Как обычно начинается будний день?
У кого-то - с чашки крепкого кофе. У других - с безмерно раздражающего звона будильника. А может, с экрана монитора, на который кое-кто бездумно смотрел всю ночь?
Как бы то ни было, моё утро началось в разы хуже. С паука.
Не то чтобы я очень боялась пауков, отнюдь. Увидев это маленькое существо, деловито ползущее по моей руке, я не стану вопить и визжать, пытаться скинуть его, размахивая рукой и смахивая вместо паука всё ценное и хрупкое вокруг, как делают некоторые мои знакомые. Вместо этого я, как человек с крепкой нервной системой, хладнокровно подцеплю его бумажкой и выброшу в окно с мыслью о том, что только что совершила благое дело.
Но тем утром хладнокровие при виде пауков меня коварнейшим образом подвело. Дело даже не в самом пауке, к слову, довольно маленьком и безобидном, а в том, где я его увидела. Под кроватью.
Не в моих привычках залезать каждое утро под кровать с непонятными намерениями. Всё гораздо проще. С самого детства я отличалась крайней, кхм, подвижностью во сне. Иначе говоря, постоянно падала. Сначала родители пугались, слыша грохот от падения моего бренного тела на ничуть не смягчавшие его постеленные подушки и одеяла, но с годами привыкли. Человеку вообще свойственно привыкать ко всему, подстраиваться под постоянно меняющийся окружающий мир… Но вернёмся к падениям.
Мало того, что я каждую ночь чудесным образом «летала» во сне, я ещё умудрялась катиться. Да, катиться по полу и укатываться в самые невероятные места, из которых волшебная страна Подкроватия была самым обычным делом. Помню, однажды я проснулась на кухне, прямо под холодильником. Как я преодолела все повороты коридора, ведущего туда из моей комнаты, и поныне остаётся загадкой.
Итак, той ночью я опять укатилась. Не открывая глаз, я вытянула руку вверх, надеясь так понять, где я нахожусь. Так как рука почти сразу же упёрлась во что-то твёрдое, я поняла, что вновь очутилась под своей верной подругой кроватью. С тяжким вздохом я открыла глаза и во мраке подкроватного мира, немного разбавленного пробивавшимся сквозь занавески солнечным светом, увидела какие-то полоски и относительно большой кружок в непосредственной близости от моего лица. Это «нечто» зашевелилось, я окончательно проснулась и поняла, что это всего-навсего маленький несчастный паучок, который спокойно спал под моей кроватью и которого я (ай-ай-ай!) разбудила.
Задержав дыхание, чтобы не приведи Господь не вдохнуть паучка, который после того незаметного движения вообще не подавал признаков жизни, я начала осторожно, миллиметр за миллиметром выползать из-под кровати, не смея даже моргнуть. А то закрою глаза, открою – а паучок уже в волосах… Бедный, запутается ведь в нечёсаной шевелюре.
Оказавшись на свободе, я осталась лежать на полу, а паук – на моём лице, точно между глаз. Теперь у меня было три варианта, один из которых – не двигаться и ждать, пока паукообразное само уползёт – я сразу отмела. Осталось два: либо встать и, сбросив его на бумажку, действовать согласно плану (то есть отправить бедное создание в полёт по улицам города), либо сбросить его лёжа, после подобрать и снова действовать согласно плану.
Помня, что я как-никак не из робкого десятка, а также что из двух зол принято выбирать меньшее, я выбрала второй вариант. Паучок всё ещё не шевелился, и, теша слабую надежду, что он мёртв, я одним резким движением руки смахнула его куда-то влево, но не торопилась идти за бумажкой. Привстав на корточки, я попыталась найти вероятное место приземления паука. Миллиметр за миллиметром я принялась внимательно осматривать пол, благо он без ковра и без больших щелей.
Вскоре многострадальное создание было найдено, помещено на лист бумаги, поднято на высоту полутора метров и поднесено к распахнутому окну. Внезапно мне стало жаль паучка – какое приключение мы пережили вместе, а у него даже имени нет! «Надо исправить несправедливость», - подумала я и нарекла паучка Гошей.
- Итак, Георгий, мне было очень приятно с вами познакомиться, но, к моему сожалению, вам пора удалиться, ибо эта квартира слишком мала для нас двоих, а я тут поселилась первая. Прощайте, и счастливого пути!
Я уже собиралась было отправить Георгия навстречу приключениям, но что-то словно остановило мою руку. «Георгий – паук отважный, раз не завопил от вида моей утренней физиономии, - подумала я, - следовательно, полететь на ковре-самолёте (так я величала лист бумаги) он всегда успеет, а вот на настоящем самолёте вряд ли…»
Я аккуратно положила лист вместе с Гошей на стол, накрыв ещё не намучившееся создание для верности стоявшей тут же прозрачной чашкой. Мой новый план был не чем иным, как побуждением сделать добро новому маленькому другу. И потому я, зловеще улыбаясь, принялась строить бумажный самолётик.
После пятой попытки на столе очутилось нечто, отдалённо напоминающее сей летательный аппарат. Виной тому было не столько ужасающие проблемы с физикой, сколько мои от рождения кривые руки. Ох, сколько посуды было перебито из-за них в своё время… Но не будем о грустном.
