Принеси ему журнал. Когда его агенты заколебались, он продолжил: - Принеси ему журнал для девочек. Все нормально. Это стимулирующий подход, который находится в руководстве, которое вы двое собираетесь перечитывать в момент окончания вашей смены. Отстраненный.”
Арнесто действительно ценил журнал, больше за статьи, чем за рисунки. В то время как интернет-порно не полностью разрушило аэрографические, эротические фотографии для него, это были слова, которые дали ему наибольшее отвлечение от его затруднительного положения. Он проглотил журнал, боясь, что в любой момент его у него отберут. Когда это было не так, он перечитал его в более спокойном темпе.
Он придумывал для себя маленькие игры, например, подсознательно подсчитывал, сколько букв было использовано при чтении статьи. Затем он возвращался и тщательно считал. Он всегда ошибался, но всегда был прав.
Он перестал прикасаться к себе не потому, что ему удалось раздобыть журнал, а потому, что ему не удалось вывести Уайтсайда из себя. Уайтсайд лично дал Арнесто второй журнал через несколько недель после того, как он получил первый.
“Я решил дать вам кое-что более существенное, - сказал Уайтсайд, пододвигая журнал к столу для допросов. - Давай, посмотри на него.”
Арнесто никогда не смотрел на то, что ему предлагал Уайтсайд, пока ему не приказали это сделать. Кроме того, что Арнесто никогда не говорил, он хотел подчиняться приказам как можно лучше, но всегда делал это без малейшего изменения выражения лица. Он собрался с духом и посмотрел вниз.
Это был новостной журнал. Обложка была посвящена какой-то знаменитости, на которую Арнесто было наплевать. Эрнесто поднял голову.
- Посмотри поближе. Пожалуйста, - сказал Уайтсайд.
Арнесто снова посмотрел на журнал. В углах под большим заголовком, описывающим махинации знаменитости, были различные строки обложки в гораздо меньшем тексте. Один из них упомянул о школьной стрельбе.
“Вот он, под беременностью уотшерфейса, еще одна школьная стрельба, на этот раз в Санта-Монике, - сказал Уайтсайд. - Такое чувство, что в последнее время их стало больше. Это беспокоит меня, Арнесто, и я знаю, что это беспокоит тебя. Каждый раз, когда я вижу такой заголовок, я думаю: "мог ли он предотвратить это? Мог ли Арнесто спасти эти жизни?- Давай, открывай шестьдесят восьмую страницу, посмотрим, правильно ли они поняли детали.”
Арнесто открыл журнал и перелистывал страницы, пока не добрался до полстраницы статьи о стрельбе. Для него это было новостью. Он ничего не помнил об этом событии.
- Я знаю, ты не можешь остановить их всех. По крайней мере, я не думаю, что вы можете. Я вообще-то не уверен. Но я уверен в том, что рано или поздно произойдет событие, когда люди умрут, которое вы могли бы предотвратить. Как долго — как долго это будет продолжаться, пока это не произойдет?”
Арнесто никогда не смотрел Уайтсайду в глаза, если только ему не приказывали. Он считал, что нужно давать как можно меньше информации. Ненужный зрительный контакт может не только выдать что-то визуально, он также может выявить информацию в силу простого изменения в поведении. Однако на этот раз он не смог устоять.
Он закрыл журнал и посмотрел прямо в глаза своему заклятому врагу.
Уайтсайд тоже уставился на него.
Это была безмолвная битва, каждый пытался найти слабость другого, но не находил ее. Они пытались представить себе, что думает их противник, какова их мотивация, каким будет их следующий шаг, и хотя они оба знали, что у них одинаковые цели, ни один из них не знал, кто выигрывает.
Арнесто был тем, кто наконец моргнул и снова опустил свой обычный пустой взгляд. Постороннему человеку могло показаться, что это принесло Уайтсайду победу, но это было не так. Арнесто просто понял, что больше ничего не добьется, и положил конец эпическому созерцанию. Точно так же Уайтсайд не пялился, пытаясь запугать или установить свое господство. Он просто хотел посмотреть на своего непреклонного пленника.
- Уведите его отсюда, - сказал Уайтсайд.
Их короткая, по большей части молчаливая встреча, в отличие от других, была немного продуктивной, поскольку каждый из них чувствовал, что они едва раздражали другого. Это было лучше, чем ничего.