Хоть я и имел авторемонтное образование и офицеры из ремонтной роты зазывали меня всячески к себе, я всё таки упёрся и выбрал автомобильный батальон. Это удивительно, но кое-что в армии выбрать можно. Помню даже на пересыльном пункте майор меня спрашивает: - "Поедешь в Москву?" и я почти недумая: - "Поеду". Так вот попал я после учебки снова в учебную роту, но уже автомобильную. Почему учебную? Да потому, что там проверяли переведённых в неё новых водителей, чтобы после отправить в действующие автомобильные роты.
Служба в Москве с первых её дней показалась кошмаром, словно это была тюрьма для тех, кто ничего не сделал, и более того сам по собственной воле пришёл в военкомат. Бесконечное изучение устава внутренней службы по самой извращённой методике, когда один стоя смирно перед строем читает предложение, а потом за ним так же стоя повторяет целая рота солдат. И всё это мероприятие могло затягиваться на целые часы. Когда не шевелясь можно было простоять и больше трёх часов, как статуя и ждать заветную команду, подаваемую дневальным: -"Рота стройся на центральном проходе для выхода на обед!"
Да тогда это были любимые звучания. Когда дневальный зазывал на завтрак, обед и ужин. Но самая любимая команда в армии это - "Рота Отбой!" Когда ты мог погрузиться в сон и забыть всё это. И конечно же самое нелюбимое, что там можно было услышать, была команда: -"Рота подъём". Я соскакивал, словно попадая снова в кошмарный сон.
Учебная автомобильная рота была самой многочисленной, порядка двухсот человек на тот момент. Была конечно же и ежедневная проверка на знание ПДД, за неправильные ответы которых, полагались отжимания в упоре лёжа. Так же много времени уходило на абсолютно бессмысленные занятия, вроде набивания кантиков на одеялах и подушках, чтобы они имели геометрическую форму. Все эти "воспитательные" мероприятия ужасно угнетали и по всей видимости были призваны подавить наши личностные качества, собственное "Я", чтобы армия была, так сказать единым "организмом".
Я психологически очень тяжело переживал изъятие из меня моего "Я". Но однажды после одинаковых наших занятий, в расположение роты пришёл сержант из третьей автомобильной роты и с разрешения офицера спросил о желающих пройти доподготовку на водительское удостоверение другой категории. Мне настолько опостылело моё нахождение в этой учебке, что я был готов ехать хоть на Кавказ, и сразу же поднялся...
Вообщем собрали необходимую команду и оказалось, что обучение будет проходить в гражданском учреждении на "свободе". Я был просто счастлив, выехать хоть на несколько часов туда, за забор, где ещё была жизнь, где люди могли выбирать за себя, делать что сами хотят. Я хотел их видеть. И вот нас повезли на место, оказалось что это автошкола на базе какого-то Технического Колледжа.
Первую неделю мы усердно учили правила дорожного движения в компьютерном классе и к концу недели на 800 с лишним вопросов я допускал только 4 ошибки. Но это всё быстро надоело. Я понял, что уже всё знаю. И надо было просто прогуляться. Как раз к этому времени сержанта-контрактника, который за нами приглядывал, перестали с нами оставлять и мы остались в своём распоряжении. Выйдя за ограду я увидел, как на яблонях в черте города росли довольно большие яблоки. Нам сибирским было это не понятно, почему их до сих пор ни кто не съел.
Мы стали по тихоньку обдирать эти яблони. А прохожие делали какие-то странные, непонимающие лица, словно видели каких-то папуасов. С каждым днём мы постепенно продвигались в изучении местных территорий, уходя всё дальше от места учёбы. И вот однажды пошли мы втроём в магазин.
Все ближайшие магазины находились по обе стороны дороги в нескольких километрах от нашей дислокации. С одной стороны более городская обстановка, хотя и окраинная с конечной трамвайной станцией, всё же с часто снующими пешеходами, среди которых встречались и полицейские и военные. С другой стороны через поле, лес с табличкой: "национальный парк Лосинный остров". Бывали мы уже и там... и там. Но всё таки ходить через лесок было спокойнее. Так мы сделали и в этот раз.
В этом месте Москва была, как любой другой захолустный городишка. Невысокие домишки, голубятня на выходе из леса, всё скромно без излишеств. Всю дорогу, что-то говорили, шутили. Такой сладкой казалась простая жизнь. Зашли в магазин, взяли, немного перекусить и проходя мимо вино-водочного отдела, как-то все остановились возле коробок столового, полусладкого кубанского Шардоне, которое было по весьма доступным деньгам. Сначала взяли одну коробочку, потом кто-то доложил ещё парочку. Подходим к кассе и видим полицейского, который стоит на выходе и внимательно смотрит. Мы же, кто как: один с завёрнутыми рукавами, другой без ремня, третий с незаправленными в ботинки штанами ставит коробки с вином на стол кассиру.
Он удивительно долго за нами наблюдает, за каждым нашим движением. Мы делаем не невозмутимые лица, будто такое происходит каждый день, забираем пакеты и выходим как ни в чём не бывало. Мне показалось, даже странно, что он ни как не с реагировал. Выйдя на улицу на всякий случай прибавили шагу и даже лёгкого бегу по направлению леса и скрылись в нём. Зайдя в лесок мы тут же распечатали наши коробки, и на удивление это было по настоящему кубанское, хорошее вино.
Вообщем успев уничтожить коробку мы двинулись дальше. Шутить стали больше. Был один среди нас немец, по крайней мере он сам себя называл немцем, дескать дед его был немцем и он знал некоторые фразы на немецком. Так вот один сделал вид, что ведёт пленного немца и толкает его сзади, приговаривая: " - А ну шагай зараза...кому сказал..", а тот ему в ответ, что-то на немецком и : - "Ванья не стрельяй в менья .." , да так увлеклись, что это выглядело со стороны очень похоже.
Шагает немец с завернутыми назад руками , постоянно оборачивается и просит его не убивать, а тот добросовестно конвоирует "фашиста" в штаб. Так и идём. И вдруг со одной тропинки выходят к нам на встречу две старушки, может за грибами ходили, и слышат.. и видят такое. Я прямо зафиксировал их оцепенение.
Они встали, как вкопанные и молча таращились на нас, а эти двое так и продолжают дальше в своём "репертуаре". Мы потопали в колледж и я оглянувшись, увидел, как старушки с несвойственной их возрасту скоростью, пустились в бегство в направлении города.