«Очень скоро ты узнаешь, мой смышленый ребенок, что мир безумнее, чем законченный психопат. Беги, если не сумеешь пустить в ход кулаки, беги и кричи «Пожар» или «Убивают», стань более безумным, чем они, будь готов ко всему в любую минуту. Это мой тебе совет».
Летем Джонатан
КАКАЯ УМНЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
Наверное, есть люди, которые с неподдельным интересом слушают в подробностях чужие сны.
Мне чужие сны слушать трудно, только вежливость спасает рассказчика напротив… Даже если очень страшный сон. Даже если кошмарный. Все равно, сижу и думаю: скорее бы это закончилось. Скучища.
Вот и в этот раз.
Сижу, слушаю его ночные кошмары. Не просто кошмары, а…. такое только во сне же может быть, наяву – никогда. И в таких подробностях все, надо же. Может, присочинил для интереса?
Сижу, скучаю и думаю – и как только он запомнил детали? Я чаще всего только послевкусие сна помню, все остальное стирается начисто.
В общем, слушаю, или делаю вид, что слушаю, этого седовласого красивого мужчину почти восьмидесяти лет. И вдруг он, краснобай и весельчак такой, чаще всего весельчак, замолкает. Отвернулся. Пытается справиться с чувствами.
И я слышу – «какая умненькая девочка моя мама была…»
«Какая умная я оказалась, говорила мне часто мама…»
«Какая умненькая девочка у нас родилась, произнесли в момент ее рождения мои дед с бабушкой…»
Оказывается, это был не сон, нет.
Не прощу себе, что внутренне позевывая и мечтая скорее перейти к шашлыку ( мы сидели в грузинском ресторане, сорок лет почти не виделись, не могли наговориться…), не поняла, что это был не сон. Так страшно, нечеловечески страшно было узнать, что это было наяву. Поэтому – только сон! Тем более, что так плавен был переход от смешных историй к этой… Так естественнен.
…Когда-то я написала: пока сон страшнее, чем явь, жить можно.
Но почти вся история прошедшего века – это явь, которая пострашнее любого самого безумного сна будет.
И вот как-то живем… Как-то не сошли с ума. Как-то научились ловко отворачивать голову и зажмуривать крепко глаза, чтобы не думать, не думать, не думать о страшном.
Защитные механизмы психики? Несомненно. Но и наше вечное желание, вполне понятное, комфорта души, покоя, вот этого « сделайте мне красиво». Тоже понятное желание, но и сволочное при этом.
Я даже от страшилок в фильмах голову отворачиваю, а дети мои над ними только смеются, это же прикольно, это же кино, говорят. Тоже способ борьбы с внутренними страхами.
… Украина. Двадцатые годы двадцатого, самого кровавого века, по моим ощущениям, а быть может – так оно и есть, историки поправят или согласятся.
Еврейские погромы. Украина.
В принципе, можно просто взять своими чистыми руками, каждому, каждому, «Багровую книгу». Или, как ее называли, «окровавленную», обагренную кровью евреев, убиенных во время многочисленных погромов разноцветной швалью. Этой красно-белой, казацкой, бандитской пеной гражданской войны.
Взять эту книгу и прочитать. И перечитывать время от времени. Или перелистывать. И рассказывать детям и внукам.
«Багровая книга», цитата: «все эти атаманы, большого и малого калибра, бывшие петлюровские командиры и самостоятельные партизаны, и советские отщепенцы — все они объявили войну «Коммуне».
Но к ней неизменно пристегивался: «Жид».
И официальным лозунгом их стало: «Бей коммунистов и жидов».
Или: «Бей жидов, спасай Россию».
Читать, рассказывать детям и внукам, да. Потому что для них даже Великая Отечественная стала почти Куликовской битвой… Но время, на поверку, безжалостно сжато, и чем дальше – тем сжимается все больше.
И вот передо мной сидит и плачет всего лишь внук ( даже не правнук!) тех еврейских бабушек и дедушек, которые чудом выжили в очередном погроме. Всего лишь в двадцатых годах двадцатого века это было. Вчера.
Грань между «всего лишь» и «аж» едва уловимая. И с точки зрения истории, и с точки зрения одной жизни одного человека, одной истории его семьи.
Вот этот человек передо мной и рассказывает. Моя рука на его руке. Чтобы сердце не подвело от воспоминаний.
…Еврейское местечко под Подольском. Там жила большая семья его деда Менделя. Муж, жена, много детишек. Погромы стали настолько привычными, что отработаны были все движения, привычны все реакции, каждый раз обреченные. Вряд ли выжить возможно, не всегда будет везти, но попробуем.
Вон соседей убили, всю семью покрошили. Прошлый раз других соседей, сначала детей на глазах у родителей, девочек изнасиловали, обвязали проволокой колючей и катали по земле. Гоготали. Родители кричали и тоже были убиты. Наверное, раньше этого сошли с ума.
