Архимандрит Савва (Мажуко) размышляет о важной проблеме нашей церковной жизни.
Однажды Корней Чуковский отправился в Киев к друзьям. И вдруг услышал, что где-то на соседней улице проживает Антон Семенович Макаренко, про которого он давно слышал как о великом педагоге-воспитателе, создавшем уникальный рай для беспризорников, куда попадают люди с жутким уголовным прошлым – убийцы, наркоманы, насильники, воры, а выходят прекрасные молодые люди – воспитанные, интеллигентные, отличные труженики, прекрасные друзья, товарищи, на которых можно положиться. Конечно, с таким человеком Чуковский обязан был познакомиться.
Он описывает это в красках, свойственных его таланту, как будто переживаешь это киевское жаркое лето. Полдень, когда он выходит из калитки своего дома и спрашивает у детей, как пройти до дома Макаренко? Дети сопровождают его по улице. Вот он идет по этим киевским улицам, освещенным жарким летним солнцем, подходит к белому дому и видит во дворе играющих в мяч подростков. Он спрашивает: «Можно мне увидеть Антона Семеновича Макаренко?» Молодые люди окружают его и говорят: «Вы знаете, мы рады вас видеть. Наверняка вы не знаете, что Антон Семенович после обеда отдыхает, но не далее как через четверть часа он обязательно вас примет, вы его увидите. Вы откуда? Как вас зовут? Как вы находите Киев? Не правда ли, чудесная погода?»
Чуковский был шокирован – его окружили подростки, которые только что играли в мяч, с явным намерением развлечь одинокого человека, чтобы он эту четверть часа провел в максимальном комфорте. Его усадили в тень и стали галантно расспрашивать о его жизни, то есть вели, как говорят англичане, small-talk - светскую беседу на высоком уровне. Это были обычные советские подростки.
Через какое-то время на крыльце показался Макаренко, и выяснилось, почему дети сопровождали Чуковского – Макаренко тут же поделился с детками кукурузой, видимо, не в первый раз. Началось знакомство, галантный разговор, дети вернулись к игре. Чуковский заметил, с каким нетерпением они побежали продолжать игру, потому что, видимо, с этим дядькой с черными усами им было явно скучно, но они себя сдерживали, чтобы его развлечь.
Чуковский заметил в облике Макаренко некую естественную величавость, что-то в нем было цельное, добротное, породистое, если так можно сказать. Они стоят, о чем-то разговаривают, наблюдают за игрой мальчиков, и Чуковский говорит: «Послушайте, какие-то удивительные дети. Я несколько лет прожил в Англии, мне это напоминает поведение оксфордских студентов – так играют в мяч оксфордские студенты, вежливо, интеллигентно. Они со мной так поговорили сейчас, Антон Семенович, вы бы слышали». Макаренко посмотрел на него внимательно, говорит: «Видите, тот курчавый? Кудряшки у него такие вызывающие на макушке – это самый известный вор киевского рынка. А вот тот в белых штанах, который сейчас побежал, он был в банде, которая громила наши поезда киевского направления. Это всё мои воспитанники».
Как признался впоследствии Чуковскому один из воспитанников, Макаренко их обучал тому, что они должны быть вежливыми, деликатными, тактичными и предупредительными, не только со старшими, что у нас является аксиомой, но и между собой. Даже между собой. А для детей это очень тяжело – у них есть своя собственная речь, свои тайны, они особенно не церемонятся друг с другом, но стоит показаться взрослому, они тут же становятся чинными.
Макаренко привил мысль, что нельзя советскому человеку быть хамоватым, грубым, наглым. Вот что говорит один из его воспитанников: «У нас требовалась безукоризненная вежливость в обращении друг с другом, особенно со старшими – со всеми гражданами, с посетителями, с посторонними людьми. Антон Семенович говорил: «Мы, советские люди, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир».
Мы можем заподозрить Макаренко в показухе, не так ли? Это наша историческая болезнь – мы привыкли делать что-то напоказ. Надо показать Западу, надо показать Москве или надо показать еще кому-то, чтобы они увидели, что мы тоже можем. Нет, Макаренко говорил о другом – вежливость должна войти в кровь и в плоть, чтобы ты никогда не переставал быть вежливым человеком.
Зачем я это вспоминаю? Я, православный священник, цитирую Макаренко, который, мягко говоря, в Бога не верил, даже в своей биографии допустил такой эпизод, как отбил у священника жену. Да, было с ним всякое. Но мне кажется, что направление, в котором мыслил Макаренко, очень верно в своей глубине. Для православного человека это очень важно – быть безукоризненно вежливым. Это какая-то важнейшая константа нашей духовной жизни – без вежливости, без предупредительности, без такта невозможно человеку достичь каких-то высот в духовности, это невозможно.
В детстве у меня была привычка всегда вести дневники, записи. У меня было море блокнотов, каких-то тетрадок, записных книжек. Я как-то решил для себя, что в школе я буду, как положено, без ошибок, со всеми запятыми, а для себя я могу писать так, как придется, все равно мне читать. Зачем мне вся эта грамотность нужна? В какой-то момент я понял, что это невозможно. Грамотным надо быть всегда, или им вообще никогда не станешь. Грамотность не дискретна, она не знает перерыва.
То же самое и с вежливостью, с деликатностью, с духовностью, с нашей духовной природой. Нужно быть вежливым не для кого-то, не потому что на нас смотрят, и мы должны что-то показать. А потому что даже наедине с собой ты должен хранить совесть, стыд, целомудрие, вежливость, деликатность, глубокое уважение к себе и к другим. Это краеугольный камень. Это важная проблема нашей церковной жизни, потому что часто и священников, и мирян, и даже епископов укоряют в том, что мы грубы, у нас слишком много хамства, даже богословски обоснованного. Это неправильный путь.
В этой цитате Макаренко я был заменил слово советские люди на слово христиане и сказал бы: «Мы, христиане, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир». Может быть, не завидовать, просто восхищаться. Мне кажется, что вежливость, деликатность, такт, предупредительность – это то, что настолько естественно любому человеку и в первую очередь христианину, что оно не стоит тех длинных разговоров, которые мы тратим на эту проблему.
Поэтому, друзья мои, вежливость безукоризненная – она для личного пользования, она не знает отдыха и перерывов. Давайте будем идти этим путем, который нам указал не только Макаренко, но и все мудрецы древности.
Читайте также:
Нужен ли на груди плакат: "Я - христианин"?
Любовь – это не подстраиваться, а меняться
Как быть, когда видишь нападки на Церковь и веру?