На всю стену висел огромный портрет прекрасной женщины в полный рост. Портрет Алисы. Взрослой Алисы. Алисы лет через 20.Впрочем, очень красивой и молодой. Я долго не могла оторвать взгляда от портрета, изображенная женщина на портрете действительно была как две капли воды похожа на мою Алису, те же синие чуть раскосые глаза, стрижка каре, черные блестящие волосы, пухлые губки и чуть вздернутый аккуратный нос, даже взгляд на потрете был мудрый и проникновенный. В эти глаза хотелось смотреть бесконечно, они же смотрели как внутрь тебя, с некоторым вызовом. Оторваться было невозможно, как талантлив художник, как он смог передать очарование этой женщины. Когда оцепенение немного спало, я стала искать глазами Владимира, да, а что его искать, он как раз стоял рядом и восхищенно смотрел на портрет.
-Кто это? Я спросила видимо очень громко, поскольку женщина, стоящая рядом вздрогнула, кто-то ойкнул, и пошел шепот сзади. И только Владимир стоял как блаженный и смотрел на портрет.
Кто это, Владимир? Ответь мне сейчас же? Я крикнула еще громче, и он встрепенулся, посмотрел на меня как на незнакомку. Но все же ответил:
-Марта. Это Марта. Жена Станика. Пойдем, там мой кабинет. Видишь? С прозрачной стеной, это чтобы видеть ее всегда. Здесь я и провожу свои дни. Выставка приносит стабильный доход, и меня это устраивает. Галерею я выкупил. Продал наш со Стаником бизнес, и купил эту галерею. Мы дошли до кабинета, на этот раз он шел, сгорбившись и тащил мою корзинку как невероятную тяжесть. Кабинет был просторный, с панорамной стеной возле которой стояло кресло, повернутое к портрету, задом к большому столу. На столе, впрочем, был не творческий беспорядок, а недоеденная пища, коробки из-под пиццы, недопитые бутылки с газировкой и тому подобный хлам. Сбоку у стены стоял диван, на котором небрежно валялся смятый плед и подушка. Впрочем, лежа на этом диване тоже можно любоваться портретом прекрасной Марты. У стола стоял стул, на который я и опустилась, не дожидаясь приглашения. Владимир молча поставил корзинку на стол, сам плюхнулся в кресло, и сел в пол-оборота, таким образом он как бы был со мной, но при этом и видел портрет. Некоторое время он молчал, а потом поведал о судьбе своего друга Станика.