Материал Третьяковской галереи
Не секрет, что у Верещагина был сложный, если не сказать капризный, характер. По выражению искусствоведа А. Лебедева, «он требовал внимания к себе и не очень обременял себя заботами насчет понимания других». Кроме того, Верещагин был очень мнительным и обидчивым; практически не было людей в его окружении, с которыми он бы не поссорился из-за какой-нибудь незначительной мелочи. Неудивительно, что отношения с родными и близкими у него тоже складывались непросто, хотя к концу жизни художник, кажется, нашел то, что искал: любящую семью, которой он готов был уделять много времени и сил даже в ущерб творческой деятельности.
Камамбер и военно-морской флот
Василий Верещагин родился в небогатой семье провинциального дворянина. В девять лет его отправили учиться в Морской кадетский корпус, за которым должна была последовать военная карьера — как и у троих его братьев. Александр, самый младший, действительно, дослужился до генерала. Сергей тоже стал военным, о нем речь пойдет ниже. Николай, старший брат художника, военную карьеру забросил и посвятил себя развитию сельского хозяйства, в первую очередь, сыроварения. Он создал сеть крестьянских артелей, которые производили масло и сыр — в том числе, английский чеддер, французский камамбер и швейцарские сорты. Сыры были отличные и получали медали на международных фестивалях.
Василий Верещагин тоже отказался от пути, предложенного ему родителями. Выпустившись из корпуса, сразу же проявил главную черту своего характера: твердость, переходящую в упрямство. Он последовал примеру старшего брата, и, не смотря на блестящие перспективы, открывавшиеся перед офицером флота, и настоятельное желание родителей, ясно дал понять и своему начальству, и близким, что военную карьеру строить не будет. Верещагин желал только одного: стать художником. Родители его считали это занятие едва ли приличным для дворянина. Отец Верещагина, предводитель череповецкого дворянства, был человеком крайне консервативных взглядов. Кроме того, он не был ни слишком богат, ни особенно знатен, поэтому все свои надежды возлагал на то, что сыновья его построят блестящую карьеру. После того, как Василий принял решение стать художником, отношения их так никогда и не были до конца восстановлены.
Но Верещагин, если что-то считал правильным, никогда не уступал даже в мелочах — отчасти поэтому у него практически не было близких друзей. Кроме того, как это часто бывает с художниками большого таланта, Верещагин был очень эгоцентричен; правильнее было бы даже сказать эгоистичен.
Где же ты, брат
С братьями отношения у Верещагина тоже выстраивались непросто, хотя дружба с ними не прерывалась до самой смерти — Александр и Николай пережили Василия, а смерть Сергея художник буквально видел своими глазами, хотя и не знал об этом.
Дело в том, что и Сергей, и Василий оказались в рядах русской армии во время Балканской войны 1877-1878 гг. Но если Василий приехал в качестве художника, частного лица, то Сергей был боевым офицером.
8 сентября 1877 года оба брата участвовали в штурме Плевны, важной крепости, открывавшей русским войскам путь на Константинополь. Василию император Александр II, присутствовавший при штурме, предложил присоединиться к его свите. Вся компания во главе с императором наблюдает за штурмом с высокого холма. Слуги разносят шампанское по случаю именин царя; тот по-дружески разговаривает с Верещагиным. А в это самое время Сергей, младший брат Верещагина, участвует в штурме, который царь и его свита наблюдают с бокалами в руках. Верещагин еще не знает, что именно в этой битве, закончившейся неудачей для русской армии, его брат будет убит. Сергей состоял ординарцем при генерале Скобелеве, был в самой гуще событий. Так до конца и не понятно, как он погиб: то ли был убит пулей, то ли зарублен шашками. Верещагина особенно мучило подозрение, что он еще живым попал в плен к туркам и был замучен до смерти. Тягостным воспоминанием стал для художника контраст между праздничной, почти легкомысленной атмосферой, царившей в царской свите, и проигранным сражением, разворачивавшемся там, за клубами порохового дыма — сражением, стоившим тысяч жизней русских солдат и офицеров, в том числе, и его родному брату. Творческим результатом этого сопоставления стала картина «Александр II под Плевной 30 августа 1877 года», изображающая императора и его свиту, наблюдающих бой.
Плохая примета
Перенесемся почти на 10 лет назад. Мюнхен, начало 1870-х годов. Молодой и еще совершенно неизвестный русский художник влюбляется в немку по фамилии Рит-Фишер, будущую Елизавету Кондратьевну. Этот брак не принесет счастья обоим сторонам. Художник много путешествовал; иногда жена его сопровождала, но чаще оставалась в Париже. Очевидно, Елизавета Кондратьевна изменяла мужу, а он об этом знал. С конца 1880-х супруги фактически жили раздельно. В 1890 г. Верещагин писал жене из Америки: «Кажется, мы толчем воду: доверие мое к тому, что ты можешь не поддаваться соблазну, утратилось и не воротится; держать тебя взаперти в деревне я не могу и не хочу, а следить, присматривать за тобой мне просто противно – ввиду этого жить с тобою вместе я не буду больше никогда». Заключив второй брак, Верещагин во всех документах писал, что женат в первый раз — со свойственной ему решительностью он как будто пытался навсегда вычеркнуть из своей жизни первую жену (но при этом всю жизнь аккуратно каждый год отсылал ей деньги).
За 20 лет совместной жизни с Верещагиным Елизавета Кондратьевна так и не выучила русский. В начале 1890-х Верещагин писал своей будущей второй жене: «Золотая моя Лидушечка хлопушечка, леденчик бубенчик. Ты не можешь себе представить как я доволен что читаю правильно написанные русские слова и выражения. Я не виню жену мою, но она всегда говорила на мои замечания, что «с нее и этого довольно», не понимая до какой степени разрывала мне уши ее убийственная речь, писанье, даже шутки. И вот теперь я беседую с милым русским человеком, который любовь и привязанность свою выражает русским, а не чухонским языком – ты не ценишь, не понимаешь этого, а я после 15-летнего мучения ценю!».
Лидия Андреевская была пианисткой на его выставках (Верещагин всегда настаивал на музыкальном аккомпанементе). На момент заключения брака она была ровно в два раза моложе его: художнику исполнилось 46, Андреевской — 23. Не смотря на разницу в возрасте, второй брак Верещагина был счастливым; Верещагин очень любил жену, писал ей чуть ли не ежедневно из каждой поездки. У них родилось четверо детей, и в последние годы жизни художник проводил с ними много времени и много сил уделял их воспитанию.
28 февраля 1904 года Верещагин встал рано, напился чаю, быстро попрощался с домашними и вышел. «Вдруг мы услышали быстрые шаги отца… Отец стоял на пороге, лицо его выражало страшное волнение, а глаза, в которых явно блестели слезы, он быстро переводил с одного из нас на другого. Продолжалось это не более одной или двух секунд, после чего он резко повернулся и вышел», — вспоминал Василий Васильевич Верещагин, которому тогда было двенадцать. Старая кухарка Верещагиных покачала головой: «Вернулся! Ох, нехорошо это! Не быть добру!». Художник, которому недавно исполнилось 62, снова отправлялся на войну — последнюю в своей жизни. Через месяц броненосец «Петропавловск», на котором находился Верещагин, подорвался на японской мине. Весь экипаж погиб.