Итак, самолётик был готов. На крыльях чёрным я нарисовала паутинки, клыки и большими красными буквами написала «Человек-паук спешит на помощь!». Да, как дизайнер я однозначно состоялась.
Насчёт безопасности Георгия я была абсолютно спокойна – уж кто-кто, а такой бывалый паук и на корыте до Луны долетит. Я убрала чашку, под которой мой друг, пока я была занята, вовсю наматывал круги, и осторожно сбросила его с листа точно в углубление посередине воздухоплавательного средства. Поменяв месторасположение, Гоша вновь притих и притворился мёртвым. Наивный, как будто это избавит его от чести совершить первый полёт на моей экспериментальной модели пауколёта.
В этот раз прощание прошло быстро. Пожелав мягкой посадки, сказав традиционное «Ни пуха ни пера!» и пропищав за как всегда молчавшего Георгия «К чёрту!», я, отведя руку назад, одновременно плавно и с силой запустила самолётик. Летел он на удивление хорошо.
Первые три секунды.
Потом коварный тёплый ветерок подхватил пауколёт и, видимо, оценив его по достоинству, решил немного поиграть. Душа уходит в пятки, как представлю, сколько смертельных петель, крутых заворотов и прочих трюков пережил бедный Георгий. В некоторые моменты я почти не сомневалась, что он уже давно выпал, но моя вера в непобедимость Гоши была слишком сильна (как позже оказалось, небезосновательно).
Полетав ещё немного подобным образом, самолётик вдруг замер в воздухе и стремительно рухнул вниз. Так же стремительно рухнуло моё сердце, обливаясь кровью за паучка. Я высунулась из окна и успела заметить, как пауколёт плавно приземлился на чью-то голову.
Этим несчастным оказался молодой темноволосый человек, сидевший на скамейке прямо под моим окном и что-то разглядывавший на разбросанных рядом листах бумаги. Разглядывавший, вернее, до внеплановой посадки пауколёта. Стоило летательному аппарату коснуться его волос, незнакомец вздрогнул, уронив часть листов на землю, и брезгливо, двумя пальцами, снял самолётик с головы. Я едва сдерживалась, чтобы по-глупому не расхохотаться и не выдать себя.
К сожалению, чувство юмора оказалось сильнее чувства самосохранения, и через мгновение незнакомцу была дарована уникальная возможность услышать моё сдавленное хихиканье, быстро перераставшее в заливистый хохот. Он обернулся и запрокинул голову, чтобы увидеть источник сих божественных звуков, и заметил меня в окне второго этажа, беззвучно трясшуюся в приступе уже истерического смеха.
- Прошу прощения, над чем вы смеётесь? – недоуменно спросил он. Я, кое-как успокоившись, собиралась уже признаться ему во всём и извиниться, но он, похоже, сам обо всём догадался. Юноша сердито воскликнул: - А, так это ваших рук дело! И вы считаете это нормальным – бросать людям на голову всякие… штуковины, а потом смеяться над ними?! И как вам не стыдно причинять незнакомым подобные неудобства!
- Простите, - прервала я его, поняв, что иначе весь поток обвинений будет зачитываться мне до самого вечера, - я не хотела мешать вам, я просто, кхм, увлеклась, вот и всё, - я миролюбиво улыбнулась, надеясь, что у него хорошее зрение и он поймёт, что спор не входит в мои намерения. Незнакомец, однако, успокаиваться явно не собирался. Он снова принялся в таком же высокопарном тоне описывать мои прегрешения. Оказывается, я только что своими руками уничтожила весь его настрой, уронив ему на голову «штуковину», и прогнала музу, которую больше никогда не поймать, и много чего ещё в таком же духе.
Так он занудствовал (иначе никак не назвать – вроде молодой парень, на вид не больше 30, а ведёт себя, как столетний, уставший от жизни старик) ещё минут десять, я же стояла у окна и слушала, подперев щёку ладонью. Вдруг он остановился, чтобы перевести дух и начать читать мораль с ещё большей силой. Не став ждать другого шанса прекратить мучения, я быстро выпалила первое, пришедшее в голову:
- А где Георгий?
– Георгий? – я явно застала его врасплох. Что ж, тем лучше, надеюсь, теперь он посчитает меня за сумасшедшую и предпочтёт удалиться. К тому же, меня действительно интересовала судьба нового друга, к слову, куда более занятного собеседника, чем этот незнакомец.
– Ну да, Георгий, он был на той, как вы говорите, «штуковине».
Парень приоткрыл рот от удивления.
- Какой ещё Георгий?! Девушка, у вас всё в порядке? – последняя фраза прозвучала с таким непритворным беспокойством, что у меня чуть было снова не начался приступ смеха, однако я сдержалась неимоверным усилием воли.
- У меня-то всё хорошо, а вот насчёт Георгия я сомневаюсь. Как бы вам объяснить… Он маленький, чёрненький, с длинными лапками и умеет плести паутину. Сегодня Георгий, будучи весьма отважным, решил отправиться навстречу приключениям на неуправляемом самолёте, и, похоже, он бесследно исчез… - тут я придала лицу трагическое выражение и издала нечто отдалённо напоминающее крик чайки. – Поэтому я и спрашиваю вас, юноша, не видели ли вы моего храброго друга, не успокоите ли вы моё волнующееся за него сердце? Быть может, он ещё жив, и вместе мы спасём его!
