Я приехала работать в детский лагерь, имея за плечами одну, весьма неудачную смену работы в санатории и небольшой рюкзачок с легкими платьями. Приехала на такси, в облегающей юбке-карандаш, в босоножках на платформе, чистенькая, свеженькая, 19 лет. Таксист бросил меня у шлагбаума, и мне ничего не осталось, как пройти вперед к пока еще пустым хмурым домикам и ободранным детским корпусам. Никого. Никто не встречал новоявленную вожатку. Через некоторое время вышел человек, не то пацан, не то девушка, не то женщина, с отталкивающим перекошенным лицом. Это оказалась директор лагеря. Она скомкано поприветствовала меня и после нескольких слов, отвела в пустую, комнату, где мне и предстояло жить.
Через час мне было дано задание красить лавки вместе с еще одной вожатой. Там то я и познакомилась с Ирой. Все, что по ней можно было сказать с первого взгляда, это то, что человек женского пола, возраст определить было совершенно невозможно, как и характер, совсем не читающийся по лицу, немного доброты, не вызывающей доверия, опухлость и заметное покраснение, как у алкоголика, но при этом какие-то детские черты и темные искрящиеся глаза.
Ира спросила меня, сколько лет я ей дам. Я дала 30, она добавила ещё пять.
Потом мы шли в по дороге, ближайший магазин был в 3 километрах, а Ире очень хотелось курить. Мы шли за сигаретами и она рассказала мне всю свою жизнь. А потом ели вместе батон с майонезом и колбасой. А потом нас поселили вместе и поставили на один отряд.
На меня она свалилась потоком. Ливнем петербургского неба. Она рассказывала истории бесконечно. Ей хотелось говорить, хотелось все отдать, и она решила отдать мне, а я принимала. Ира была очень несчастна и очень потрепана, она рассказывала ужасные вещи о побоях, о наркотиках и о ее неродившемся ребенке. О таких историях говорят надо снимать кино, но кино получится фальшивым. Человек совсем совсем запутывается, и что-то с ним происходит совсем не то. И убегая от долгов, непонятных мужчин и боли, она приехала работать в детский лагерь. В ней была странная, искореженная, но сильная любовь, которая почти целиком досталась мне.
Работалось нам очень хорошо, мы дополняли друг друга: ее жесткость в сочетании с моей мягкостью вели наш отряд к небывалым вершинам и званию лучших вожатых. Дети ходили образцовым строем благодаря Ире, а вечерами показывали невообразимые танцы и песни благодаря мне.
Она серьезно жестила, когда дети не слушались, строя их как жандарм с какими-то тюремными методами, угрозами и физическими наказаниями. Это ужасно, но это работало. Дети бегали ночью кросс вокруг корпуса под дождем в носках и становились людьми. Я делала вид, что я к этому не причастна. Хотя молчание здесь тоже преступление.
В тихий час мы ели печенье, которое отобрали у детей при заезде. Нам было хорошо. Дети тихонько сопели, и Ира иногда ходила их проверять, не давая мне это делать. Мне казалось, что она очень заботилась обо мне, но я ревновала ее к детям. Она многое решала за нас двоих, а я на это соглашалась. Я впала в совершенную зависимость, мы делали все вместе, она заботилась обо мне как об еще одном ребенке. Мне было удобно, я с радостью шла за ней, мне не хотелось ответственности, мне хотелось раствориться.
Она укладывала меня спать и очень нежно будила, целуя в лоб прокуренными губами. Она курила сразу, как только просыпалась. Пропускала для меня воду в душе, чтобы я пошла в горячую воду. Мне казалось тогда, что меня никогда до того момента никто так не любил. Как будто вообще до этого момента не было ни любви, ни тепла. А самой концентрированной частью этой любви был кофе со сгущённым молоком с утра. Это было слишком приторно, но мне было всегда так холодно просыпаться, что ничего лучше этого вообразить было невозможно.
Однажды она попросила меня потрогать мою кожу на животе. Я считала свое тело ужасным и каким-то прокаженным, но я подчинилась и она осторожно погладила мою кожу. Она сказала, что у меня очень нежная кожа. И я поверила. Я почувствовала, что она меня принимает.
В этом месте дождь лил почти не переставая. Моя обувь была всегда мокрая и никогда не высыхала. Ноги не могли согреться и из-за этого у меня начиналась затяжная, как дождь болезнь.
Ира начала пить. Сначала с приехавшим к ней другом, убежав на берег речки, где были кусты и муравьи, потом просто. И уже невозможно было это остановить. Однажды она вышла к детям пьяная, она начала ласкаться к ним как все ужасно пьяные люди. Из пьяного человека откуда-то достается весь разврат, который в обычной жизни как-то незаметен. Я не верю в то, что пьяный человек искренен или ближе естественности, пьяный человек дальше от своего человеческого, чем когда либо. Я еле уговорила Иру уйти в комнату, просто лечь. Ее крутило, в ней как будто потерялась опора, которая позволяет человеку ровно ходить и сидеть. Ее кружило и даже лежа она не могла остановить движение в своей голове. Здесь начинается ужас, когда теряешь человека, которого кажется полюбил. Терять его, когда он всегда рядом на расстоянии вытянутой руки.
Продолжение https://zen.yandex.ru/media/id/5d6fd318f73d9d00ad9c9ae4/ira-chast-2-5d7390411ee34f00aef13619