Но мы попробуем, подумал дед Мендель, и всю семью увел в привычное убежище. В погреб.
Жена должна была вот-вот родить восьмого ребенка. Только бы продержалась! Только бы сидели все тихо, как мыши. Услышат хоть звук наверху – всех найдут и уничтожат.
Но если начнет рожать? Как удержать от звериных криков боли? Как объяснить новорожденному потом, чтобы не кричал? КАК?
Только молиться, только молиться, молиться….
Но природа женская и детская оказалась сильнее молитв.
Начались роды, под шум криков наверху, воплей, выстрелов, нагаек, шашек…. Под гогот пьяных от крови и горилки бандитов. Но эти нечеловеческие звуки погрома, смерти не смогут заглушить звуки новой жизни и криков роженицы. И плача младенца глупого. Не смогут даже они.
Что же делать, лихорадочно думал отец семейства Мендель, дед моего рассказчика? Всего лишь дед, даже не прадед, так недавно это было…
С женой что делать - решил. Это если начнутся вдруг роды.
А если младенец закричит?
И тогда было принято страшное, но единственно верное в такой ситуации решение – младенца тут же умертвить. Чтобы спасти остальных многочисленных детей.
И это случилось. В разгар погрома на свет рвалась новая жизнь, не терпелось ей встретиться с этим прекрасным миром людей.
Едва у женщины начались схватки, муж воткнул ей в рот свой большой локоть. Чтобы заглушить крики. Почти заглушил.
Но легче Менделю не стало. С ужасом все ждали, что закричит скоро младенец…
И случилось чудо. Родилась девочка и…. ни звука. Вроде живая, но молчит. Даже не сопит. Дышит хотя бы? Дышит.
Муж с женой переглянулись, другие дети испуганно смотрели на новую сестренку, которая сейчас заплачет, запищит, как котенок – и всем придет конец. Они не знали о решении родителей.
Но девочка молчала.
Какая умненькая у нас родилась девочка, подумали одновременно все. Она все слышала! Все слышала и поняла! Поняла, что сейчас нельзя кричать, на крик придут убийцы. Она все поняла еще в животе у мамы, кажется. Какая же умненькая будет девочка, молча плакали дед Мендель и бабушка, мама умной девочки. Может быть, спасемся, думали они.
Но какая же девочка умненькая и разумненькая родилась у нас! Спасительница.
Потом эта девочка, мама рассказчика моего, часто повторяла – какая я умная девочка, правда? И улыбалась грустно. Потому что знала, что просто легкие у нее оказались слабенькие, еще в утробе были слабенькие. Поэтому не смогла закричать, как положено всем новорожденным. Сил не было.
Вроде бы все объяснилось достаточно прозаично. Материалистично.
Но что-то мне не дает покоя. Все думаю, что ведь не случайно. Не случайно, а по какой-то неведомой и выше нас всех воле именно у нее и именно в этот год и именно в тот страшный момент оказались слабенькие легкие…
Не постичь. Не дано. Даже пытаться не стоит. А знать надо!
Как надо знать истории других моих еврейских друзей, которые молчат, пока не спросишь. А спросила в связи с этой темой, стала вдруг спрашивать, и узнала много интересного.
Впрочем, все это, повторюсь, в «Багровой книге описано», но то книга, а то живые потомки участников тех событий.
«СТРЕЛЯЛИ В ДЕДА МОЕГО, КАК В ТИРЕ»
Рассказывает Минна Ямпольская.
Моего деда по отцу и его старшего сына убили по дороге с ярмарки, а трупы (не знаю, полуживые ещё или уже мёртвые) утопили в колодце - они ехали на телеге, лошадь пришла домой одна, а потом бабушке уже рассказали подробности. Поэтому отец вырос полусиротой, его с матерью забрала из украинской деревни Козин в Нижний Новгород старшая бездетная сестра, и в школу он пошёл только в 9 лет - до того был безграмотным, худой такой на фото, ужас…
Рассказывает Ника Варшавская.
Мой дед, мамин папа, Авраам Юкелевич Файнгерш, своё первое огнестрельное ранение получил в 1917 г, в Томашполе Винницкой области. Было ему семь лет. Когда начали громить (кстати, этот Томашпольский погром считается «несостоявшимся» - вовремя успели ввести войска), прабабушка спряталась в погребе с детьми, было их на тот момент уже 5. Дедушка был самым старшим, увидел игрушку какую-то, брошенную во дворе, и выбежал. Мама звала его, но выбежать за ним не могла. На руках грудной и остальные мальчишки.