Последовала немая сцена. Наконец он собрался с мыслями и с раздражением произнёс:
- Ваши шутки, как бы неприятно вам ни было, крайне примитивны. Примите это, пожалуйста, к сведению и, прошу вас, не отнимайте ими больше ни у кого времени, - решив, очевидно, окончательно меня унизить холодно-спокойной интеллигентностью, он взглянул на наручные часы и продолжил тем же высокомерным тоном: – Засим разрешите откланяться, я ужасно спешу.
Схватив в охапку все свои бумаги, лежавшие кучей на скамейке, и прижав их к груди, незнакомец довольно быстро удалился за угол дома, так что я потеряла его из виду. Тут только до меня начала доходить вся абсурдность этой ситуации. Взрослая, казалось бы, девушка, запускает в посторонних людей самолётики с пауками, а потом над ними же смеётся – несолидно как-то. «Ваши шутки крайне примитивны». Я вспомнила его голос в тот момент – снисходительный, нарочито-низкий и потому не произведший должного впечатления его вселенской мудрости и всепрощения таких мелких и ничтожных букашек, как я – и вновь прыснула со смеху.
Закрыв окно, я мельком бросила взгляд на настенные часы и ужаснулась: час дня, а я всё ещё дома! Встреча с Сашкой была всего через полчаса, а если я опоздаю, она меня живьём съест.
Сашка, или, как она всегда представлялась, Александра, являясь моей лучшей подругой, жилеткой для слёз и по совместительству бесплатным психоаналитиком, не терпела опозданий. «Точность – вежливость королей», - любила повторять она, каждый раз укоризненно глядя на меня при этом. Ну что тут поделать, не судьба мне приходить вовремя. Сколько себя помню, вечно опаздываю куда только можно и нельзя. Сашка как-то в момент особо сильного раздражения сказала, что я и умереть опоздаю. Что ж, значит, буду долго жить, тоже хорошо.
Ещё Сашка, как ни парадоксально, очень не любила, когда люди торопились, спешили, что-то тараторили. Её представления об идеальном мире заключались во всеобщем спокойствии и умиротворённости, под которым она подразумевала настоящее счастье. Сама она никогда в жизни не спешила, всегда ходила одинаковым, размеренным шагом, ровно дыша и не задевая прохожих, но всегда каким-то чудом везде успевая. Такой она и была по жизни – уравновешенной и рассудительной.
Итак, у меня было всего полчаса, учитывая пятнадцатиминутное опоздание. Одной рукой я открыла шкаф, пытаясь судорожно нащупать любые джинсы и футболку, а другой набирала молящее милостивую Александру о прощении грехов сообщение. Стандартный набор фраз был благополучно отправлен, и я надела нечто чистое в синюю полоску и молнией метнулась в ванную.
Увидев себя в зеркале, я не сдержала ухмылки – вот почему у того незнакомца так быстро создалось впечатление моей невменяемости. Модная причёска в стиле взрыва на макаронной фабрике, чёрные круги под глазами («Всего лишь тушь», - выдохнула я с облегчением) и зеленоватая бледность создавали незабываемое зрелище. Горестно вздохнув, я представила незабываемую картину несравненной красоты, представшей перед глазами бедного юноши, и не сдержала хихиканья. Однако времени уже не оставалось. Я быстро привела себя в порядок и, схватив рюкзак и телефон, выбежала из квартиры, с чувством обречённости поглядывая на часы.
Скоро я была уже в парке, где мы с Сашкой всегда встречались. Мы обожали подобные места – тихие, без большого скопления суетливой толпы, где можно спокойно побродить и полюбоваться природой. Она ждала меня у самого входа – правильнее сказать, поджидала – и, увидев, медленно пошла в другую сторону, как бы начиная прогулку. Я догнала её, задыхаясь от бега, и выпалив: «Прости, что опять опоздала, но в этот раз действительно вина не моя», - подстроилась под её шаг. Сашка, нарочито печально вздохнув, произнесла свою коронную фразу в миллионный раз и вновь приобрела прежнее равновесие души.
- И из-за чего же ты опоздала сегодня? – поинтересовалась она, мгновенно простив непутёвую подругу, как и всегда.
Я пересказала ей утреннюю историю с присущей мне экспрессивностью. Сашка то и дело хихикала, особенно на моменте про приземление Георгия. Когда же я закончила, она спросила:
- Он твой сосед?
- Нет, иначе я бы с ним хоть раз, но пересекалась, а на лица у меня память хорошая.
Сашка хитро прищурилась.
– Тогда почему он сидел именно под твоими окнами, а не у себя во дворе или ещё где-нибудь? Ведь у твоего дома только один подъезд, значит, он либо твой сосед, что, как ты говоришь, маловероятно, либо зачем-то пришёл туда.
- Мало ли, почему, вдруг ему нравится аура моей пятиэтажки.
– Особенно живущий в подъезде злобный, как разбуженный в три часа ночи студент, пёс неопределённой породы. Сидит себе на подстилке и смотрит на тебя, смотрит, смотрит, пока ты дрожащей рукой пытаешься открыть дверь. А уж как гавкнет…
- Нет, ты всё придумываешь. Пришёл человек отдохнуть, воздухом подышать, забрёл случайно, с кем не бывает. Как-то не похоже на тебя, Саш, такой ерундой страдать, - легонько толкнула я её в бок.
