В октябре 1643 года на левом берегу реки Сутам (Якутия) из-за морозов и ледовых явлений остановилась многочисленная экспедиция под руководством письменного головы Василия Пояркова, направлявшаяся на Амур и впервые его достигшая («Путь русских землепроходцев на Амур»). Здесь были вытащены на берег шесть дощаников, поставлено зимовье, а экспедиция разделилась на два отряда: 90 человек налегке ушли за Становой хребет, а 42 – остались с основной провизией на зимовку…
Уважаемые читатели и подписчики, прежде, чем отправиться к месту их стоянки, несколько вступительных слов.
Большинство рек нашей страны либо текут в Ледовитый океан, либо берут своё начало в северных широтах. Этот географический факт означает, что живём мы на Севере. По выражению древних греков наши Предки, а значит, и мы – их потомки, живущие за северным ветром Бореем, – «гиперборейцы», то есть северяне.
В XVII веке к Руси примкнуло десять миллионов квадратных километров северных просторов!!! Факт исключительный в мировой практике. Присоединение это возникло преимущественно по инициативе простых людей. Конечно, цари-батюшки принимали под крыло внезапно обретённые земли, и даже ссылали в них воеводить государевых подданных, но всё же основная заслуга принадлежит промысловикам, казакам и «охочим людям». То есть современная Россия сформировалась благодаря инициативе добровольцев. Этих людей историки называют «русскими землепроходцами».
Что мы видим в наши дни? Растут миграционные потоки, у иноземных «партнёров» растёт аппетит на земли и ресурсы нашей страны. Иногда у некоторых из них происходит затмение умов, дескать, в России русских людей (русичей) вроде бы нет, а есть русские татары, русские цыгане, русские евреи и даже русские негры… Парадокс: русская культура есть, русские землепроходцы, благодаря которым мы живём в самой богатой стране, есть, а людей русских нет…
Не затеряются ли в этих бреднях и миграционных потоках создатели «всея Руси»? Ведь вряд ли заинтересуются ими представители Поднебесной, сочиняющие плакаты «Сибирь наш», или сторонники возрождающейся Хазарии, без стеснения заявляющие, что русские люди у них в гостях…
Но оставим эти безумные заявления на их совести и отправимся в экспедицию к древней стоянке русских землепроходцев.
Сутам течёт из отрогов Станового хребта на Север. Добраться туда своим ходом раньше было непросто, но несколько лет назад через верховья Нуяма проложили две дороги к крупнейшему в России Эльгинскому угольному месторождению: автомобильную и «железку» (последнюю в июле размыло дождями). И поскольку Нуям впадает в Сутам, задача упростилась…
Поздней ночью на БАМовской станции Улак пять вахтовок угледобывающей кампании «МЕЧЕЛ» встречали приезжающих работников с поездов восточного и западного направлений. К ним я и присоседился. Удивила жёсткая пропускная система на придорожной базе кампании: по спискам, с досмотром багажа. «Идите к коменданту», – сказал мне один из охранников. Комендантша базы, прочтя сопроводиловку от Русского Географического общества, тоже отфутболила: «Штамп и подпись мне ничего не говорят, надо письмо руководству, я не буду брать на себя ответственность, идите к начальнику охраны»…
Ночная суета, многочасовая тряска машины по грунтовке, битком набитой людьми и багажом, – выматывают (всё же ехать 300 с лишним километров до вахтового посёлка по «железке», без сомнений, удобней). На 130 километре, когда «Урал» перевалил через Становой хребет, а ночь и туман слегка расступились, я увидел знакомые пейзажи (когда-то шёл здесь по вездеходным кривулям на реку Алгаму); незамедлительно подал сигнал в кабину водителю и выбрался на волю. Тут же свернул с трассы на площадку, оставшуюся от дорожников, чтобы переоблачиться в походное положение. За этим занятием меня и застали сразу несколько оленей.
«Что ж, отлично, повидаюсь со старыми знакомыми», – вспомнилась встреча одиннадцатилетней давности, и, отставив рюкзак, вышел по следам оленей к палаткам оленеводов. Потом, сидя в палатке и отхлёбывая из кружки традиционный чай, я услышал:
- Нет уже ваших знакомых в этом мире.
Узнав, что меня тревожат таёжные пожары (перед экспедицией космические снимки показывали два крупных очага на Нуяме) молодой эвенк Дима успокоил:
– После дождей задымленность исчезла, зато сейчас мошка заедает. – И сразу поинтересовался: – Куда путь держите?
- На Сутам.
- Пешком?
- Дойду до сплавного участка, дальше на лодке.
