начало рассказа
Рассказывали, что Феврония Павловна поехала в Москву и три дня просидела в приёмной М.И.Калинина, пока её не приняли. Как только ей разрешили войти, она прямо у дверей упала на колени:
- Михаил Иванович, не может мой сын быть врагом народа, он живёт больше для людей, чем для себя! Если он в чём-то виноват, казните меня, я его воспитала! Но этого быть не может! Оба мои сына бессеребряники! Не может быть мой сын врагом народа!
Февронии Павловне было на тот момент 74 года.
Пётр Иосифович рассказал своему брату Георгию, что в одной камере с ним сидел человек, по образованию юрист. Он-то и дал несколько ценных советов, которые помогли Петру Иосифовичу, пройдя все круги ада НКВД, вернуться к семье. Больным, искалеченным, но живым… Мы не знаем имени этого человека, но наша семья перед ним в неоплатном долгу. За то, что вернулся. За то, что в семье после его возвращения родились, смогли родиться, ещё две дочери: Альгина и Людмила.
А советы были такие. Ни в коем случае не подписывать сфабрикованное обвинение. На допросе нужно давать только однозначные ответы, нельзя говорить слов, которые могут быть истолкованы двояко, чтобы в деле не было зацепок для вынесения абсурдного приговора. Ни в коем случае не есть солёную рыбу, как бы ни был голоден. После неё нестерпимо захочется пить, а воду дают только в обмен на подпись. Были долгие допросы, побои и пытки. Петра Иосифовича реабилитировали, и он вернулся домой. Но эти месяцы, проведённые в неволе, стоили ему многих лет жизни. До репрессии он был здоровым, спортивным мужчиной с лёгкой, пружинистой походкой, свободно выполнял на турнике сложные упражнения. Вернулся искалеченным, обессиленным, больным.
Папа вернулся!!!
(Вспомнила Нинель).
Однажды ночью раздался стук в окно. Мама поднялась, схватила ухват и стояла с ним, приготовившись защищать себя и детей. С того момента, как арестовали папу, она боялась, что могут прийти и за ней. Вдруг она услышала голос тёти Маруси:
- Катя, не бойся, Петя вернулся.
Папа, чтобы не испугать маму и нас, разбудил тётю Марусю, живущую по соседству, и попросил пойти с ним.
Когда, он вошёл, мама не сразу поняла, что произошло. Не поверила глазам. Потом повисла у него на шее, ноги её не держали. Проснулись почти все. Радости не было конца. Мама и папа просидели за разговором до утра.
(Вспомнила Мая).
В нашей избе у правой стенки стояли три кровати. Ближе к окну большая с панцирной сеткой – родительская и две детских. Я стояла на средней (мне было тогда 2 года). Папа, не раздеваясь, подошёл к столу, поставил на него свою котомку (мешок, маленький рюкзачок) и стал развязывать. Дети, кто был дома, столпились вокруг стола. На папе было тряхленькое пальтишко (или старенькая шинелька) серого цвета, казалось, не очень чистое. Он был сильно исхудавший, не прибранный, не похож на себя. Я боялась его, видимо, не узнавала папу.
Снова началась обычная жизнь, снова Петр Иосифович работал в школе. Его честное имя было восстановлено… только здоровья уже нельзя было вернуть никогда
Это в капиталистических странах...
(рассказала Тамара)
Папа вечером просматривал свежие газеты и журналы. Я примостилась рядом. В глаза бросилась одна страшная картина, цветной рисунок в журнале. На ледяной поверхности стоял человек. Его руки были связаны за спиной, он был привязан верёвками к столбу. На улице мороз, а связанный человек одет только в белую рубашку. На рубахе алеет кровь, и на лице…
- Папа, что это?
Папа тихо сказал:
- Вот так же и твой папа стоял на холодном льду.
Я окаменела. Как? Мой папа? За что?
Папа будто очнулся:
- Нет-нет, дочка… это… в капиталистических странах.