Будучи спроектированным и построенным как корабль поколения означало, что суставы и экологические системы были построены с прицелом на долгосрочный износ. Она двигалась со скоростью менее 10 процентов от предыдущей максимальной скорости медленной зоны, когда произошла перемена.
Массивное замедление произошло со всеми кораблями одновременно, замедляя их от их предыдущей скорости до едва заметного дрейфа к пленному кольцу станции всего за пять секунд. Если бы он был мгновенным, никто бы не пережил его. Даже при растянутом торможении он приблизился к краю выживаемости для многих из них. Люди, спящие или на рабочих местах с аварийными диванами, имели шанс. Любой, кто находился в открытом коридоре или вставал за чашкой кофе в неподходящий момент, был просто мертв. Граф насчитал двести убитых и вдвое больше раненых. Три марсианских корабля, которые были значительно быстрее "бехемота", не отвечали, а остальные сообщили о тяжелых потерях. Большие земные корабли были немного лучше.
Что еще хуже, радиосигналы и лазерные сигналы, возвращающиеся из кольца к тому, что осталось от флотилии, были настолько искажены, что связь была практически невозможна. Не то чтобы это имело значение. Медленная зона—черт, теперь он тоже думал об этом—делала все возможное, чтобы напомнить им, как велики расстояния внутри нее. При тех скоростях, которые они имели сейчас, чтобы добраться до кольца, потребуется столько времени, сколько потребуется, чтобы добраться до него с пояса. Месяцев как минимум, и то в челноках. Все корабли были захвачены.
Сколько бы их ни осталось, они были предоставлены сами себе.
Хватка станции тянула их на грубую орбиту вокруг светящейся синей структуры, и никакое количество ожогов не могло повлиять на их пути так или иначе. Они не могли ни ускориться, ни остановиться. Никто не был под ударом, и это усугубляло медицинский кризис, поскольку нулевая g осложняла травмы. Энергосистема "бехемота", уже ослабленная и залатанная после провала с запуском торпед, потерпела каскадный корабельный провал. Команда Сэма ходила по кораблю, восстанавливая сработавшие предохранители, добавляя новые заплаты в беспорядок. Один из земных кораблей был близок к потере защитной оболочки ядра и прошел через автоматическое отключение, которое оставило его работающим от батарей, другой боролся с пробоем экологических систем с воздушными ресайлерами. Корабли марсианского флота могли быть в порядке или они могли быть в руинах, но марсианский командир не разделял этого.
Если бы это была битва, то это было бы унизительное поражение. Это даже не было нападением.
“Тогда как бы вы это назвали?- Спросил папа с экрана своего ручного терминала. Она и Эшфорд оба выжили. Эшфорд жестко контролировал усилия по восстановлению экономики, пытаясь—как думал бык—вывести кризис из-под контроля. Это оставило папу за штурвалом, чтобы он координировал действия со всеми остальными кораблями. Во всяком случае, она больше подходила для этого. По крайней мере, был шанс, что она прислушается.
“Если бы я это делал, я бы назвал это прогрессивной сдержанностью”, - сказал бык. - Этот ублюдок, который стрелял в кольцо, сделал что-то жестокое, и его заперли. Есть правила о том, как быстро вы можете идти. Потом Холден и те морпехи идут на станцию, что-то происходит. Что бы ни управляло станцией, оно закручивается, и все замыкается сильнее. Я не знаю механизма, как они это делают, но логика-это базовый учебный материал. Она дает нам столько свободы, сколько может, но чем больше мы ее портим, тем сильнее задыхаемся.”
- Хорошо, - сказал Папа, проводя рукой по ее волосам. Она выглядела усталой. - Это я вижу. Так что пока он не чувствует угрозы, возможно, все не становится хуже.”
- Но если кто-то разозлится, - сказал бык. - Даже не знаю. Какой-то марсианский пендехо только что потерял всех своих друзей или что? Он решает вооружить ядерную бомбу, дойти до станции и запустить ее, может быть, все станет намного хуже.”
“В порядке.”
- Мы должны собрать всех вместе, - сказал бык. - Земля, Марс, мы. Каждый. Потому что если бы это был я, я бы перешел от сдержанности к принуждению, к стрельбе в кого-то. Мы не хотим, чтобы эта вещь следовала за тем же самым—”