- Сейчас воды мало, а в прошлом году можно было прямо отсюда плыть, из-за сплошных дождей Нуям выходил из берегов… А выбираться как?
- Этим же путём, по косам; лодка лёгкая, полтора килограмма весит, так что нести не тяжело, и прижимы обходить удобно.
- Тогда на обратном пути заходите в гости, мы будем стоять чуть ниже по течению. Кстати, в четырёх километрах отсюда на берегу стоит старая банька, может пригодиться…
Попрощавшись с оленеводами, я вернулся к рюкзаку и двинулся в путь. Тащить двухпудовый захребетник после ночи без сна тяжко, сердцу тесно, молотит по грудной клетке в пулемётном режиме, пот градом… нужно было выспаться. Поэтому когда сквозь прибережные кусты показалась упомянутая выше банька, решил в этот день дальше не идти. Чтобы хоть немного уменьшить нагрузку, хотел оставить здесь лишние патроны, телефон, запасной фотоаппарат, но передумал: вдруг опять пожары – сгорят, да и оказию нельзя сбрасывать со счетов – мало ли что может подвернуться на обратном пути.
Идеальная погода, тайга яркая и прозрачная, дальние сопки в естественной голубой дымке – Душа радуется. Воды в речке мало и всё же не утерпел, на очередном плёсе надул лодку, чтобы проверить её в деле (перед экспедицией заклеил все сомнительные места, укрепил старые «раны» и для проверки держал две недели надутой). И почти сразу заметил, что она травит воздух. Видимо, на солнце склейки размягчились и «поползли», приведя меня в полное расстройство. Успокоившись, заклеил щели и в дальнейшем лодку при перетаскивании приспускал, чтобы уменьшить внутреннее давление.
На третий день, при очередном перетаскивании лодки сквозь шум переката услышал нестандартный звук, потом ещё раз. Осмотрелся и увидел редкую картину. Взрослая лосиха вошла в небольшое озерко на противоположном берегу, залезла в воду и стала нырять за водорослями. Фотоаппарат-«мыльница» не обладает хорошими возможностями, но тем не менее я перебрался через реку, чтобы заснять сей момент.
Из-за ежедневного ремонта лодки в голову лезли сомнения: продолжать экспедицию или вернуться, пешком добираться к цели слишком долго, в установленный срок не успею обследовать местность, да и продуктов не хватит. Но будет ли здоровье в следующий раз? Эти сомнения рождались в сознании, а подсознание диктовало давно намеченное и утверждённое: нужно двигаться дальше, «продуктов» полно в реке, а другого раза может не быть.
С течением времени установилось некое подобие стабильности: надёжный пеший ход прерывался у скального прижима, надувалась накануне подклеенная лодка, и начинался короткий сплав с поддувом воздуха через гибкую трубку. Главное – вовремя это сделать, иначе посудина обретает крайнюю неустойчивость, в чём пришлось убедиться на толчее волн после переката, выпав за борт. Конечно, подобное положение (умирающая лодка) – это крупный «прокол». Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Приходится довольствоваться тем, что есть. А ведь при подготовке было чувство, что старое плавсредство ненадёжное. Однако большую часть денег «съел» металлоискатель и вместо этого чувства появилось угодливое «авось».
Берега Нуяма истоптаны лапами диких гусей. Такого их количества не встречалось ни на одной реке. Но они очень чуткие и бдительные, на выстрел не подпускают. Много медвежьих следов, постоянно встречаются отпечатки копыт сохатых и сокжоев (диких оленей), на одном из промежутков наследил одинокий волк.
Иногда встречается старая вездеходная колея, в устье Нуямкана стоит большая полуразрушенная баня, а на стрелке Нуяма и Оюнурака – сгоревшая в недавнем таёжном пожаре охотничья база. На уцелевшей избушке, заколоченной металлическими листами крупные надписи, самая культурная из которых – «Бомнак, не лезь, убьёт» (Бомнак – посёлок на берегу Зейского водохранилища в Амурской области). В советские времена подобных надписей и наглухо заколоченных избушек в тайге не было. Меняются люди. Конечно, внешних отличий не заметить, а вот пси-фактор стал другим.
Утром попались в десятиметровую сетку ленок и налим. На завтрак уха, а остальное запёк над костром и упаковал в рюкзак – готовая еда удобна в пути, время на её приготовление не тратится.
Продравшись через заросли кустов к узкой протоке, увидел на другом её берегу молодого сохатого, который объедал свежие ветки тальника.
- Привет, парнокопытный!
Он безбоязненно подошёл к воде полюбопытствовать, что за звуки испускает незнакомая живность, и я предостерёг его:
- У меня ружьё, опасайся мне подобных.