- Так ты свою личную жизнь ерундой называешь? Ну-ну, будем знать.
Не успела я открыть рот от изумления, чтобы выпалить с десяток восклицаний типа «ты что, он же такой зануда, да ни в жизнь», как Александра продолжила.
- Не ты ли у нас вечно ноешь о том, что двадцатый год на носу, а нормальных отношений не было? Не ты ли это постоянно вопишь: «Ну, где же ты, мой принц на белом коне!»? Не ты ли это, в конце концов, жалуешься своей разнесчастной подруге о том, что хороших, серьёзных мужчин на свете не осталось? И вот он, твой идеал, сам пришёл к тебе, сам сел к тебе под окна, а ты не то что паука ему на голову сбросила – это-то ладно, оригинальный способ знакомства, - но ни имя не спросила, ни «здрасьте», ни «до свидания» не сказала! И чего ещё ты могла ожидать от серьёзного юноши, как не нотаций на тему твоего отвратительного воспитания? Эх ты, вроде взрослый, умный человек, а ведёшь себя, как… - не подобрав достойного всей речи эпитета, Сашка махнула рукой.
Действительно, уже который год я страдала обыкновенной и до боли банальной женской проблемой – проблемой поиска идеального мужчины. Среди моих знакомых таких, разумеется, не было – все либо ещё из пелёнок не выросли, либо слишком сильно их переросли, скоро в нечто другое белое будут заворачиваться, то, к чему прилагаются белые тапочки. Неужели я прошу так много? Всего-то и надо, что умный, красивый, обаятельный, добрый, смелый, способный защитить свою даму (то есть меня), честный, верный, весёлый, отходчивый, не ревнивый – вот и всё.
Однако своего принца я так и не нашла. Какие-то отношения у меня, разумеется, были – первый поцелуй в старшей школе. На том и закончилось.
Не отрицаю, сегодняшний случай показал незнакомца как человека напористого, не пасующего перед сложностями (кроме, разве что, сумасшедших девушек). Но даже если бы я и признала на радость Сашке, что была бы не против познакомиться с ним получше, всё равно шансы на такую возможность почти равны нулю – вряд ли он захочет вновь прийти во двор, где на него пауков сбрасывают. Я бы не пришла.
- Знаешь, я тут подумала – действительно, было бы неплохо посмотреть, каков этот незнакомец в нормальной, не стрессовой обстановке. Лицо я, правда, со второго этажа не разглядела, - Сашка понимающе кивнула – мы обе страдали от близорукости, только она носила очки, а я – линзы, - но шанс дать стоит. – Не дав моей вечно спокойной подруге заключить меня в рёбродробительные объятия, я продолжила: - Но пойми, шансы, что я его встречу опять, равны практически нулю. Даже если встречу – вдруг ему нужна вовсе не я, а какая-нибудь другая девушка из моего дома?
- Обычно это я из нас двоих скептик, - улыбнулась Сашка, слабо сдерживая радость от своей победы, - но подумай сама, много ли особей женского пола моложе тридцати пяти живёт в твоём доме?
Молчание было ей ответом.
- Ладно, убедила. Так и быть, постараюсь поговорить с ним по-человечески, если увижу. А теперь твоя очередь рассказывать!
Мы проходили по парку до самого вечера, разговаривая обо всём, что случилось за время с нашей последней встречи неделю назад. Хоть мы и созванивались каждый день, настоящую, живую беседу не заменит ничто, особенно когда в то же время веет тёплый ветерок, щебечут птицы и повсюду тень от раскидистых деревьев, так что нет ни жары, ни холода, состояние идеального покоя и душевного равновесия… Нечасто мы, смертные, можем себе такое позволить. А жаль.
Распрощавшись после традиционной встречи заката, мы с Сашкой разошлись по домам. Пребывая в довольно романтическом настроении, которое постоянно накатывало на меня по вечерам, я, благо пока было не так темно, решила немного посидеть около дома и села на ту самую лавочку. Небо было ещё не тёмным, а серовато-голубым, только начинающим смиряться с тем, что солнце окончательно и бесповоротно ушло спать и советует ему поступить так же. Я с головой погрузилась в фантастические мечтания, как вдруг меня наглым образом прервал не кто иной, как наш с Георгием старый знакомый. Он вбежал во двор, нарушив гулкими шагами всю прелесть тихого вечера на свежем воздухе, бросился было к скамейке – и замер. Очевидно, он меня узнал.
- Ой, эм, здравствуйте, - неловко пробормотал он. Похоже, незнакомец (или уже знакомец?) не ожидал меня здесь застать. Зачем же он прибежал? Сашкин голос в голове произнёс: «Может, тебя хотел увидеть?». Я готова была отмести этот вариант, но тут парень, восстановив дыхание, произнёс:
- Девушка, вы мне очень нужны.
Я изумлённо уставилась на него. Поняв, что сказал что-то не то, он быстро исправился:
- То есть не совсем вы, точнее, ваша помощь. Это ведь с вами я имел, кхм, удовольствие познакомиться сегодня утром? – я, смущённо улыбнувшись, кивнула. Да уж, то ещё удовольствие, такое не забудешь. – Может, вы помните, что у меня было несколько листов с собой? Так вот, когда я, кхм-кхм, уходил, я случайно обронил одну чрезвычайно важную для меня запись, а именно - страницу с нотами, и обнаружил это только час назад, после чего сразу же примчался сюда. – Час назад? Значит, живёт он не близко. Какой адекватный человек будет добираться целый час в обыкновенный двор, чтобы посидеть там на лавочке? Допустим, его собственный двор плох. Но почему не парк, где так тихо? Почему не соседний двор?
