1852
2 раза на ученьи, охотился, убилъ бекаса, ничего не делалъ, но думалъ хорошо. —
1853
Проводилъ Н[иколиньку], Д[розд]ова и оп[ять] ничего не делалъ и хотелъ ехать къ девкамъ и играть.
1856
Погода гадкая, снегъ. Диктовалъ и написалъ Юн[ость], съ удовольствiемъ до слезъ. Целый день дома. —
1857
Всталъ въ 9, разломанъ и горло болитъ. Читалъ Козлова и «думы» хорошо. Удаль форсирована, вотъ его большой недостатокъ. Целый день шлялся съ детьми и ничего не делалъ. Ездила Маш[инька] на балъ къ своимъ мужикамъ, и я поехалъ съ детьми. Стыдно, больно. —
1862
Утро работал — вяло. Голова болела гимороидально. К Рахман[инову]. Всю желчь поднял. Не пропущена 1-ая статья. Надо вдвое работать новую. Был у Перфил[ьевых]. И их больше люблю, чем прежде. О С[оне] спокойнее.
1884
Леля огорчил меня. Я говорил с ним, думаю, что не бесполез[но].
1889
Нынче 1 С. Я. П. Проснулся рано, несмотря на то, что поздно лег, рано проснулся и думал о Леве, о том, что я грешу, не говоря ему, мое или скорее их несчастие, что они все тугоузды, а я напротив, и мои движения они не чувствуют, а дергать не могу. — Думал: самое невыгодное (экономически, да и всячески) расположение людей такое, когда человек работает для себя одного, защищает, обеспечивает себя одного. Я думаю, что если бы так б[ыло], если бы не б[ыло] групп, хоть семьи, где люди работают для других, то люди не могли бы жить. Самое выгодное устройство (экономическ[ое] да и всякое) людей такое, при к[отором] каждый думал бы о благе всех и беззаветно отдавал бы себя служению этому благу. При таком настроении всех каждый получит наибольшую долю блага. Но этого стремления к благу всех нет в людях; напротив, каждый стремится к своему благу в ущерб другим, но это расположение так невыгодно, что при этой борьбе тотчас же ослабевают мног[ие]. И вот по самой природе вещей делается то, что один покоряет других и заставляет их служить себе, и является сам[ый] невыгодн[ый] розничн[ый], а, отчасти, совокупн[ый], более выгодный, труд людей. Но при этом совокуплении людей является неравенство и угнетение людей. И вот делаются людьми попытки уравнения (таковы попыт[ки] артели, общины) и освобождения людей (таково полит[ическое] право). Уравнение ведет всегда к невыгоде: в работе, чтобы быть равным в вознаграждении, самый лучший работник равняется с худшим, в пользовании предмета делятся так, чтобы ни [у] кого не было больше и лучше другого (дележ земли), и потому деление идет всё мельче и мельче и всем невыгоднее. Так что попытки уравнения, освобождения от угнет[ения], политич[еские] права ведут к большему возбужден[ию] и нелада[м] и освобождени[я] угнетенных остаются без успеха, а объединение, покорен[ие] всё большего и большего количества людей одному всё увеличивается. И чем больше совокупление труда, тем выгоднее труд, но тем поразительнее и возмутительнее неравенство. — Как же быть? Розничный труд невыгоден, совокупный выгоден, но неравенство и угнетение ужасны. Социалисты хотят устранить неравенство и угнетение тем, чтобы присвоить капитал народам, человечеству, так ч[то] совокупляющая единица сделается уже само человечество, но, во 1-х, не только человечество, но и народы еще не сознают необходимости этого, а до тех пор, пока это устройство не будет достоянием всего человечества, во 2-х, среди людей, стремящихся к своему благу, нет никакой возможности найти людей столь бескорыстных, кот[орые] бы управляли бы капиталами человечества, не воспользовавшись своей властью, и опять не внесли бы в мир неравенство и угнетение. Так что человечество стоит неизбежно перед дилемой, или оказаться от движения вперед, достигаемого совокупностью труда, даже пойти назад, только бы не нарушить равенства и не допустить угнетения, или смело признать, что неравенство должно быть, а также и угнетение, что где дрова рубят, щепки летят, что должны быть жертвы, что борьба есть закон человечества. И такой взгляд усваивается и поддерживается одними людьми, но всё громче и громче слышится рядом с этим протест обделенных, стоны угнетенных и голоса возмущенных во имя идеала Христа или истины и добра, к[оторый] будто официально признается нашим миром. Да всякий ребенок [знает], что самое выгодное для всех б[ыло] бы то, чтоб каждый заботился об общем