Но тональность фразы была миролюбивой, и он понял всё наоборот: сделал несколько шагов в мою сторону, а на громкий свист лишь повёл длинными ушами. И только от хлопка в ладони пустился наутёк…
Пеший ход отнимает силы физические (хотя по несколько раз в день взбодряюсь купанием), лодка – душевные, а после рубки дров для ночлега остаётся только одно желание – вытянуться у костра. Поэтому останавливаюсь пораньше. Тем более что сверху тёмные тучи и сильно громыхает, а среди свежей гари обозначился удобной пятачок для стоянки. Поймал себя на мысли, что если бы снаряжение, как и я, не имело солидного возраста, то цель была бы уже близка. Если бы…
На десятый день пути (в планах значилось к этому сроку быть на месте) в устье Агынока вроде бы заметил за деревьями противоположного берега зимовье. И поскольку мечтал о комфортной стоянке, тут же вернулся к удобной переправе. Однако, переправившись, зимовья не обнаружил. Не веря своим глазам, разделся, чтобы быстрее снова переправиться через реку к тому месту, откуда заметил «зимовье», и обнаружил… скалу, при определённом ракурсе похожую на избушку. Вдобавок где-то «посеял» поясной нож, и долго его искал. В общем, время впустую ушло много, при том, что знаю простую истину: «в тайге торопись – нету».
Очередной раз переправился через реку, свернул лодку и неожиданно заметил метрах в семидесяти на открытом берегу приближающегося медведя. Видимо, вышел из леса, иначе бы заметил раньше. По обычаю громко свистнул. Ноль внимания. Свистнул что было мочи. На этот раз он привстал, пристально посмотрел в мою сторону, может, даже что-то посоображал, и нехотя повернул в лес.
Весь день то накрапывало, то моросило, а к вечеру полило. Всё мокрое: земля, дрова, одежда. Уже в сумерках закончил заготовку дров и разжёг жаркий костёр, чтобы не затух. С небольшими перерывами дождь шёл всю ночь. Облачность висит над самой рекой, сопок не видно – циклон.
На следующий ночлег расположился у обозначенных на карте бараков, от которых остались на местности едва заметные следы. Зато зрелой голубики видимо-невидимо! А дождь весь день, вылезать из-под навеса не резонно, поэтому занялся традиционным уже ремонтом, истратив остатки клея.
К вечеру вода в Нуяме начала подниматься, пугая перспективой ночной эвакуации. К счастью, уровень реки не дотянул до моего лежбища около метра. Русло расширилось, течение ускорилось, косы ушли под воду, идти негде, значит, выбора нет – только сплав с поддувом. (Если весь воздух, который я вдул в лодку собрать вместе, то наберётся, наверно, на дирижабль). Рано утром, как только дождь утихомирился, отчалил прямо от кострища. Несколько километров проскочил как обычно, но потом, на перекате с островком, на сбойном течении лодку захлестнуло водой и едва не перевернуло, дальше бурлил ещё один перекат.
Причалил к берегу я весьма удачно. Отправившись в разведку, чтобы определить, как поступить дальше, метров через сто наткнулся на давний вездеходный след, который спрямлял длинную излучину реки в нужном направлении, им я и воспользовался. Но вездеход, как и я, обходил обрывистые прижимы, поэтому вскоре колея ушла на другой берег, заставив меня снова надувать лодку. Следуя по колее, всё-таки пришлось карабкаться в сопку по густым зарослям и потом, на вершине с хорошим обзором, свериться с картой и выбрать оптимальный путь.
К последней стоянке на Нуяме шёл по медвежьей тропке над крутым берегом и замечал над головой застрявшие в ветвях лиственниц речные наносы, удивляясь высоте когда-то прошедшего паводка. Эта стоянка оказалась и удобной, и на противоположном берегу, прямо напротив, я узнал место, на котором ночевал в год «утонувшего ружья» по пути к Эльгинской геологоразведочной партии. А это значило, что незнакомые места остались позади, и родилась вдруг надежда, что оставшиеся до Сутама километры удастся пройти сплавом.
Только жила надежда совсем недолго. Километров через пять лодка стала сильно сдуваться, из-под днища пошли крупные пузыри. Чтобы добраться до правого берега (где-то там зимник) пришлось одновременно и грести, и поддувать воздух, и сохранять остойчивость – очень неудобно. Также неловко приткнулся к заросшему обрыву, кое-как выбрался, собрал снаряжение и через час вышел на зимник, по которому к вечеру пришёл к остаткам от полевой геологической базы…
Продолжение следует. Всех благодарю за внимание. Если понравилось, подписывайтесь на «Таёжные экспедиции»