На волне воспоминаний о детстве вспомнилась мне история. Не то, чтобы уж какая-то особенная, но решила о ней написать.
Было это еще в середине 80-х. Мне года з-4 и я отдыхала в поселке у бабули с дедулей. Жили мы в обычной пятиэтажке с малоблагоустроенным двором. Для бабулек у подъезда сделаны были скамейки. Для мужиков стол со лавками, где они по вечерам заседали и играли то в карты, то в домино. А для детей была только песочница и качели на другом конце двора.
Заняться во дворе было критически нечем, когда ты уже второй месяц играешь большой компанией. По началу мальчики, конечно, воротили нос от девочек. А старшие дети на 1-2 года прогоняли из своей компании малышей. Они же уже большие, чтоб с малышней возиться! Но смертная скука и южная жара уравнивали всех. Через недели две, когда все игрушки уже заиграны, начинала собираться общая компания детей от 3 до 6 лет.
Старшие старались объяснить правила игр младшим и крепла наша дружба. Мы играли в казаков и вышибалу, катались на плакучей иве под дикие крики старушек, зарывали секретики, выискивая цветные стекла от битых бутылок под окнами домов. Очень печалились, когда дворник успевал подмести.
Так же мы играли в дочки-матери. В игре участвовали даже мальчишки. Совсем мелкие участники нашей компании в возрасте 3-4 лет были «детьми». Им позволялось копаться в песочнице и приходить на обед. Более старшие девочки были «мамами». Они ходили к соседнему дому за листьями подорожника и цветочками, чтобы в формочках перемешать их с песком и позвать «детей» кушать. «Папы» убегали по своим делам, но быстро возвращались, потому что бегать вокруг дома скучно. Тогда «мамы» быстро находили им занятие, приобщая к быту.
Играли мы рядом с нашим домом. Тогда окна подвалов не закрывались решетками и на них удобно было выкладывать собранные камешки, листья и песок, как на столик, чтобы смешать потом бурду и, разложив по формочкам, зазывать семью на обед.
Вот я подошла к такому окошку и стала помогать «маме», измельчая принесенные листья и травинки. В темноте подвала слышались голоса, но я никого не могла разглядеть, только несколько оранжевых огоньков. Мне, в общем-то, было не особо интересно кто там. Может сантехники в подвал спустились, может алкаши. Дверь подвала не закрывалась на замок и зайти мог любой, кому не страшно.
Я уже почти дорвала листочки, как к нам быстрым шагом приблизился паренек лет 15. В мои 4 года это был уже взрослый человек. Он начал орать на меня, что если я кому-то расскажу, то он мне все волосы выдерет! От такого поворота скучного дня я впала в ступор. Во-первых, в моей семье никто ни на кого никогда не орал. Во-вторых, что мне рассказывать и кому, если я ничего не знаю?
Сзади к тому парню подбежал еще один. Мои ожидания очередного крика в мою сторону не оправдались. Блондин пытался увести от меня своего друга, но потом просто встал между нами, закрывая меня собой. Остальные дети уже разбежались в разные стороны и скрылись, чтоб им не влетело. Я же стояла под градом оскорблений взрослого на мой взгляд человека. Одна. Мне стало так страшно, что я расплакалась. Тут до крикуна дошло, что слезы — это плохой признак. Он попытался приблизится ко мне, но я рванула домой с такой скоростью, что 15-летний говнюк не смог меня догнать.
Домой, куда двери никогда не закрывались, я вбежала с ревом раненого бегемота. Бабушка ушла на базар, а дед в гараж. Я уже не надеялась на помощь, но тут вышел с кухни папа. Ему-то я и выложила всю страшную картину, что на меня ни за что наорали, обозвали и угрожали моей шевелюре. Он меня успокоил и осторожно выведал информацию, что же предшествовало появлению этого кричащего организма? А потом наказал ждать бабушку и ушел во двор.
Через час я уже успокоилась, но на улицу не торопилась. Бабуля что-то готовила на кухне, а я играла с игрушками, когда из дверей меня позвал папа. Он отвел меня за тот самый стол во дворе, где сидели мужики.
— Ну, рассказывай, что случилось и кто обидел, — велел один из них.
Я снова все рассказала, временами затихая, чтоб снова не заплакать от нахлынувших эмоций. Мужчины выслушали спокойно, а потом попросили меня немного посидеть с ними. Подвоха я не заметила, пока к столу не стал приближаться крикун. Я едва не дала деру, но мужчины сказали, чтоб я не боялась и они меня защитят. Я успокоилась, но на всякий случай взяла папу за руку.
— Он кричал? — спросили меня.
Я кивнула.
— А кто еще с ним был? — спросил другой мужчина, но я почему-то решила, что того блондина, что защищал меня, тоже отругают, а он ведь ничего не сделал плохого, и поэтому ответила:
— Больше никого.
Мне выдали несколько конфет и отпустили играть, пообещав, что с хулиганом разберутся прямо сейчас.
Я побежала к друзьям в песочнице и, конечно же, поделилась с ними сладостями. Мы разгрызали «гусиные лапки», передавая угощение тому, кто еще не угостился, и наблюдали, как орут теперь уже на крикуна. Как мужики по очереди что-то говорят красному, как раку, 15-летнему взрослому, а он опустив взгляд слушает.
Спустя несколько дней, когда я играла в песочнице, от компании взрослых ребят отделился тот блондин и подойдя ко мне поблагодарил, протянув конфетку. Я тогда не сразу вспомнила за что эта благодарность, но эта спина человека, отделяющая меня от крикуна на всю жизнь сохранилась в моей памяти. Именно тогда я и увидела героя своим детским взглядом.
Ах, да! Тайна оранжевых огоньков. Мальчишки в подвале курили. Крикун подумал, что я увидела его лицо и теперь расскажу взрослым. А я видела только оранжевые огоньки и не более.