деле и потому был бы обеспечен, как член общего, но так как этого нет и невозможно влезть в душу каждого и приказать это, а угодить всем тоже невозможно или бесконечно долго, то остается другое: продолжать содействовать совокупному труду, вытекающему из покорения многих немногими и, вместе с тем, скрывать перед обделенными их неравенство с счастливыми, препятствовать их нападениям и помогать, благотворить угнетенным. Так и делают, но совокупления капиталистически[е] делаются всё больше и больше, неравенство и угнетение жесточе. А рядом с этим просветление общее и неравенство и жестокость угнетения очевиднее и для угнетенных и для угнетающих. Дальнейшее движение по этому пути становится невозможны[м], и мало думающие, до конца не думающие люди предлагают воображаемые заплатки, воспитание людей в сознании необходимости совокупления для большей выгоды. Это нелепо. Если цель большая выгода, то всякий получит ее для себя большую при капиталист[ическом] устройстве и потому из эти[х] попыток ничего не выходит, кроме разговоров. — Наивыгоднейшее устройство всех получится не тогда, когда целью каждого будет стоять выгода, земное благо, оно получится только тогда, когда целью каждого будет стоять благо независимое от земного, когда каждый от сердца скажет: блаженны нищие, блаженны плачущие, гонимые. Только тогда, когда каждый не будет искать блага земного, когда будет искать духовного, всегда совпадающего с жертвой, проверяемого жертвой, только тогда получится наибольшее благо всех. — И в самом деле, хоть простой пример: живут люди; если все аккуратны, убирают, чистят за собой, то каждому нужно мало труда, чтобы соблюдать общую чистоту; но все привыкли к тому, что за ними убирают и чистят. Что ж надо делать тому, кто хочет, чтобы было чисто? Ему надо работать за всех, быть совсем в грязи. [97] Если же он не будет делать этого и будет работать только за себя, он не достигнет своей цели. Разумеется, легче было бы велеть им всем. Да некому велеть. Остается одно — делать самому за других. В самом деле, в мире, в к[отором] все живут для себя, начать жить для других немножко нельзя, надо отдать всего себя. И этого самого и требует совесть, та, к[оторая] освящена Христом. После уясню лучше. Теперь не совсем ясно. —
Не помню, что делал днем. Вечером читал Н[иколаю] Н[иколаевичу] и Леве, <к[оторый] уезжает завтра, Кр[ейцерову] Сон[ату]. На всех и больше всего на меня произвело большое впечатление: всё это очень важно и нужно. Расстроил себе> Очень взволновало, лег в 2.
Это было уже записано. А толь[ко]
1890
Встал рано, ничего не делал. Все разъехались.
1894
Я. П. Пропустил один день. Записывать нечего, ни в внешнем мире, ни во внутреннем. Тут Великанов. Очень умен и согласен, но неприятен. Тут же Мих[аил] Макс[имыч], Табачная держава. Много говорит хорошего. — Утром вчера много писал, казалось хорошо. Составил конспект весь. Но нынче стал перечитывать, всё осудил и начал сначала и ничего почти не сделал. Слабость умственная. Ничего не записал, хотя было что. Получил вчера кучу писем. От Ч[ертковой] хорошее, а то от незнакомых. Одно решил, что различие яз[ыческого] ж[изнепонимания] и христ[ианского] в самом конце. Впрочем, ничего не знаю. Пусть делает со мной, что хочет, дух Божий, только бы мне не мешать ему.
1904
Яс. Пол.
Третiй день боли[тъ] животъ. Все это время переводилъ и читалъ для Круга Чтенiя и написалъ предисловiе. Работа подвигается, но очень ея много.
Записать надо:
1) По мере того, какъ открывается сущность жизни, т. е. что человекъ узнаетъ свою безвременную, безпространственную природу, уничтожается, умаляется его матерьяльная природа, т. е. разбиваются пределы, отделяющiе его отъ другихъ существъ (земля, и въ землю пойдешь). (Здесь я что-то забылъ.)
2) Нетолько люди къ старости, но животныя добреютъ. Добреютъ ли растенiя? Что делается въ нихъ, мы не знаемъ, но то, чемъ проявляются ихъ жизни въ старости, имеетъ свойства добра: они роняютъ свои плоды, семена, служатъ другимъ и перестаютъ бороться (гнiютъ), уступаютъ место другимъ.
3) Одна изъ причинъ, по к[оторой] женщины менее разумны, чемъ мущины, та, что оне привлекательны для мущинъ особенно въ девическомъ возрасте, и мущины не исправляютъ, не осуждаютъ ихъ, а хвалятъ. (Пустяк[ъ].)