- О чём я - не находили ли вы здесь этот листок? – в серо-зелёных глазах знакомца светилась надежда, но мне пришлось его огорчить – никакого листка я не видела. Услышав отрицательный ответ, он бессильно упал на скамейку, закрыл лицо руками и застонал, ругая себя и свою несчастную судьбу. Видя его страдания и будучи на свою голову невероятной альтруисткой, готовой прощать ближнего (и не очень ближнего) при любом удобном случае, я как можно более миролюбиво сказала:
- Да ладно вам, не расстраивайтесь так, найдутся ваши записи, никуда не денутся. Ветра сегодня не было, дети и собаки тут обычно не гуляют, значит, листок где-то здесь.
Знакомец поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза, будто стараясь прочесть там, действительно ли я так думаю.
- А вдруг его кто-нибудь забрал? – Чёрт, ну почему же люди всегда предполагают самое худшее вместо того, чтобы предпринять хоть что-то?!
- Да кому он нужен, - раздражённо ляпнула я, не подумав. Поймав его оскорблённый взгляд и заметив первые признаки скорого прочтения лекции по поводу гениальности его высочества-самого-выдающегося-композитора-современности, я быстро исправилась. – То есть здесь ваш листок, здесь, не волнуйтесь. Хотите, я помогу Вам его искать?
Ох. А вот этого я и сама от себя не ожидала. С какой стати я буду помогать первому встречному, по вине которого я потеряла лучшего друга (рана от потери Гоши была ещё свежа) и который к тому же считает меня если не сбежавшей из психбольницы, то местным шизофреником уж точно? И поздно уже, фонари зажглись, а завтра вставать рано… Однако то ли из-за вновь полного надежд взгляда, то ли из-за позднего осознания того, что завтра воскресенье, - так или иначе, вскоре мы разошлись по противоположным углам двора и принялись методично осматривать и обшаривать каждый его миллиметр. Время от времени кто-то из нас кричал: «Есть?» - и, хотя мы оба прекрасно понимали, что если бы что-то и было, то ни он, ни я не стали бы дожидаться вопроса, неизменно безнадёжным голосом отвечали: «Нет, а у вас?».
На улице значительно стемнело, а единственный на весь двор фонарь, как назло, не работал. Лист бумаги, конечно, белый, на чёрной земле заметный, но глаза сильно уставали вглядываться, и спина болела от напряжения. Пару раз я действительно находила какие-то листы, собиралась уже закричать от радости, что мои мучения окончены, но, присмотревшись поближе, понимала, что это не нотная бумага, а то детский рисунок, то какая-то квитанция.
Обойдя свою часть двора, неловко столкнувшись и проверив часть другого несколько раз, мы, не сговариваясь, устало вздохнули и сели на скамейку. Уныние знакомца отчаянно стремилось передаться мне, но я продолжала не менее отчаянно сопротивляться. С какой стати мне вообще унывать? Я ведь даже имени его не знаю, о каком сопереживании может идти речь?
- Что ж, видимо, мои записи утеряны на века, - грустно улыбнулся парень. Он откинулся на спинку скамейки и, запрокинув голову, смотрел в тёмно-серое ночное небо. Звёзд не было, можно даже не мечтать, зато ярко светил бледно-жёлтый глаз луны. Люблю луну, есть в ней что-то таинственное, не поддающееся объяснению, какая-то сила, манящая и не отпускающая. Я последовала примеру знакомца и, не смотря на него, скорее для проформы сказала:
- Не думаю, что это такая уж большая беда. Ну, потерялся, бывает, но вы же сможете восстановить? Есть ведь копии, верно?
Тот печально покачал головой, однако я не привыкла сдаваться так быстро.
- Знаете, а ведь всё в этом мире к лучшему. Чтобы что-то найти, надо что-то потерять, иначе нельзя. Вам только сейчас кажется, что потеря этих записей – настоящая катастрофа, но поверьте, через какое-то время вы обязательно поймёте, что это вам так своеобразно улыбнулась фортуна. Раз этому листку было суждено потеряться, значит, вы можете сочинить гораздо лучше, и старый вариант не будет мозолить вам глаза и сбивать с нового пути. Так что не расстраивайтесь, примите это как знак свыше, как маленькое чудо, а не как трагедию вселенского масштаба, и будет вам счастье, - закончила свою маленькую мотивирующую речь я и посмотрела прямо на знакомца, стараясь прочесть в его глазах, цвета которых уже почти не различала из-за темноты, согласен ли он с моими словами. Он недоверчиво покачал головой, улыбнулся ещё печальнее, так что даже мне, прожжённому цинику, стало его жалко, и промолвил:
- Простите, но в чудеса я не верю, а в то, что утрата финала моего произведения может быть чем-то положительным, тем более. Я только его написал, сегодня утром, но воспроизвести в точности это совершенство не смогу… Подумать только, не прошло и двадцати четырёх часов, а сколько всего произошло! Я окончил величайший и совершеннейший труд всей моей жизни, затем, полный несбыточных надежд, отнёс его на оценку людям, которых уважал, которым поклонялся, как богам, снизошедшим на землю, - всё, Остапа понесло, промелькнуло в мыслях у меня. Хотя бы не нравоучения, и на том спасибо. – А эти так называемые профессора – да какие они профессора! Бездари, ничтожества, сами ни на что не способны, почему же не разрушить жизнь молодого перспективного таланта! В общем, меня раскритиковали и послали на все четыре стороны. Так я оказался здесь. Я был крайне зол и раздражён, пытался найти изъян в своём творении, в своём шедевре, но его не было! И тут чувствую – на голову что-то упало… Дальше вы знаете. Я не пытаюсь найти себе оправданий, только лишь хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Простите за все те грубости, что вам наговорил сегодняшним утром, вы их не заслужили. Я вёл себя недостойно, а вы нашли в себе благородство помочь мне, когда помощь была так нужна, приободрили меня. Вы простите за все причинённые неудобства?