Пьяные погромщики заметили «жиденка», стали палить, как в тире. Попали в ногу. Крови было много. Мать тут же побежала к нему с грудным на руках. Историю после ранения дедушка не рассказывал. Как спасли и почему не стали добивать… Не рассказывал… Не хотел…
Хромал всю жизнь
Я когда была маленькая, дотрагивалась до отметины на его ноге все время. Пыталась представить, как это по такому маленькому стрелять. Он тогда говорил непонятное для меня: «А какие у них радости в воскресенье. Скучно. В церковь сходить, вышиванку надеть да по жидам пострелять.» Про «вышиванку» и «церковь» мне сегодня слух режет, ибо тоже людей делит. Но из песни слова не выкинешь, так именно он говорил…
Потом уже нет. Ничего такого. Бабушкина семья жила в Енакиево на Донбассе. Там тоже такого не было. Она училась в украинской школе. Все было прекрасно. По ним прошёлся уже тридцать седьмой. Отцовские из Кобеляк под Полтавой, но они помоложе. Восемнадцатого года оба. Такого уже не было….
НИКОГДА ЕВРЕИ НЕ БЫЛИ ТАК ОДИНОКИ
Кто только не участвовал в еврейских погромах в двадцатые годы на Украине!
Революция и гражданская война беспощадно навела все прожекторы Вселенной на самое темное в человеке.
«Белые», надо сказать, тоже там отметились. Белые, которые красными были, красные, которые белыми были… Всякие. Сброд. Идейные, примкнувшие, отколовшиеся… Враг один – жиды.
Но именно «белые» нашли в себе силы признаться, что и они приложили совсем не белые, а кровавые ручки к зверствам во время погромов.
В самые тяжкие дни Белого движения руководители его приняли решение об издании «Багровой книги» Сергея Ивановича Гусева-Оренбургского. Писателя, священника.
Книга была издана в Харбине.
В 1922 г. книгу издал "Дальневосточный Еврейский Общественный Комитет помощи сиротам - жертвам погромов". Издал так, как она была написана Гусевым-Оренбургским. Без купюр и «улучшений», что сделали позже большевики, припорошив частично кровь послесловием Горького.
Итак, руководство Белого движения не боялось признаться в том, что к повсеместному массовому издевательству над беззащитным гражданским еврейским населением отдельные части Белых войск тоже причастны. Те, кто пытались издать эту книгу, понимали, что революция и гражданская война неизбежно выплескивают на поверхность человеческие отбросы.
В предисловии к переизданию книги в 1983 году в Нью-Йорке написано:
«История Украины — это, в том числе, летопись еврейских погромов. Мы знаем о свирепой Хмельнитчине середины XVII века. Мы слышали о долгой и страшной Гайдаматчине средней трети XVIII века. Многие из нас переживали погромы 1881–1882 годов. Отлично помним мы октябрьские деяния черносотенцев в 1905 году.
Но вот двадцатые годы…
Пятое по счету украинское массовое кровавое действо, — страшный кровавый разлив, оставивший за собой все ужасы протекших времен.
Никогда не падало такое количество жертв.
Никогда евреи не были так одиноки.
Никогда безысходность их положения не была так ужасающа.»
И далее:
«…Теперь ( в двадцатые годы – А.Л.) по ним, распластанным по той же украинской наковальне, ударяет не молот, не два, а все молоты, какие только работают на этой дикой и злой почве. Они бьют по ним без устали, днем и ночью, летом и зимою.
…Теперь всё проходит на наших глазах. Мы видим, правда, только часть картины, ибо другие части закрыты еще непроходимыми кордонами. Но что доступно нашим глазам и ушам, мы видим и слышим…
Мы слышим и считаем.
И скорбные результаты подсчетов могут быть только безмерно ниже действительности».
Вот уже более 60 лет «Багровая книга» захоронена в советских архивах. Считаем своим долгом выпустить эту книгу в свет, вытащить ее из архивной пыли, не изменив в ней ни строчки, ни орфографии, — с тем, чтобы слова этой БАГРОВОЙ книги въелись в память всех — евреев и неевреев.
Такие книги должны жить, потому что они предотвращают угрозу новой Катастрофы.»
…Всегда говорю – не смотрите, как поступают с вами. Смотрите, как поступают с другими. Точно так же поступят рано или поздно с вами.
Мой опыт, добытый собственной жизнью, «велосипед», конечно… Что не отменяет его.
И если спроецировать все это на гражданские и другие войны человечества, то нельзя не заметить – сначала убивают иных, других, чужих, «инаких», а потом непременно друг друга.
Брат брата.
Нужны ли еще какие-то сентенции и «выводы» к этому факту неоспоримому?
«Багровая книга». Сергей Гусев-Оренбургский.
Сидите и читайте.
Семейные истории ваших еврейских друзей.
Сидите и слушайте.
Алла Лескова