4) Смерть, говорятъ, похожа на засыпанiе, но это несправедливо и не верно. Мы не знаемъ момента засыпанiя, и потому сравненiе съ засыпанiемь ничего не объясняетъ. Мы знаемъ только пробужденiе и съ нимъ только можемъ сравнить смерть. Засыпанiе же есть моментъ рожденiя. Аналогiя съ пробужденiемъ полная: Пробуждаемся или когда выспались, когда нажились, устали отъ жизни, или когда внешнiя причины (страданiя) будятъ насъ. Какъ сонъ становится слабее къ времени пробужденiя и намъ снятся сновиденiя, такъ и жизнь все слабеетъ и все больше и больше сознаешь нелепость окружающей жизни. Иногда (какъ у меня теперь) это доходитъ, какъ при кошмаре во сне, до ужаса передъ жизнью и желанiя проснуться.
5) Дарвина считаютъ философомъ, мудрецомъ, открывшимъ важный законъ. А между темъ весь законъ его состоитъ въ томъ, что онъ вместо: для чего? сказалъ: почему? Говорили: у северн[аго] животна[го] теплый мехъ для того, чтобы онъ могъ жить на севере, а онъ говоритъ: у животна[го] теплый мехъ п[отому], ч[то] оно живетъ на севере. (Все, у кого не б[ыло] теплаго меха, умерли.) Но ведь вопросъ: для чего? если и переделанъ въ одномъ случае въ вопросъ: почему? онъ не устраненъ. Для чего олень и собака живутъ на севере? П[отому] ч[то] все другiя животныя умерли? Но для чего эти пошли на северъ или явились тамъ? Для чего вообще животныя? Для чего именно такiя существа, какъ животныя? (Болитъ животъ, и все не то.)
1906
Я. П.
Не писалъ 6 дней. Болезнь С[они] все хуже. Нынче почувствовалъ особенную жалость. Но она трогательно разумна, правдива и добра. Больше ни о чемъ не хочу писать. Три сына: С[ережа], А[ндрюша], М[иша] здесь и две дочери: М[аша] и С[аша]. Полонъ домъ докторовъ. Это тяжело: вместо преданности воле Б[ога] и настроенiя религiозно торжественнаго — мелочное, непокорное, эгоистическое. Хорошо думалось и чувствовалось. Благодарю Бога. —
Я не живу, и не живетъ весь мiръ во времени, а раскрывается неподвижный, но прежде недоступный мне мiръ во времени. Какъ легче и понятнее такъ! И какъ смерть при такомъ взгляде не прекращенiе чего-то, а полное раскрытiе....
1908
Не оставляй меня и помоги мне, Господи, исполнять волю Твою, всегда быть Тобою, въ любви ко всему живому. Не оставляй меня и помоги мне.
1909
Встал рано, гораздо бодрее. ― Но ничего не работал. Кажется, читал. На душе всё стыдно. Потом приезжие из Киева ― парикмахер и глухонемой Миллер, богатый. Глухон[емой] читал и хочет жить по-христиански. Оч[ень] интересен. Ездил верхом в Телятинки. Вечер, как всегда, тяжелый.
1910
Нынче 1 Сен. Вчера не записалъ. Утромъ ходилъ какъ всегда, кое что путное думалъ и записалъ. Письма мало интересныя. Потомъ поехали къ Матвеевымъ. Оч[ень] сильное впечатленiе контраста достойныхъ уваженiя, сильныхъ, разумныхъ, трудящихся людей, находящихся въ полной власти людей праздныхъ, развращенныхъ, стоящихъ на самой низкой степени развитiя — почти животныхъ. Усталъ отъ нихъ. Они все на границе безумiя. Обедъ. Усталость, карты. Записать много чего, но теперь хоть одно:
1) Люди, одаренные разумомъ и сознанiемъ божеств[еннаго] начала въ себе, соединяющаго ихъ, вместо того, чтобы развивать въ себе это начало, хотятъ передвигаться быстрее лошадей, оленей, летать, какъ птицы, и заглушаютъ въ себе то, чтò дано имъ для ихъ блага, и стараются развить въ себе то, чтò не дано и не нужно имъ. Удивительно!
Сегодня всталъ рано, хорошо гулялъ, записалъ молитву детямъ. Поправилъ переписку съ Аншиной и сажусь, мож[етъ] б[ыть], за работу.
Немножко поработалъ. Написалъ после обеда письма Соне и Бирюкову. Прiехали Мамонтовы. Еще более резко безумiе богатыхъ. А я игралъ съ ними въ карты до 11 часовъ и стыдно. Хочу перестать играть во всякiя игры. Ложусь усталый.