Он выжидающе на меня смотрел. Да, я задремала. Что тут такого? Вечер поздний, день был трудный, голос у него приятный, успокаивающий, хоть и вещал что-то эмоционально. Чего он ждёт? Он задал вопрос? Какой? В подобных ситуациях (с кем они не случались) я действую по заранее готовой тактике, проверенной не один десяток раз. Сначала я улыбаюсь, слабо, одними уголками губ – это на случай, если он ждёт какой-то реакции. По такой улыбке не поймёшь, сочувствующая она или весёлая, универсальная, одним словом. Если дальше ничего не происходит, я медленно, почти незаметно киваю – так, чтобы понял только тот, кто ждёт ответа из разряда «да-нет». Если же и потом реакции не следует, я смело пожимаю плечами - не знаю, ничего не знаю. Подобная тактика ещё ни разу меня не подводила, и я смело положилась на неё и в этот раз.
Когда в ответ на улыбку ничего не последовало, я кивнула. Тогда он оживился:
- То есть да?
- Да, да, разумеется, да, - не слишком убедительно проговорила я. Так, надо переводить разговор на другую тему. О, я ведь всё ещё не знаю его имени, как и он моего. Он ведь не сказал его? А вдруг? Ладно, своего я точно ещё не называла.
- Я Ника, и это не сокращение от Вероники, - решила я сразу предупредить знакомца. Терпеть не могу, когда кто-то хочет продемонстрировать своё высокомерие, называя меня якобы полным именем. Нет, в паспорте я так и записана – Ника.
Парень чертыхнулся. – Ох, где сегодня мои манеры! Дмитрий, очень рад знакомству. Ника… Случайно не в честь древнегреческой богини?
Я смущённо улыбнулась и кивнула. – Да, в честь крылатой богини победы Ники. Родители были в тот момент повёрнуты на Греции, и мне это тоже передалось, а вот с победами пока что-то не ладится.
Спустя каких-то пару минут мы уже вовсю болтали, одновременно перейдя на "ты". Оказалось, что Дима также обожает античность, а ещё у нас есть общие любимчики в литературе и, как ни странно, музыке. Не одну классику он слушает. И с ним не так уж скучно разговаривать – разумеется, когда он не читает нотации. Наконец я рассмотрела его как следует, что было довольно просто, так как во время беседы Дима всё время смотрел на меня, не отрываясь. Приятная внешность, нечего сказать, даже благородная в какой-то мере. Обычно его лицо выражало полную сосредоточенность и серьёзность, но стоило ему улыбнуться, и вместо статуи передо мной сидел очаровательный молодой человек. Жаль только, что улыбался он редко, зато меня ироничными шутками заставлял хихикать каждую минуту.
За разговором незаметно пролетел час, и я опомнилась, только когда ненароком взглянула на часы. Дима проследил мой взгляд, посмотрел на свои часы и, удивлённо вздохнув, засобирался домой. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Подходя к подъезду, я достала ключи, но в темноте они выскользнули из рук. Затаив обиду на карму, я принялась вслепую шарить по земле в поисках ключей, как вдруг нащупала какую-то бумагу. Ключи нашлись рядом, и я, прихватив находку, вошла с ней в подъезд и остановилась прочитать. Прежде чем я развернула листок, в мыслях успело пронестись: «Опять какой-то мусор. И зачем я его подобрала…», - но увидев разлинованные строчки и значки нот на них, я невольно вскрикнула от удивления. Секунду назад я была готова поспорить на что угодно, что мы с Димой осмотрели весь двор, каждый его укромный уголок. Но, как это обычно и случается, в самое очевидное место – почти под лавочкой – мы заглянуть не догадались.
Помимо нот на листке были сделаны неразборчивым почерком пометки, а вверху чуть более понятно стояло: «Посл!!!» - похоже, так Дима обозначил последнюю страницу. Первой мыслью было позвонить ему и обрадовать, но я вспомнила, что мы так и не обменялись контактами. И как же мне с ним связаться? Я ведь и адреса его не знаю, и фамилию тоже – через «ВКонтакте» не найти. Остаётся только ждать, пока он сам не придёт ко мне, если, конечно, запомнил улицу. Стоп, он что-то говорил про то, как здесь оказался. Так, вспоминай, вспоминай, женщина! Сколько раз тебе говорили, не отвлекайся, слушай собеседника, проявляй к нему уважение, но нет, ты всё равно не стесняешься спать в самые неподходящие моменты. Да, теперь, похоже, мне действительно придётся просто ждать и надеяться на чудо.
