Дожди не прекращались. И откуда берётся столько воды? Ветер завывает как волк-одиночка, облизывая сиротливые могилы, оставленные душами, покоятся в них лишь бренные останки. Вдали видна похоронная процессия. На Себастьяне сутана промокла насквозь и как чёрное знамя трепещется на ветру, кто-то всё же пожалел священника и поднял над ним свой зонт. Я остановился чуть поодаль, чтобы не мешать, с интересом наблюдая, как французский кюре проводит отпевание, какие молитвы произносит.
Когда могилу окропили святой водой, чей-то жалобный голос рядом позвал меня. Я обернулся в поиске источника. У соседней могилы в нескольких метрах от места где я находился колыхалось бледно-голубое эфирное тело, то исчезая, то проявляясь вновь, будто мерцая.
Я подошёл и, нагнувшись к её памятнику, прочёл надпись. По годам жизни девушке не было и восемнадцати.
- Чем могу помочь тебе? - обратился я мысленно к ней.
- Помолись обо мне! Мне холодно и одиноко.
- Тебя не отпели?
- Это было не самоубийство, но поверили, что так. Я не нахожу пути... И никто не слышит моих стенаний.
- Не бойся! Я помогу тебе, - прочитав имя на памятнике, обратился к Богу с молитвой. Ей нужен был проводник, со дня смерти прошло несколько лет, а душа так и ходила между мирами неприкаянно-сиротливая, постепенно теряя себя.
- Ты верила в Бога при жизни?
Она силилась вспомнить:
- Не знаю, - в глазах лишь пустота.
- Крещённая?
- Наверное, а что, если нет?
- Дороги другие...
Я не знал, что ещё сказать, пряча руки в карманы тёплого пальто от леденящего душу ветра, в одну руку взял Розарий, в другой зажал в кулаке кольцо Маргарет. Оно было мне немного великовато и чаще всего я носил его не на пальце, но при себе. "Прими Господи душу убиенной..."
Простившись с родственниками усопшего, Себастьян уступил место работникам кладбища. Губы у него уже были с синевой, нос покраснел. Я снял с себя пальто и накинул ему на плечи без лишних слов. Он вначале чуть опешил, но отказаться от теплого укрытия не смог.
- Я бы и раньше тебе его дал, но не хотел отвлекать.
- Спасибо, куртку оставил в машине, а возвращаться неудобно было, потом пошёл дождь и поднялся ветер...
- Береги себя, ради Церкви!
- Это точно, - он чихнул, - теперь каждый из нас на вес золота, - увидев чётки в моих руках Себастьян удивился. - Не знал, что православные тоже читают Розарий! - хитрая улыбка говорила: - Что б ты ни делал, а всё ещё наш...
- Бог - един и молитвы тоже.
- Всё никак не оставишь прежние привычки? Ладно, не смущайся, я шучу, главное - это вера, что живёт в твоём сердце.
- Что ты здесь увидел интересного? - он пригляделся к надписи на плите.
- Знал её?
- Нет, но слышал, мать просила заупокойную.
- И что?
- Самоубийц не отпевают, ты же знаешь. Девушка сбросилась с моста.
- Ей помогли...
Он округлил глаза, откуда ты знаешь?
- Она сказала.
Себастьян потерял дар речи, и не знал, как реагировать.
- Мёртвые не лгут. Считаю, лучше сделать что в наших силах, а там, пусть Господь решает...
Он не знал, что ответить.
- Я за курткой, а то и ты, промокнув, замёрзнешь! - быстро прошёл по дорожке в сторону кладбищенских ворот и скрылся из виду.
Продолжив обряд, я по памяти читал положенные молитвы, святая вода с только закончившихся похорон пригодилась, мне без возражений отдали склянку, когда попросил.
Душа, приобретая всё более чёткие очертания, смотрела на меня с немым обожанием и возродившейся надеждой.
"Обратись ко Всевышнему, вспомни Кто создал тебя, это небо и землю, мир видимый и невидимый, к источнику нашего бытия и свету искупления... Любовь всесильную милосердного Бога прими и поверь!"
Чьё-то присутствие почувствовав спиной, оглянулся. Но пока гость из другого мира не желал быть увиденным, я не мог его разглядеть, а когда узнал - поразился...
- Мальчик мой, ты меня позвал и вот я здесь, - голос Маргарет, я не спутаю ни с одним другим.
Слёзы от ветра или от радости снова лицезреть дорогие черты, застилили глаза.
- За девочку не волнуйся, я её провожу. Помощь нужна тебе, - горячий поток света, отогрел мои озябшие плечи, тучи расступились и появилось солнце. - Всё никак не успокоишься? Я отведу тебя к их могилам, упрямый мальчик, только будет ли тебе легче, если вспомнишь всё?
- Не знаю, но я что-то должен понять...
- Ну, что ж, дай Бог тебе сил! Помни, что её там больше нет, да и ты стоишь, вполне живой, назад не вернуться, и того, что было, не переписать. У ограды на северном конце кладбища могила Эдуарда, а справа, через два ряда - Мирабель.
- Ты всё знаешь?!
- Мне интересна твоя жизнь, Эрик. Я не бросаю тех, кого люблю.
- Вы встретились с ним?
- Да, он рядом.
- Я так счастлив за вас!
Зашуршал гравий, кто-то приближался. Повернув голову, я увидел Себастьяна в тёплой куртке, с замотанным на шее шарфом и моим пальто в руках.
Обернувшись, ни Маргарет, ни заблудшей души, я больше не нашёл.
- Не замёрз? Всё хорошо? - заботливо спросил он. - Нужно было вместе идти, скорее бы оделся.
- У меня тут было небольшое дело.
Он вопрошающе приподнял одну бровь. Что-то ещё нашёл?
- Думаю, вместе отыщем.
- Должен тебя огорчить, смотрителя сегодня уже не будет, а искать самим можно хоть целый день, - он отпил из горлышка содержимое бутылки, обёрнутой в бумагу. - Будешь?
- Что это?
- Вода жизни* - лучшее средство для согрева. Родственники усопшего просили помянуть, сказали, что тридцатилетней выдержки!
- Спасибо, мне и так тепло.
- Ну, как знаешь...
- Пойдём! - я позвал его за собой, и в направлении, указанном Маргарет, буквально за несколько минут отыскал полустёртую надпись на покосившемся памятнике с каменным крестом.
"Жан-Эдуард Боссе 7/12/1854 - 30/12/1893 священник. "Душа взывает к Богу о милосердии" - на латыни.
Себастьян молчал в каком-то шоковом оцепенении, глядя то на меня, то на "мою" могилу.
Что испытывал я? Трудно описать словами. Видение стало явью и обрело плотность гранитного камня. Этот Жан-Эдуард живёт во мне и теперь его зовут Эрик Вишневский.
*"Вода жизни" - так, шутя, называют бретонцы яблочный самогон.
Спасибо всем, кто принимает участие и поддерживает автора!