Найти тему
kudelya

Два орла

Все-таки славянофилы порой откровенно ходили "по лезвию".

Взять, к примеру, стихотворение "Два орла" Николая Петровича Аксакова, опубликованное в московской газете "Русский курьер" 20 августа 1887 года.

Оно, конечно, понятно, кто эти орлы, и всё же "немецкого тумана" как-то маловато для однозначного отождествления двуглавого с Австро-Венгрией . Уже через четверть века, несмотря на маскарады в "русском стиле", разговоры о немецком происхождении династии будут падать во вполне благодатную почву.

Двуглавому орлу орел одноголовый
Со взором кровию налитым говорил:
— Доселе жив во мне мой прежний нрав суровый
И прежних полон я доселе буйных сил;
Но прежней пищи нет. Закованный цепями
Когда-то здесь лежал славянский Прометей
И страстно я ему впивался в грудь когтями
И бил его крылом, и властию своей
Надменно тешился и клювом заострённым
Я грудь ему терзал, и жадно пил я кровь,
И снова отлетал, чтоб в высях обновлённым
За свежей кровию к нему спускаться вновь.
Века так пронеслись, — века, когда Оттоны
И Генрихи со мной, любуясь в тишине,
Внимали, как порой неслись страдальца стоны
В неведомую даль... Как любо было мне
Над скованным рабом греметь свои проклятья
И снова припадать к растерзанной груди
В сознаньи, что могу других орлов питать я,
Что крови есть запас горячей впереди.
Но время быстро шло. Раба ослабла сила
И цепь он рвал свою слабее и слабей,
По каплям грудь его кровь алую точила
И хладным трупом стал славянский Прометей.
И мной колеблемых цепей раздался звон,
Как падающих вниз потоков горных ропот,
Как грозный гул ветров и бури дикий стон.
Мне пищи не было; вотще бряцал я цепью
И тряс холодный труп, чтоб жизнь в нём пробудить,
И с резким клёкотом летал над мёртвой степью,
Стремяся крови вновь клокочущей добыть.
Недвижно труп лежал и гнил, и тяжким смрадом
Весь воздух заражал, и, голодом томим,
Как коршун начал я кормиться этим ядом,
Как коршун низменный кружился я над ним.
Забыл на время я и свой полёт орлиный,
И звонкий клёкот свой, и мощных крыл размах
И долго жизнь влачил, питаясь мертвечиной,
Когтями путаясь в упраздненных цепях.
Но стал метаться я за прежние пределы
И снова встретил жизнь, и снова пил я кровь...
Проснулся дух орла, движенья стали смелы
И воздух огласил мой прежний клёкот вновь.
На время дрогнули смущённые народы
И сила прежняя на время ожила
В вспоенной кровию и воздухом свободы
Бестрепетной груди немецкого орла.
Но то был миг один, минута обольщенья...
Готовится удар, меняется судьба, —
И страстно я теперь желал бы воскресенья
Заклеванного мной славянского раба.
* * *
И подал свой ответ ему орёл двуглавый:
— Досель ещё живёт славянский Прометей,
Досель ещё он жив, хоть часто жизнь отравой
Является ему под бременем цепей.
Ты часть лишь заклевал бессмертного титана, —
Но раны заросли; он снова жив во мне,
Прикрытый пологом немецкого тумана...
Ужели в роковой не слышишь тишине
Ты стон его порой иль ропот и проклятья,
Иль тяжкий вздох его и звук его цепей?
О, славный мой собрат! могу тебе сказать я,
Что сам виновник ты всей горести своей.
По алчности своей, товарищ одноглавый,
По рвенью лишнему, наклонности спешить,
Гоняясь в суетном безумии за славой,
Стремяся проявить могущество и прыть
Ты рано выпил кровь из скованного тела
И сам обрёк себя на жажду и на глад,
А я, не торопясь, досель пирую смело —
И стон и звук цепей меня не возмутят.
Закованный давно, досель даёт мне силы
И кормит плоть мою славянский Прометей;
Не встретил он во мне безвременной могилы
И кровь его, поверь, мне слаще и милей,
Чем тот холодный труп, чем запах разложенья,
К которым ты себя поспешностью обрёк;
Собратья — мы с тобой, одни у нас влеченья,
Но высказать могу правдивый я упрёк.
* * *
И сумрачно с тех пор орёл одноголовый
Глядит на пышный пир двуглавого орла,
Снедаем завистью, терзаем мыслью новой,
Что на сердце ему упорно налегла.
О! как желал бы он, как прежде, Прометея
Сжимать в своих когтях; как страстно б он хотел,
Ни силы, ни трудов упорных не жалея,
Страдальца заключить в свой округ и удел!
Но ты на зло врагам, на зло судьбе суровой
Восстань, воспрянь от сна славянский Прометей,
Разрушь позорный плен, и, полон жизни новой,
Орлов всех отгони от печени своей, —
И в царственном своём величьи и покое
Властительным венцом укрась своё чело,
И будет пусть твоё служение земное
Незлобия полно, любовно и светло.