На следующий день Дима не появился. Его не было всю неделю, но я не теряла надежды. Мало ли, вдруг у него дела, или он заболел, или ещё что-нибудь. Больше всего я боялась, что он попросту забыл мой адрес, и из-за такой нелепой случайности не получит свои драгоценные записи. Кого я обманываю. На самом деле, самое страшное было бы, если бы он не хотел приходить. Хотя, почему меня это вообще должно волновать? Записи его, его и проблемы, верно? Не хочу же я с ним увидеться, с человеком, который при первой встрече накричал на меня, потом внезапно попросил о помощи, а затем извинился и проболтал около часа с, по сути, совершенно незнакомой девушкой, которая сбросила ему на голову самолётик с пауком? Нет же? И не знаю я о нём ничего. Может, его вовсе и не Дима зовут, и вообще он какой-нибудь маньяк и только притворяется композитором, чтобы заманивать разных наивных девиц. С другой стороны, у него была прекрасная возможность это сделать, когда мы вдвоём сидели в тёмном дворе, но я всё ещё жива. Допустим, он не маньяк. А вдруг у него есть девушка? Или жена. Хотя нет, кольца я вроде не заметила. Значит, девушка. Разумеется, у него есть девушка, молодой и обаятельный композитор, который любит античность, Чайковского и профессора Толкина, просто не может быть свободен в наши дни! Уверена, у Дмитрия толпы поклонниц. Естественно, ему не нужна ещё одна… Погоди-ка, разве я его поклонница?
- Похоже, что да, - обыденным тоном ответила Александра, потягивая лимонад. Было снова воскресенье, и в этот раз мы встретились в маленьком кафе неподалёку от парка. Вообще, мы не любительницы ходить по кафе и ресторанам, обычно мы проводим время на свежем воздухе, перекусывая чем-нибудь из ларьков, но в этот раз моросящий дождь прогнал с улицы даже самых неприхотливых. Я уже рассказала ей всё по телефону на следующее утро после вечерней встречи и теперь, не имея ни желания, ни возможности выкинуть это из головы и поговорить о чём-нибудь другом, решила спросить у самого разумного из всех знакомых мне людей совета. Ответом её было спокойное:
- Иди к нему и отдай листок, в чём проблема?
- Но ведь я не знаю, где он живёт, где работает или учится, даже фамилии его не знаю! – удивлённо воскликнула я. Да, стареет Сашка, стареет. Раньше она никогда бы не упустила такого важного факта.
Александра снисходительно на меня посмотрела. – Но ты прекрасно знаешь, где его можно найти. Смотри, он композитор, верно? – Я кивнула, не понимая, куда клонит подруга. – А куда имеют обыкновение ходить молодые, наверняка учащиеся композиторы? Какое учреждение у нас связано с музыкой? Консерватория. И не подскажешь ли ты мне, что расположено за углом твоего дома?
- Всё, всё, я тебя поняла, но какова вероятность, что он ходит именно туда? Даже если ходит, откуда уверенность, что я его там найду? Что-то мне подсказывает, что Дмитриев там выше крыши.
- А ты попробуй.
«Попробуй… Легко сказать», - думала я, раздражённо шлёпая по лужам по направлению к консерватории. Советовать всегда проще. Пошла бы Сашка искать фактически незнакомца с тем, чтобы отдать ему записи, которые ему, может, и вовсе уже не нужны? Пошла бы. Она ведь ответственная, в отличие от меня. Ну и зачем я в таком случае туда иду? Да уж, странная жизнь штука, что ни говори.
Когда я подходила к зданию, дождь уже не моросил, он лил вполне себе порядочными струями на мою непокрытую голову, но я уже так промокла, что искать укрытие не было смысла – хуже стать не могло. Однако усиливающийся холод, несмотря на середину лета, заставил меня позабыть о логике, и я было побежала по ступенькам, ведущим к консерватории, но на первой же поскользнулась и упала, хорошенько приложившись коленкой об асфальт. Чертыхнувшись, я встала и оглядела себя. Метаморфозы джинсов, ставшими из светло-синих тёмно-синими с первыми каплями дождя, продолжились – теперь они были разбавлены цветом грязноватой лужи. Замечательно, замечательно. Я продолжила было подъём, но, не успев пройти и пару метров, вновь плюхнулась, забрызгав на сей раз не только джинсы, но и бывшую ещё вчера жёлтой куртку. Великолепно. С трудом я, правда, не упав больше ни разу, достигла наконец дверей консерватории и потянула их на себя. Толкнула. Они были закрыты.
Раздражение достигло наивысшей точки, и я, проклянув всё на свете, а особенно всяких забывчивых и рассеянных композиторов, ступеньки, консерваторию, дождь и жизнь в целом, издала гневный вопль, топнула ногой по луже, не беспокоясь уже ни о чём, и парой прыжков преодолела все ступеньки. Дождь, словно злорадствуя, залил ещё сильнее. Как будто мне недостаточно наказаний!
- И что же хорошего в этой ситуации, а? – раздался совсем рядом чей-то голос.
Я обернулась. Под зонтиком, улыбаясь не саркастично, а скорее, дружелюбно, стоял Дима.
