сибири порядки, отвечавшие вековечной мечте народа о воле. Никто не напоминал им о царской казне и ясаке. И все же Ермак стал управлять краем государевым именем и обложил местное население царским налогом — ясаком. Как объяснить столь неожиданный поворот событий? Ермак и его атаманы имели большой военный опыт и понимали, что им не удержать Сибирь, если не получат они помощи — людей, запасы хлеба, свинца и пороха — из России. Казаки повидали в Сибири немало кумиров и идолов. На глаза им не попала разве что «золотая баба». Слухи об этом великом идоле проникли в Европу за двести лет до похода Ермака. Прославляя подвиг Стефана Пермского, поселившегося в Приуралье, летописец под 1398 годом записал, что святителю пришлось жить среди неверных, молящихся «идолам, огню, и воде, камню и золотой бабе».
Более чем через сто лет митрополит Симон в послании пермичам вновь упомянул о поклонении местных племен «золотой бабе». С христианизацией Пермского края следы идолища исчезли. Золотую бабу теперь стали искать в Сибири. Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в начале XVI века, записал, что за Уралом при устье Оби стоит идол «золотая баба», в виде некоей старухи, которая «держит в утробе сына и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук». Согласно «сказам», казаки вторично услышали о «золотой бабе», когда попали в Белогорье на Оби, где располагалось самое почитаемое хантами капище: «жрение (священнодействие. — Р. С.) и съезд великий». Автор одного из первых этнографических сочинений о Сибири Григорий Новицкий вслед за казаками безуспешно разыскивал хантских идолов. Ему не удалось найти «золотую бабу», но он видел и подробно описал «болвана», названного им «обский старик». Идола хранили в мольбище «на усть Иртыша прежде (не доходя. — Р. С.) Самарова града», в тех местах, где побывали казаки Ермака. Старик обский (или «мнимый бог рыб») имел вид доски с носом-трубой, малыми рогами на голове и золотой грудью. Ханты тщательно закутывали его в «червленную одежду» и рубища. Отправляясь на промысел, ханты ели священную уху, предварительно помазав ею «бога рыб». Если им не везло и они возвращались с моря без рыбы, они принимались колотить идола и оплевывать его. Когда промысел налаживался, они как ни в чем не бывало вновь оказывали ему почести. В крайней нужде ханты не только били своих золотых «стариков» и «старух», но и «отнимали» у них кусочки золота, чтобы выжить в трудную годину. В кунгурских «сказах» причудливо смешались правда и вымысел. Разделить их нет возможности. И все же нельзя усомниться в том, что вольные казаки не были православными фанатиками. Православным священникам не нашлось места в их отряде. Они не постились по сорок дней. Попав в Сибирь, казаки скоро убедились, что тамошние городища очень мало напоминали русские посады с их теплыми рублеными избами. Кашлык не был городом в собственном смысле. Располагавшаяся на вершине крутого яра площадка имела малую площадь. За валом помещались мечеть и несколько построек, служивших резиденцией для Кучума и его ближних людей. Прошли годы, и археологи нашли в развалинах ханской столицы Кашлык бляшку с именем Шуйского. Тотчас возникло предположение, что кольчуга, привезенная с Оби в Москву, когда-то принадлежала Ермаку и тот потерял бляшку с нее во время трехлетнего пребывания в Сибири. Однако точными данными это предположение все же не подкреплено. Никто не мог знать в точности, что произошло на Вагайской луке в ту ночь, когда разыгралась буря. Ясно лишь одно. Если бы казаки поддались панике, разгром и истребление отряда были бы неизбежны. Этого не произошло. Коль скоро почти вся сотня в обстановке внезапного ночного нападения смогла погрузиться на суда и сняться с якоря, можно сделать вывод, что отряд отступил, сохранив порядок Нападавшие на лагерь мало что успели разглядеть в темноте, но все же они знали несколько больше, чем казаки. Так, они определенно знали, что раненый Ермак утонул в Иртыше, а не остался среди побитых на берегу. Бывшие воины Кучума не забыли и того, как русские струги исчезли в ночной мгле и они ничего не могли поделать, чтобы остановить их. Люди Кучума понимали, что казаки Ермака окажутся в их руках, едва будут захвачены их струги. Для казаков единственная возможность избежать поголовного истребления заключалась в том, чтобы погрузиться в свои струги и как можно скорее отчалить от берега. Командирский струг отчалил от берега последним. Прикрывая отступление отряда, Ермак отбивался от наседавших врагов, пока не был ранен и не свалился в воду. В последней ночной стычке поредевший отряд понес небольшие потери, но лишился испытанного вождя. Смерть Ермака означала конец экспедиции.
Вновь вышло так, что Разрядный приказ не мог послать за Урал никого из видных воевод. Но отказываться от Сибири московские власти не желали. Пришлось снарядить войско из стрельцов и казаков, набранных в разных городах («многих русских людей»). Командовать отрядом назначили человека знатного, но совсем молодого и не имевшего за плечами большого военного опыта. Племянник боярина Василий Борисович Сукин в конце Ливонской войны служил при дворе Грозного в скромном чине «стряпчего с государевыми чеботы». В последние годы жизни Ивана IV Сукин нес службу в Кремле как стрелецкий голова. Помощником у молодого воеводы стал Иван Мясной, бывалый командир. Вместе с Сукиным в поход выступили атаманы Черкас Александров и Матвей Мещеряк с вольными казаками, проделавшими сибирский поход вместе с Ермаком. От прежней самоуверенности в Москве не осталось и следа. Бояре не помышляли более о том, чтобы овладеть разом Новой и Старой Сибирью. Сукину поручили закрепиться на Туре и не предпринимать никаких попыток к овладению Кашлыком. Воевода исполнил приказ и основал Тюменский острог на высоком берегу Туры близ устья Тюменки. Некогда тут располагалась древняя татарская столица Чимги-Тура. Разрядный приказ решил повторить в Сибири опыт Казанской войны. Царские воеводы несколько раз ходили походом на Казань, но не могли добиться успеха. И лишь выстроив на Волге крепость Свияжск и опираясь на нее, они смогли сокрушить Казанское ханство.
Чулкову не велено было штурмовать Кашлык. Но его снабдили всем необходимым, чтобы выстроить крепость в непосредственной близости от Старой Сибири. Отряд Чулкова спустился по Туре и Тоболу на Иртыш и там выстроил деревянный острог, названный Тобольском. Тобольск располагался на высоком мысу всего лишь в 15 верстах от Кашлыка.