- Помнишь, ты говорила, что всё к лучшему? Чем же хорошо промокнуть под дождём? – повторил он, жестом приглашая меня под свой зонт. Я охотно под него встала.
- Лето выдалось жарковатое, как раз мечтала о том, чтобы освежиться, - как можно более убедительно пробормотала я.
Дима усмехнулся. – Не хочешь зайти в более сухое место? Тут есть кафе неподалёку.
- В принципе, можно и ко мне зайти, я живу за углом, - иногда каким-то совершенно непостижимым образом мой мозг отключается и я теряю контроль над своей речью. На кой чёрт я пригласила его к себе? С какой стати ему соглашаться?
- Хорошо, если ты не против, - Ого. Он согласился. Очевидно, у некоторых инстинкт самосохранения отсутствует напрочь. Я ведь могу с тем же успехом, что и он, оказаться маньячкой. Сначала интригую жертв, сбрасывая на них пауков на самолётиках, потом заманиваю в свою квартиру, а затем изощрённо убиваю.
До моей квартиры мы добрались без происшествий. Я усадила Диму на кухне, единственной относительно чистой комнате (не зря меня дёрнуло помыть с утра посуду, как чувствовала!), а сама сперва переоделась в чистое и сухое. Спросив, подходя к кухне, не хочет ли он чаю, я с удивлением увидела, что на столе стоят две дымящиеся чашки. Дима виновато на меня посмотрел.
- Прости, что брал твои вещи, но чашки стояли у раковины, и я подумал, что они чистые. Я не знал, какой чай ты пьёшь, но чёрный стоял на столе, так что я позволил себе заварить его. Всё в порядке?
Я, всё ещё в изумлении, кивнула. – Всё отлично, спасибо тебе большое за чай. Будешь печенье?
Существенно уменьшив мои запасы сладкого, мы проболтали довольно долго. Говорили обо всём и ни о чём, и почему-то было такое чувство, что я знаю Диму давным-давно. Странно, обычно мне требуется гораздо больше времени, чтобы сойтись с кем-нибудь так близко, не говоря уже о приглашении в гости.
- Ник, расскажи, что за история с самолётиком? Почему ты решила его запустить? И что за Гришу ты искала в то утро? – неожиданно спросил Дима.
Я поведала ему всю историю с самого начала. Должна сказать, она сильно его позабавила. Сперва он сочувственно вздыхал, когда речь шла о моих ночных падениях, потом сдавленно хихикал, а затем, когда я перешла к моменту о создании пауколёта, он прекратил всяческие попытки сдержать смех. Когда я закончила, он внезапно хлопнул себя по лбу, словно вспомнил о чём-то, достал что-то из кармана куртки и протянул мне.
- Гошин пауколёт! – воскликнула я, не веря собственным глазам. Подумать только, он нашёлся! Без пилота, правда, но тем не менее. – Откуда он у тебя?
Дима неожиданно покраснел. – Ну, когда ты его… кхм, когда самолётик на меня упал, я, похоже, сунул его в карман и забыл об этом. Когда я пришёл домой, то нашёл его и решил вернуть, подумав, что он тебе важен. Прости, что только спустя неделю получилось встретиться, я не был уверен, что застану тебя в будние дни. Надеюсь, ты не подумала, что я избегаю тебя? – с тревогой в голосе спросил он.
Настала моя очередь краснеть. – Нет, с чего вдруг? Мы ведь практически незнакомы. – Заметив лёгкую досаду на лице Димы, я продолжила: - Спасибо тебе за возврат пауколёта, он действительно очень дорог мне. И кстати, мне тоже есть что тебе вернуть, - вспомнила я про записи. Лучше поздно, чем никогда. Я быстро сбегала за листком и торжественно вручила его Диме.
- Не поверишь, где я его нашла. Под скамейкой, где мы сидели! В самом видном месте и не искали… Почему ты смеёшься?
Дима, увидев свой ненаглядный листок, залился громким смехом. Меня это порядком испугало. Заметив моё недоумение, он с трудом прекратил хохотать и, всё ещё улыбаясь, проговорил:
- Помнишь, что ты сказала мне после неудачных поисков? Чтобы я забыл про старый финал и написал новый. Так вот, я последовал твоему совету, а потом понял, что новый финал не соответствует всему остальному, и переделал его. И представь себе, когда я пришёл с изменённым шедевром в консерваторию, они мне аплодировали! Ну, я видел по их лицам, что они явно хотели это сделать, так что можно сказать, что сделали. Так что спасибо, но теперь это для меня лишь память о дне, который, без преувеличений, изменил мою жизнь.
Несмотря на то, что мои усилия оказались напрасными, как и мучения по пути в консерваторию, я не чувствовала никакой злости. Я радовалась за практически незнакомого человека, которого видела третий раз в жизни, и гордилась тем, что он прислушался ко мне.
- Да уж, не каждый день тебе на голову падают пауки на самолётиках, - подмигнула я. Дима покачал головой.
- Это верно, но я имел в виду знакомство с одной очаровательной особой.
- Неужели она с первого взгляда показалась тебе очаровательной? Не было такого чувства, что из-за неё одни проблемы? – шутливо спросила я.
- Только сперва, - улыбнулся Дима. – Но потом понял, что всё к лучшему.